– А она, насколько я понимаю, склоняла его к бегству.

– К бегству или к чему-то другому, но склоняла однозначно.

И Леся покивала, показывая, что подслушанный ими разговор оставил в ней глубокий след. И она еще подумает о том, что ей довелось услышать.

Остаток времени подруги провели под тенью деревьев, собирая весьма вкусные яблоки, которых тут было великое множество. Потом к ним спустилась Настя.

– Как я славно выспалась после обеда, – произнесла она, потягиваясь с видимым удовольствием.

– Поздравляем.

– Очень за тебя рады.

– С этой беременностью мне все время хочется спать. А Лешка до сих пор еще спит, засоня!

И Настя тихонько рассмеялась. Как все беременные женщины, она находилась в особом благодушном состоянии. Потом она взяла из рук Леси румяное яблочко, надкусила его и, пережевывая его сочную мякоть, обвела глазами сад.

– Странно, всюду в поселке такой порядок, а в этом доме запустение.

– Люди своими огородами занимаются, чужие им ни к чему.

– А плоды на деревьях? Неужели трудно их собрать и использовать для дела?

– Наверное, своих плодов у соседей предостаточно.

Но все же и самим подругам казалось такое поведение соседей весьма странным. И в то, что этот дом изначально предназначался для гостиницы, они тоже не верили.

После исчезновения поссорившейся влюбленной парочки больше никто не побеспокоил покой друзей вплоть до того момента, пока к ним не пришли и не позвали их для церемонии ритуального очищения.

Кира с любопытством рассмотрела четырех мужчин, которые явились за ними. Все они были в белых одеждах. А возраст их колебался от двадцати до пятидесяти лет. Был ли среди этих назареев тот, кто так поспешно убежал от их сада? Понять было ничего невозможно. У двоих волосы были достаточно темными. Но все явившиеся к друзьям назареи выглядели совершенно одинаково невозмутимыми.

Самый серьезный из них сказал:

– Сначала идут женщины, потом мужчины.

Но напрасно подруги обрадовались джентльменскому отношению к ним этих мужчин.

– Отец Захария говорит, что женщины по своей сути более греховны. Примером тому служит поступок Евы, когда она соблазнила Адама в Эдемском саду. Поэтому женщинам надлежит пройти более тщательный ритуал очищения.

Ну, началось! И почему именно этот грех праматери Евы никак не могут забыть люди? Ведь никто из потомков Авеля вроде бы не имеет претензий к потомкам Каина? И вообще, были у бедного Авеля потомки или завистливый брат убил его бездетным, прямо на корню погубив весь его род?

– Хватит вам всем полоскать белье прабабушки Евы! – разозлилась Кира на назареев. – Мужчины ничуть не чище! Адам сам должен был думать, что ему делать. И вообще, если бы он не дрых сутками напролет под кустом, а делом бы занимался, то, наверное, настиг бы проклятого Змея и выгнал того из Эдема. Еву бы спас от соблазна, и сам бы мужиком себя чувствовал!

Видимо, подобные доводы никто и никогда не приводил назареям, потому что они немножко оторопели. А когда вновь обрели дар речи, самый младший пискнул:

– Молчите, грешницы! Отцу Захарии лучше знать, кто вы такие. А он говорит, что всякий раз, когда он отчитывает женщину-блудницу, он устает так, словно отчитал десяток убийц. Женщина по своей сути порочна. И в ней даже самое простое желание подобно бесовскому пламени!

Ишь ты, куда завернул! Но Кира затеяла этот диалог исключительно с целью услышать голоса всех назареев. А те двое, которые были постарше, и которые поэтому интересовали ее сильней всего, потому что по возрасту подходили в подозреваемые, как назло молчали, словно воды в рот набрав.

Баня, куда препроводили подруг с почетом и даже некоторым триумфом, действительно превосходила все их ожидания. Нет, конечно, тут не было ни мрамора, ни изразцов, но тут имелось все необходимое, чтобы человеческое тело получило полное отдохновение.

Для начала подруги хорошенько пропарились, лежа на нагретых до приятной температуры камнях, потом они перешли в парную пожарче, а оттуда в еще одну, так жарко натопленную, что им вскоре стало казаться, что кожа у них вся вот-вот полопается.

– Теперь я понимаю, что чувствует индейка, когда ее жарят ко Дню благодарения.

– Птичке не больно, она уже мертвая.

– Но мы-то с тобой еще живые.

Настя грелась, а потом омывалась вместе с ними. Лицо у нее при этом было какое-то блаженное. И выходя из бани, она призналась подругам:

– Знаете, мне вроде бы и впрямь полегчало. Пока меня эти женщины мыли, я все время представляла, как прошлая жизнь, грехи, обиды, все это стекает с меня.

Настю отвлекли две женщины, которые служили при бане. А Леся улучила минутку, чтобы шепнуть Кире:

– Ну, старик может радоваться. Нашел себе невестку по вкусу.

– Может быть, в этом что-то есть? Я тоже чувствую какую-то легкость во всем теле.

– Теперь и ты туда же?

Однако баня – это было только начало пути очищения всей компании. Пока подруги пили травяные чаи, их мужчины тоже вымылись и переоделись в специальные ритуальные одежды, свидетельствующие о степени их чистоты.

Дальше им выдали повязки на глаза, которые не позволяли видеть ничего, кроме своих ног. Затем каждого бережно взяли под руки и куда-то повели. Возможно, Лешка, который прожил в Зубовке все свое детство и юность, имел хоть какое-то представление о том, куда они направляются, но подруги были лишены даже этого утешения.

– Как ты думаешь, что с нами будут делать?

Оказалось, ничего страшного. Их заставили опять омыть лицо, руки, а потом и ноги в специальной медной чаше. Причем воду каждый раз наливали свежую, да еще и троекратно споласкивали чашу после каждого омовения, читая очистительную молитву. Поэтому на все это у служителей ушло довольно много времени. Но судя по голосам собравшихся на церемонию обитателей поселка, недовольных среди них не было.

Однако лишь часть церемонии очищения можно было так или иначе наблюдать зрителям. Самая сокровенная ее часть должна была произойти наедине со старцем Захарием, отцом Лешки. Только он мог прочитать положенные молитвы, а потом сказать, помог ритуал или кому-то требуется еще дополнительное очищение. Для этого их по одному ввели в дом, скорее всего, тот самый молельный дом, на который вчера им даже не разрешили хорошенько взглянуть. Видимо, теперь они были уже достаточно чисты для того, чтобы даже посидеть тут.

Повязки с глаз им до сих пор так и не сняли, так что видимость у всех была самая минимальная. Но судя по всему все они находились тут. И кроме них здесь было еще двое назареев, которые просто стояли по обеим сторонам от двери. Так в молчании шло время. Наконец, даже назареи начали переминаться с ноги на ногу и едва слышно вздыхать.

И тогда Лешка произнес:

– Ребята, чего ждем? Где отец?

– Он у себя.

– Так скажите, что мы тут.

– Он знает.

Но и после этого диалога ничего не произошло. Прошло еще минут десять, и тогда Кира внезапно встала, сняла с глаз повязку и воскликнула:

– Знаете, ребята, это становится уже неприличным! Мы потратили на этот ритуал без малого три часа. И если в бане было еще забавно, то теперь я хочу есть, по ногам мне сквозит, а сидеть здесь в молчании, ожидая невесть чего, я не хочу!

Один из назареев показал рукой на горящее в фонаре белое пламя.

– Отец Захария занят.

– Занят он! – возмутилась Кира. – А у нас, можно подумать, других дел нет, как тут сидеть и ждать!

И она закричала во весь голос:

– Господин Захария, выходите! Делайте, что там положено, если вы хотите, чтобы завтра все-таки состоялась свадьба вашего сына!

Назареи окаменели от ужаса. В их глазах плескалось отчаяние.

– Сестра, ты губишь надежду на свое спасение.

– Зато не трачу время на ерунду!

Но и после выступления Киры никаких изменений не произошло. Дверь в комнату отца Захария осталась закрытой. И ни единого звука из-за нее так и не донеслось. Однако демарш Киры послужил сигналом для остальных. Все по очереди сняли повязки с глаз. Настя сделала это последней. Выглядела она какой-то растерянной и даже обиженной.