— Что ты говоришь! — всполошенно ответила моя мама.

— У меня ордер на руках. — Она плакала. Мама обняла ее и тоже заплакала, а мы с Аминой стояли истуканами и боялись глянуть друг на друга. Наконец, наши мамы рассмеялись.

— Я думала, мы вечно будем жить вместе, — сказала моя мама. — Но я так рада! Когда же вы переезжаете?

— Завтра.

Мама опять заплакала и вдруг сказала:

— Не забудьте взять в новый дом кошку.

Но съехали они в тот же день вечером. Подъехала грузовая машина, дядя Харис стремительно вошел во двор и резким голосом сказал, чтобы быстрей грузились.

Амина держала в руках пушистую кошку.

— Вы пойдете пешком, — сказал дядя Харис. — Да пошевеливайтесь! Кошку брось, дрянная кошка.

Кошка скакнула из рук Амины и убежала в огород.

— Харис, — сказала мама, — кошка очень хорошая. — Она воинственно помолчала, тот не отзывался, — Что ж, прощай, Харис.

Тот осклабился:

— Прощай, прощай. Ну, тронулись. Эй, шантрапа, городки взяли?

— Взяли, взяли! — загундосили дикарики. Они сидели в кузове среди шкафов и чемоданов и вертели в руках толстенные биты.

Бабушка Бедер растерянно смотрела вслед уходящему грузовику. Амина взяла ее за руку и потянула к скамейке.

— За нами приедет Риза, — сказала тетя Марва.

— Он не взял в машину больную девочку, — прошептала моя мама.

— Нет, нет и еще раз нет! — сказала мама. — Пока я жива, не позволю дочери калечить ее судьбу. Тебе только семнадцать, у тебя нет ни образования, ни профессии… через два года ты превратишься в стряпуху, няньку… нет!

Дедушка тряс худосочной бородкой и чайною ложкой проносил ко рту жидкую кашицу: ничего другого он уже не мог есть.

Динка угрюмо отвечала:

— Но ты не можешь нам помешать. Да и поздно…

— Что, что поздно? Я собственными руками… — Она вдруг потерянно развела руками. Действительно, что она хотела сказать? Что она могла? — Ну, хорошо, — сказала она. — Зови Марселя.

— Не знаю, что ты подумала, — сказала Динка, — я просто хотела сказать — мне пора уже самой решать.

— Зови Марселя, — повторила мама.

Когда пришел Марсель, она увела его в другую комнату и плотно притворила за собой дверь. Пробыли они там полчаса. Уходя, Марсель даже не поглядел на нас. За ним побежала Динка. Мама села напротив дедушки.

— Я сказала, что согласна на их свадьбу. Но прежде он должен приобрести какую-нибудь профессию, ведь монтер это не профессия. Он согласился поучиться у Заки. Честное слово, портной неплохая профессия. Он сможет работать в модном ателье в любом городе.

— Ас братом ты поговорила? — спросил дедушка.

— Заки не откажет. — И мама решительно поднялась. — Я иду к нему. Да, — она наморщила лоб, — мы с Диной, пожалуй, съездим в Оренбург. Ей не помешает проветрить мозги.

Она ушла. Я поглядел на дедушкину бородку с налипшей толокняной кашей и мне захотелось уйти куда-нибудь.

За рядком одноэтажных домиков, убаюканных старческим шелестом акаций, поднимались два пятиэтажных дома, построенных недавно дизельным заводом. В одном из них жила Амина. Я увидел ее издалека, она стояла сперва на ступеньках подъезда, затем сошла на площадку и присела возле песочницы. И все это время не отрываясь смотрела, как я иду.

— Я тебя увидела из окна, — сказала она. — И сразу подумала, что ты идешь к нам посмотреть малыша.

Я взял ее за руку и подул на запястье, смуглое и пушистое, как абрикос.

— Такой крохотный, но уже здорово ко мне привык, — продолжала Амина.

— Потому что ты с ним все время возишься.

— Он очень любит, когда ему поют.

— Зато дядя Харис не любит, когда ты поешь.

— Кто тебе сказал?

— Твоя бабушка.

Амина не ответила.

— Динка с Марселем скоро поженятся, — сказал я.

— Тетя Асма согласна?

— Все равно они поженятся. И смогут уехать куда захотят.

— Я бы увезла с собой бабушку, — сказала Амина.

— А маму?

— Маму? — голос у нее дрогнул, но она не заплакала. Я прикоснулся пальцем к ее виску, к синей жалобно пульсирующей жилке. Она взяла мою ладонь и насыпала в нее песку — он тускло потек из моей ладони…

— А мы чуть было не поехали в Москву, — сказала она. — Ты не бывал в Москве?

— А зачем вы собирались в Москву? В консерваторию?

— В клинику. У нас и деньги были. Но теперь уже на будущий год, когда малыш подрастет. Мы и малыша возьмем.

— Я, пожалуй, тоже с вами поеду.

— Если тебе разрешат.

— Плевать я хотел! А что бы ты сказала, — я стал смеяться, — а что бы ты сказала, если бы я стал портным?

— Портным? — Она тоже стала смеяться. — Портными бывают только старики.

— Это правда, — согласился я с каким-то злорадством. — А Марсель, представь себе, будет учиться портняжить у дяди Заки. Храбрый портняжка, ха-ха!

— Какой ты злой.

— Когда я был маленький… — А мне действительно казалось, что год назад я был маленький. — Когда я был маленький, — выдумывал я, — то разговаривал с Тамаркой и все-все, что я хотел сказать тебе, я говорил ей.

— А что ты ей говорил?

— Ну, я признавался ей в любви.

— Тамарке — в любви? — с притворным ужасом воскликнула она. — Расскажи, расскажи мне все!

— Я даже назвал ее белым ангелом.

— Фи, — сказала она, — как глупо! Она, между прочим, ни одному мальчишке не нравилась. И училась через пень колоду.

— А ты откуда знаешь?

— Мы учились в одном классе. А сейчас она уехала. У нее погиб отец.

Я молчал и рассеянно пересыпал песок из ладони в ладонь.

— О чем ты думаешь? — спросила Амина.

Не знаю. Наверно, я думал о том, что смерть близких меняет судьбу человека. По крайней мере он куда-нибудь переезжает. Но вот у меня умерла бабушка, а ничего еще не изменилось.

Почему Марсель так легко согласился на предложение моей матери? Ведь, собственно, победа уже была за ним — им с Динкой оставалось только выбрать ночь потемней и бежать. Стало быть, добиваясь Динки, он выбрал путь полегче?

Словом, пока что он обретался у дяди Заки и, по словам моей мамы, старательно приобщался к портняжному ремеслу. Свой домик он заколотил и к нам тоже не являлся.

А мама, разделавшись со своими заботами, то есть уверившись окончательно, что дышащий на ладан дедушка не женится, а Динка поприудержит прыть и не выскочит замуж, собралась в Оренбург. Ее подруга, с которой они когда-то учились в техникуме, настойчиво ее звала.

Она уехала в Оренбург, а через два дня вызвала туда телеграммой Динку. Они пробыли там неделю и вернулись взбодренные, посвежевшие и как-то загадочно поглупевшие. Никогда прежде не выезжавшая за пределы города, Динка точно ошалела от счастья и непрестанно похихикивала. В день их приезда явился дядя Заки.

— Почему вы решили, что ему нравится быть портным? — спросил он маму.

Мама спокойно пожала плечами:

— Я думала, что это ремесло ничем не хуже другого.

— Он ушел от меня.

— Ушел? — Глаза у мамы заблестели. — Куда он ушел?

— Я думал, куда он мог уйти, если не к вам.

Тут некстати хихикнула Динка:

— Как это глупо, современный юноша — и вдруг портной.

Дядя Заки обиделся:

— В конце концов, это не я придумал. Ведь не мне же пришло в голову поскорей отделаться от парня.

И тут меня как осенило: да ведь мама решила просто сбыть Марселя с рук и беспардонно перепоручила своему брату, что в свою очередь серьезно повредило их новым отношениям, которые искренно и пылко старалась наладить моя мама.

Дядя Заки молча поднялся и направился к двери. На пороге он обернулся.

— Не надо играть судьбой человека, сестра.

Мама подбежала к нему и, взяв его за руку, вернула к столу.

— Пожалуй, я поступила опрометчиво. Господи, когда у тебя трое почти взрослых Детей… у меня голова кругом! Представь себе — надеюсь, ты не будешь об этом рассказывать каждому прохожему, — моя дуреха заладила: выхожу замуж. За Марселя! И тот, и другой без образования, без профессии. Разве монтер это профессия? Видит бог, я не хотела от него избавляться. Наоборот, я хотела его приблизить к нам.