Он не стал посвящать копа в свои дела, не стал рассказывать про Теоретика. Какой в этом смысл? Тони сам должен разделаться с ним.

И он доберется до этого ублюдка и пригвоздит его яйца к дереву, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь!

Зазвонил телефон. Тони снял трубку.

— Да? — немного настороженно отозвался он.

— Тони, ты пролетел, — печально произнес тихий, ласковый голос. — А ведь я тебя предупреждал.

— Но мы вернули деньги! — Тони взволнованно теребил свои усики.

— Не все. Не все деньги, Тони. На четыреста кусков меньше.

Откуда он так быстро обо всем узнал?

— Мы разделались с этими ублюдками, — сказа Тони.

— И тоже не со всеми. А Теоретик?

— Откуда вы… Его я тоже достану! Клянусь могилой моей матери!

— Мы уже все решили, Тони. Мы переведем тебя в какое-нибудь другое место. Не волнуйся, это будет хорошее местечко. Я еще не изменил своего мнения о тебе и считаю тебя отличным парнем. Хоть ты и оказался в обломе…

Тони обозлился. Он понимал, что спорить, возражать, что-то доказывать — только даром тратить время и силы. Коли решение принято, его ничто не может изменить. Но независимо от того, куда ему придется уехать, он все равно достанет Теоретика и пришьет его! Если они вдвоем с Мэнни займутся поисками, то непременно разыщут его, из-под земли достанут!

Тихий голос заговорил снова:

— Дело в том. Тони, что мы собираемся обосноваться в Вегасе надолго и намерены вести дела в соответствии с законом. С рэкетом и подобной деятельностью покончено. А у тебя не слишком подходящий имидж, Тони. У нас есть другие кандидаты, вполне подходящие для легальных операций. Они принесут нам большую пользу…

— Мэнни поедет со мной, не так ли?

— Нет, Тони, — ответил тихий голос. — Мэнни останется в Лас-Вегасе.

Мэйджорс стоял за кулисами, курил сигару и слушал последнюю в сегодняшнем шоу песню Линды.

Она закончила петь и сошла со сцены под жидкие аплодисменты. Неожиданная отмена выступлений Джей Ди Фэлкона привела к тому, что зал сегодня был заполнен лишь наполовину.

Линда пробежала мимо Мэйджорса не останавливаясь, отмахнулась даже от протянутого, как обычно, полотенца.

Мэйджорс поспешил за ней.

— Эй, детка, поужинаем сегодня? — Он поймал ее за руку.

— Нет! — Линда повернула к нему мокрое от слез лицо.

— Что такое? Ну-ка прекрати! Все не так уж и плохо!

— Не плохо? Да это же полный провал! Школьные соревнования по волейболу собрали бы больше зрителей и вызвали бы в них больше энтузиазма.

— Ну да, возникли некоторые трудности, шероховатости. Но ведь этого можно было ожидать. — Они шли в ее гримерку, и Мэйджорс старался шагать с ней в ногу. — Мы срочно вызвали другого комика из Голливуда для завтрашнего ночного шоу. Он, конечно, не такой знаменитый, как Фэлкон, но, насколько я знаю, это веселый парень, полный желания работать. С ним будет легко сработаться.

— Легко сработаться! — Линда свирепо зыркнула на Брента. — По-моему, я поняла, почему ты вышвырнул Фэлкона из шоу. Ревность, примитивная ревность самца!

— Ревность? Детка, брось! Что за ерунда! Ревновать к этому уроду? — Он попытался обратить все в шутку, но не удержался и добавил:

— Ты же сказала, что не спала с ним.

— Вот видишь? — Линда резко засмеялась. Она зашла в свою гримерную и захлопнула дверь прямо перед носом у Мэйджорса, потом открыла ее. — Давай, заходи!

Она села за туалетный столик и принялась снимать грим.

— Когда я предложил тебе стать звездой нашего шоу, ты была обеими руками «за», — сказал Мэйджорс. Он говорил и безостановочно расхаживал по комнате.

— Естественно. А кто же откажется? Но ты посмотри на вещи реально, Брент. Я пока не готова. Я не могу вытащить все представление на своих плечах.

Не в состоянии.

— Да ты же поешь лучше других клубных исполнителей. По крайней мере лучше большинства из них.

— Верно, пою я неплохо, даже лучше, чем просто хорошо. Но одного этого умения мало, ты сам понимаешь, Брент.

— Ладно… ты вполне сможешь продержаться несколько дней, пока не подготовим еще один номер.

Это тебе не повредит. Линда… — Он тронул ее за плечо и повернул к себе лицом. — Не уезжай из Вегаса.

Выходи за меня замуж и оставайся здесь.

Ее лицо смягчилось.

— Милый мой! — Она погладила его по щеке кончиками пальцев. — Нет. Спасибо за предложение, но нет.

— Мне казалось, ты любишь меня.

— Да, я очень сильно тебя люблю.

— Тогда почему? — Он пытался понять ее. — Из-за… разницы в цвете кожи?

— Брент, любимый, мы же с тобой совсем разные люди. — Она дразнила его своей нежной улыбкой. — Дело, конечно, частично и в цвете кожи. Я черная, ты белый. Такой брак влечет за собой множество проблем, дорогой, поверь мне. Но главное препятствие — это моя карьера. — На ее лбу появилась упрямая складочка. — Любовь, секс, мужчины, замужество и семейная жизнь — все это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Знаю, знаю! Ты хочешь сказать, что не станешь мешать мне, не будешь стоять у меня на пути. Но ведь наступит время и мне нужно будет отправляться в дорогу. И я не стану сомневаться ни минуты. И тогда тебе будет очень больно. А если все оставим как есть, я уеду, но потом вернусь. Шоу-бизнес вращается, как колесо, вокруг Стрипа. Я люблю тебя, Брент. Других мужчин для меня в данный момент просто не существует. Сомневаюсь, что смогу испытывать подобные чувства к кому-нибудь другому. Вряд ли я переживу столь чудесные минуты еще раз. Я непременно вернусь. Через месяц, через год.

Мэйджорс смотрел на нее, ощущая страшное разочарование. Все его надежды рухнули. Он знал, какой упрямой и настойчивой может быть Линда. Если он станет настаивать, она только утвердится в своем решении, застынет, как цемент, либо вспылит, разозлится, и они просто-напросто поссорятся.

— Ну хорошо, в этом раунде ты победила. Жаль, что ты не сможешь сегодня поужинать со мной. — Брент собрался уходить.

— Ты что-то сказал про ужин? — Линда повернулась на стуле. — Милый! Я уж думала, ты меня никогда больше не пригласишь!

— Да?

— Почему бы тебе не пойти пока вперед и все подготовить? Я поднимусь наверх сразу, как только приму душ и переоденусь.

Сэм проснулся незадолго до рассвета. В поле его зрения не было часов, но он просто почувствовал, что скоро встанет солнце. В больничной палате стояла тишина, трое других пациентов крепко спали. В боку еще сидела тупая, ноющая боль.

Первое, что он увидел, когда вчера днем пришел в себя, было склонившееся над ним личико Дебби Грин.

Какие-то другие люди смутно маячили вдалеке, но ее лицо он видел четко и ясно.

— Я люблю тебя, Сэм Хастингс, — горячо прошептала она, низко наклонившись над ним. — И у тебя все будет хорошо.

— Я тоже люблю тебя. — Вспомнив что-то, он попытался отрицательно помотать головой. — Но не все будет хорошо, не все, далеко не все.

— Нет! Никто ничего не знает! Понимаешь? Только я. Все остальные убиты, я только что слышала. И тебе придется держать рот на замке, а не то я просто зашью его.

— Дебби, как ты не понимаешь! Погиб охранник.

Я виноват в не меньшей степени, чем все остальные.

— Ты никак не мог помешать. И вообще, ты даже не приближался к этому броневику.

— Не важно. Закон…

— Закон?! Какое мне до него дело?

— К тому же деньги…

— Большую часть денег удалось вернуть. Да ведь ты сам говорил, они принадлежат синдикату, или мафии, не важно, как их назвать. И какой смысл бить себя кулаком в грудь и кричать о своей вине? Кому от этого станет лучше? Зачем тебе добровольно идти в тюрьму?

— Я больше не смогу работать в «Клондайке». Никогда.

— А кто говорит, что тебе непременно нужно туда возвращаться? Сэм… ты спас мне жизнь, ты уничтожил главаря бандитов. Разве этого мало, чтобы искупить вину? — Она улыбнулась. — Знаешь, все считают тебя героем. Немного безрассудным и рисковым, но героем.