Чарли Флиндерс посмотрел на Слейтера, тот кивком указал на колоду. Флиндерс сдал по последней карте.

Томпсону досталась пятерка. Уголок рта Слейтера опять дернулся. Этот мелкий ублюдок наверняка блефует!

Или нет?

Флиндерс аккуратно выровнял карты в колода и положил ее перед собой, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.

— Валет начинает.

Губы Слейтера превратились в тонкую линию.

— Ну хорошо, по пять тысяч, и открываемся.

Он метнул взгляд на Томпсона и бросил в банк деньги. Рот опять задергался.

— Боже мой, — пробормотал Билли Рэй и закатил глаза. Он скрючил пальцы на ногах под столом и изобразил на лице страдание. — Как я не люблю, когда меня размазывают по столу!

В комнате воцарилась мертвая тишина. Билли Рэй чувствовал, что взгляды всех присутствующих устремлены на него. Девица, которой он все подмигивал, смотрела на него огромными круглыми глазами, полуоткрыв рот. Уорд Слейтер был похож на старого опоссума, забившегося в нору и высунувшего наружу лишь черный нос.

— Играю, — сказал Билли Рэй уже уверенным тоном и шлепнул пачку денег об стол, — и поднимаю ставку… — Он бросил взгляд на соперника. И очень вовремя, потому что успел заметить тень удивления на лице Уорда Слейтера. — Еще десять штук.

По толпе пронесся вздох, прошелестела волна шепота.

Билли Рэй добавил свои десять тысяч в банк.

Кто-то из зрителей сказал:

— Похоже, он получил-таки свою семерку.

Слейтер закашлялся и с трудом перевел дыхание.

Он смотрел в свои карты, кусал губы, и тик у него то возникал, то проходил. Он вперил тяжелый взгляд в лежащую перед Томпсоном тройку. Затем набрал в грудь побольше воздуха, отсчитал десять тысяч, улыбнулся и положил их в банк.

— Нет у вас никакого стрита, Томпсон, — прищурился Слейтер. — Поднимаю еще на пять тысяч.

Билли Рэй схватился за сердце.

— Вы меня уморить хотите…

По толпе пробежал хохоток. Откуда-то послышался хриплый шепот:

— Три валета выше, чем три тройки.

Билли Рэй отсчитал трясущейся рукой пять тысяч и добавил их к огромной горе долларов посередине стола. Он шумно дышал и закатывал глаза. Конечно, все эти фокусы не помогут, если у тощего паршивца хорошие карты.

— Я… п-поднимаю еще н-на десять тысяч.

Слейтер побледнел. Вне всякого сомнения. Он стал белым, как привидение, а глаза его чуть не вылезали из орбит.

— Десять?.. — проквакал Слейтер и в изумлении откинулся назад.

— Говорю же, у меня стрит, — ответил Билли Рэй.

Слейтер перебирал пальцами свои деньги и изо всех сил старался сделать бесстрастное лицо. Рот у него опять задергался, перестал, потом снова задергался и снова перестал. Вопрос, терзавший его мозг, был написан у него на лице: неужели Томпсон выиграл?

Три тройки. Блефует этот гаденыш или нет?

— Я… — начал было Слейтер и умолк. Потом стал откашливаться, прочищая горло.

— Десять тысяч к вам, — напомнил Чарли Флиндерс.

Слейтер принял решение. Он посмотрел на сидящих за столом, внес в банк полагающиеся десять тысяч и сказал:

— Сдаюсь.

Билли Рэй торжествовал. Слейтер испугался, и напрасно. Значит, он, Билли Рэй, выиграл!

— У меня всего лишь три маленькие троечки, — улыбнулся он и выложил карты перед собой.

Слейтер чуть не лишился сознания. Его челюсти клацнули, и скрежет зубов услышали все в затихшем зале. Он швырнул карты на стол.

— Банк ваш, мистер Томпсон, — раздался голос Чарли Флиндерса.

За время работы в «Клондайке» Сэм Хастингс имел Многочисленные романы и любовные приключения, покорил немало женщин. Но при этом старался избегать замужних дам. По крайней мере не связывался с замужними дамами, если их сопровождали мужья. И вот теперь увлекся женщиной, которая не просто приехала сюда с мужем, но проводит здесь с ним медовый месяц. А хуже всего, с его точки зрения, было то, что из этого приключения начинало вырисовываться нечто большее, чем обычная интрижка.

Как будто ему больше не о чем думать, особенно сейчас!

Сэм никогда не заблуждался насчет женщин и умел отлично разбираться в их чувствах. Он понял, что разбудил в Дебби Грин довольно сильное влечение, как эмоциональное, так и сексуальное. Это было одновременно и хорошо, и плохо. Покорить ее не составит труда, но последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Неудавшийся брак, развод никогда не казались Сэму криминальными, особенно если отношения зашли в тупик и если не страдают дети.

Он считал безнравственным и глупым для мужчины и женщины оставаться вместе, если не складывается семейная жизнь.

Только это и подтолкнуло его к окончательному решению пригласить Дебби на свидание.

За ужином в ресторане «Клондайка» Дебби была веселой и оживленной, глаза ее блестели и словно излучали тепло. Хорошенькая, будто куколка! Голубые брючки плотно обтягивали ее ладную фигурку, как перчатка руку хирурга. Казалось, она забыла о своем отчаянии и, если хоть раз вспомнила за это время о муже, не показала этого.

За ужином они рассказывали друг другу, о себе.

Сэм поведал о том, как служил в полиции Лос-Анджелеса, как познакомился с Брентом Мэйджорсом и как тот пригласил его в Лас-Вегас начальником службы безопасности «Клондайка», когда сам стал управляющим.

Сэм рассказал еще несколько интересных историй из своей практики, кое-какие страшные или забавные случаи. Ему нравилось, как Дебби слушает и смотрит огромными глазами прямо ему в лицо. Приятно было видеть, как она смеется над шутками, запрокидывая голову, и ее славное личико светится непритворной радостью.

А Дебби рассказала ему о своем детстве, о том, как выросла на маленькой ферме неподалеку от Канзас-Сити. Сэм, в полном смысле дитя большого города, знал, что подобные истории, с небольшими вариациями, можно услышать от многих американцев, выросших на просторах Среднего Запада. Но история Дебби почему-то показалась ему особенно интересной и захватывающей. Полицейские в большом городе частенько с тоской подумывали, бывало и вслух, о спокойной и тихой, размеренной и безмятежной жизни и мечтали укрыться где-нибудь на ранчо или небольшой ферме и разводить цыплят.

А ему понравилась бы тихая жизнь в сельской глуши? Смог бы он поселиться на ферме с женой, похожей на Дебби? Или уже через месяц полез бы на стену от скуки? Сэм вдруг ощутил щемящую тоску и страстное, едва одолимое желание немедленно очутиться в деревне, которое, конечно, выглядело смешным и нелепым, потому что он в жизни не бывал на ферме.

Да и никто из его родственников, насколько ему известно, не был связан с землей.

Он отметил про себя, что ни разу в рассказе Дебби не промелькнуло упоминания о том, как она познакомилась с Полом Грином.

Ужин доставил удовольствие обоим (Сэм считал, что в «Клондайке» лучшая кухня изо всех казино Стрипа) и завершился двумя рюмками бренди.

Сэм поднял свою и многозначительно произнес:

— Предлагаю тост, Дебби. За нас!

Ее безмятежное настроение мигом улетучилось, и на лице застыло изумленно-испуганное выражение.

— О, Сэм!

— По-моему, пришло время поговорить откровенно, Дебби. Тебе так не кажется?

— Я… наверное… может быть… — Она отвела взгляд.

— Ты можешь не говорить мне про своего мужа.

И слепому ясно, что ваша семейная жизнь не получается, — он глотнул бренди, — а в моей жизни, признаюсь, было много других женщин. Очень много женщин, Дебби. Я не хочу тебя обманывать, дорогая, потому говорю начистоту. Но ты первая… ты единственная… ты меня интересуешь всерьез, по-настоящему. Ты должна знать об этом.

Она смущенно и нерешительно подняла глаза.

— Да, мне казалось… я надеялась… О! — Дебби закрыла ладошкой рот.

— Дебби, мы взрослые люди. — Он протянул через стол руку и накрыл ладонью ее кисть. — Здесь, в гостинице, у меня есть комната. Конечно, номер не такой роскошный, как ваши апартаменты для новобрачных… — говорил он нарочито грубо, ':