На столе Мэйджорса зажужжал вызов внутренней связи. Он щелкнул выключателем.
— Слушаю, мисс Доннел.
— Здесь вас спрашивают, мистер Мэйджорс, — раздался голос Джун Доннел. Она досталась Бренту в наследство от предшественника — сорокалетняя старая дева в огромных очках в роговой оправе. Голос ее в те моменты, когда она была раздражена, а это случалось довольно часто, напоминал то ли жалобный вой, толи хныканье. Но при всем при этом мисс Доннел была превосходным секретарем. — Тут один наш гость утверждает, что вы хотели его видеть. Он назвал свое имя: Эндрю Страдвик. Говорит, что вы можете помнить его как полковника.
— Пропустите его, мисс Доннел.
Мэйджорс закурил тонкую сигару и, откинувшись в кресле, приготовился к встрече.
Дверь открылась и закрылась, и Эндрю Страдвик вошел в кабинет, такой же прямой, как и прежде, с несколько неопределенной улыбочкой на лице. Мэйджорс решил, что он уже изрядно набрался джина.
Прошедшей ночью управляющий порасспрашивал барменов и узнал, что Стйадвик тянул джин практически непрерывно.
— Полковник! — Брент поднялся и протянул руку через стол. — Давно не виделись.
Рукопожатие у Страдвика было крепким, улыбка — обаятельной. Именно таким его и помнил Мэйджорс.
— Не так уж и давно, юноша. Восемь лет не такой уж большой срок для старика. По-моему, мы встречались в Лос-Анджелесе, точно. Вы служили в департаменте полиции.
— Отряд по борьбе с мошенничеством. — Мэйджорс жестом указал на одно из кожаных кресел. Полковник сел, оберегая стрелки на тщательно отутюженных брюках. — Вы тогда устроили в Вестлэйк-парке сбор пожертвований в фонд помощи юным гениям.
— А вы поймали меня, и это стоило мне двух лет в кутузке — двух бесценных лет жизни.
— Прошу прощения, полковник, — усмехнулся Мэйджорс, — служба. Значит, ваше положение пошатнулось?
— Человек должен платить за свой хлеб. Но в некотором смысле действительно дела пошли хуже, не стану отрицать. — Улыбка полковника стала печальной. Но он собрался, высоко поднял голову и настороженно, словно птица, посмотрел на управляющего. — Чему обязан этим приглашением, мистер Мэйджорс? Ваш охранник сообщил, что вы желаете встретиться со мной.
— Обыкновенному любопытству, полковник. Я увидел вас в казино вчера вечером и удивился. Не могу понять, что вы здесь делаете.
— Вы предлагаете здесь свой товар. Разве я не могу приехать к вам, чтобы подобрать что-нибудь для себя подходящее?
— Вы играете? Полковник! Не смешите меня! Я на двести процентов уверен, что вы считаете все эти развлечения игрушками для недоумков. Должно быть еще нечто весьма привлекательное.
— Вы правы, — согласился полковник, — я действительно считаю, что азартные игры созданы исключительно для простаков. У меня здесь новое дело, молодой человек. Теперь я продаю систему. Конечно, тем, кому она необходима.
— Систему? Как обыграть казино? — Мэйджорс откинулся назад и захохотал. Правда, быстро умолк, увидев выражение лица собеседника.
Похоже, полковника всерьез задели эти откровенные насмешки.
— Нет ничего недостойного или незаконного, молодой человек, в том, что я продаю системы, — оскорбленным тоном заявил он. — Их используют многие игроки. Многие верят в них.
— Точно. Но ни один из них не заслужил того, чтобы его водили за нос.
— Играть по моей системе ничем не хуже, чем по любой другой или вообще как угодно. Если уж человеку так приспичило играть. А если он проиграет, то может во всем обвинить систему, а не свое собственное неумение или невезение. За это стоит заплатить.
— И какой же из них вы тут промышляете?
— Я продаю систему Алемберта. Вам она знакома?
— Да, конечно. Полагаю, такая же надежная, как и все остальные. Один из вариантов метода удвоения ставок.
— Гораздо более надежная. Если игрок от души поверит в нее и будет делать ставки по намеченному плану, он выиграет. Возможно, не очень много, но, во всяком случае, больше, чем проиграет. Так что в ней плохого, Брент? У азартных людей есть слабость — страсть к игре. А моя система помогает им не пропасть.
Мэйджорс внутренне содрогнулся, услышав просительные нотки в голосе Страдвика. Он наклонился вперед и заговорил тоном, не допускающим обсуждений и объяснений:
— Ладно, полковник Поступим таким образом.
Пока все будет нормально, пока наши клиенты будут довольны, я вас не стану трогать. Но если хотя бы один человек пожалуется — всего один, слышите? — вам плохо придется. Я лично прослежу, чтобы вас ни в одном казино и на порог не пускали. Все понятно?
У полковника словно камень с души свалился.
— Конечно, Брент, все предельно ясно, — улыбнулся он с явным облегчением.
Они опять пожали друг другу руки, и Страдвик с достоинством удалился.
Мэйджорс затушил сигару.
До чего может опуститься человек! Какая деградация! Какое унижение! Ведь когда-то полковник был весьма ловким и удачливым мошенником! А теперь вынужден продавать системы, чтобы заработать несколько жалких центов!
Мэйджорс проработал в лос-анджелесском отряде по борьбе с мошенничеством недолго, но успел узнать достаточно много о тех выдающихся личностях, которыми славится новейшая криминальная история.
Самые именитые вызывали у него тайное восхищение. Он считал это проявлением романтических черт своей натуры. Эти люди казались ему чрезвычайно привлекательными, умными, независимыми, осколками старых времен, не признающими законов. Их жизнь зависит только от смелости, дерзости, изобретательности и мастерства. А жертвы… ну, за исключением пожилых людей и пенсионеров, жертвы заслуживали и даже напрашивались, чтобы их обдурили, надули, облапошили. Их одолевала жадность.
Не будь ее, ни один мошенник, даже самый ловкий и умный, ничего не смог бы сделать.
Мэйджорс вздохнул, отогнал мысли о полковнике подальше и вернулся к своим бумагам. Надо поскорее покончить с этой работой. Четырехдневный покерный турнир начинается сегодня вечером и должен завершиться в понедельник, в День труда. Надо еще встретиться с Билли Рэем Томпсоном и другими игроками и обговорить основные правила.
— Бабки отдал? — Энтони Ринальди изучал тлеющий кончик своей сигареты. — Я имею в виду, отдал по-тихому, не раззвенел на всю южную часть города?
— Какого черта, Тони? Ты что, не знаешь меня? — возмутился Мэнни Перино, низенький, плешивый, похожий на продавца жвачки в привокзальном ларьке.
— Знаю, знаю, недомерок. Рассказывай, как было дело.
— Слушай, сначала он ничего не просек. Ну, не догонял, и все. Мне пришлось целый час из кожи вон лезть, разжевывать, раскладывать по полочкам, расписывать подробно и терпеливо каждый момент, пока до него дошло.
Тони хрюкнул и проворчал:
— Но он так и не купился?
— Не-а, не купился.
Тони снова хрюкнул и нахмурился. На нем был отличный костюм (еще бы не отличный, Тони тратил на портных изрядную сумму!), и он был красив. Сам Ринальди считал себя похожим на Рудольфе Валентине, парня в потертом пиджаке из старых немых картин, который имел девок налево и направо. У Тони дома с полдюжины этих фильмов с Валентине, и всякий раз, просматривая какой-нибудь из них, он отыскивал все большее и большее сходство. За одним исключением: у Валентине не было маленьких черных усиков. Да и хрен с ним, Тони не собирался уступать какому-то древнему красавчику. Усы чертовски идут ему, все бабы говорят. Даже жена.
Он почесал усики полированным ногтем.
Как-то не клеится дело с Оуэном Роуном. Роун — полицейский, который не желает даже руку протянуть, чтобы собрать падающие с неба деньги.
— Он что, обиделся? — спросил Тони. Ему было трудно поверить, а тем более понять, как это человек может отказаться от приличных бабок. Но по опыту он знал, что такие чудаки встречаются на белом свете. Они казались ему странными существами, уродцами с тремя ушами, причем на одной стороне головы.
Втолковать что-либо разумное им было невозможно.
— Не, он не обиделся. Просто велел мне отвалить.