– Мерлин! Ты взял с собой. – Он кивнул.

– О да. Тринадцать бесценных реликвий хранилось в моем сундуке. Не мог же я оставить их саксам!

Я улыбнулся.

– Полагаю, это не колдовство?

– Что такое колдовство? – с досадой сказал старец. – Всего лишь нечто, непонятное непосвященному. В нем не кроется никакого зла. И бояться его нечего. Мантия сия не принесет тебе вреда. Это всего лишь простой полотняный плащ, покрытый черной краской.

– Черной краской? Нет, провидец, ты шутишь. Я не вижу ничего похожего на черный цвет. Плащ бесцветен!

– Совершенно верно. Бесцветен, поскольку поглощает любой падающий на него свет, и содержащиеся в лучах цвета взаимно гасят друг друга, не оставляя в результате ничего. Потому-то никто не может увидеть ни плащ, ни спрятанный под ним предмет – как не может увидеть сам свет, проходящий сквозь воздух. Ведь совершенный и абсолютный черный цвет поглощает все составные светового луча.

Очевидно, на лице моем не отразилось понимания, ибо старец раздраженно пробормотал:

– К чему тратить слова впустую? Ты – человек войны. Я – человек мысли. Так ступай же вершить убийство.

И, напутствуемый этими словами, я взял мягкую ткань, незримую и непостижимую для меня, сунул ее под доспехи и отправился прочь.

Итак, три дня лежали мы в горах, наблюдая за закрепленным за нами участком дороги, но не видели на ней ничего, превосходящего размерами древесную мышь. Наконец наше бдение надоело нам и страшно наскучило. На утро седьмого дня дальнейшее бездействие показалось мне просто невыносимым: ведь над городом Змеи поднимался дым, и мы изнемогали от желания нанести какой-нибудь разрушительный и ощутимый удар по врагу.

Я лежал, погруженный в раздумья. Что мог сделать столь малочисленный отряд, как наш, против такого множества? К тому же нам нельзя было нарушить приказ Мерлина и Роянеков. Дорога Рудокопов должна была оставаться под охраной.

Тогда я вспомнил о Мантии, согревающей мне грудь под доспехами, и внезапно в голову мне пришел план – грандиозный и головокружительный!

Для похода на Тлапаллан нам потребуется сокрушительное, незнакомое здесь оружие, способное напугать противников своей мощью. А в подземелье под Яйцом лежали предметы, необходимые для постройки военных механизмов: скобы стрелометов и торменты. Изготовить бронзовые скобы сами мы не могли из-за смерти кузнеца и отсутствия олова (ибо до сих пор олова в сих землях мы не обнаружили).

Но; скрытый Мантией Артура, я могу проникнуть за ворота и выкрасть нужные детали, оставаясь невидимым и практически не рискуя жизнью!

Итак, оставив на посту десять римлян, я с пятью ходеносауни отправился через южные холмы. У опушки ближайшего к городу леса я накинул на себя плащ, а мои спутники спрятались. Выражение их обычно суровых и бесстрастных лиц стоило запомнить, Казалось, краснокожие воины были готовы повернуться и броситься прочь, когда услышали мой голос, раздавшийся из темноты. Но, хотя они и дрогнули – чего никогда бы не случилось с ними перед идущим в атаку врагом, – но все же сумели сохранить самообладание, и я оставил их в лесу размышлять над способностями и божественными тайнами белых людей.

После часа быстрой ходьбы я миновал внешние укрепления и вошел в открытые ворота. Правда, мне пришлось немного подождать, ибо множество людей входило в город и выходило оттуда: в это время шла подготовка полей к севу.

Надежно защищенный незримым плащом, я слонялся среди зданий, большей частью заново отстроенных, каковое обстоятельство свидетельствовало о размерах ущерба, понесенного городом в ночь нашего побега. Я пытался оценить силу города: прикидывал численность населения и мысленно отмечал наиболее уязвимые места в ограждении у хвоста Женщины-Змеи – и тут произошел случай, поставивший под угрозу срыва мое рискованное предприятие и едва не стоивший мне жизни.

Из-за угла одного строения навстречу мне вылетел краснокожий мальчуган, страшно довольный тем, что как-то подшутил над своими товарищами, которые сейчас гнались за ним. С разбегу он врезался головой мне в живот – невидимый, как и все остальное тело, – и оба мы покатились по земле.

Плащ мой задрался до колен, капюшон свалился с головы, и, не будь мальчуган сильно оглушен ударом, мне пришлось бы убить его или позволить пропасть ни за что всем своим стараниям.

Я едва успел вскочить на ноги и отступить в сторону, когда из-за угла вылетела кричащая стайка мальчишек. Они окружили своего товарища и унесли его прочь – ошеломленного и в полуобморочном состоянии.

После этого у меня исчезло желание бесцельно бродить по городу, и я направился к Яйцу. Вход в подземелье не охранялся, и скоро я вышел на улицу с тремя тяжелыми скобами под плащом: столько деталей мог я свободно унести зараз.

По возвращении к своим спутникам я почувствовал голод и съел целую миску зерен теоцентли, размоченных в холодной воде. Во время похода мы всегда питались этой пищей: она сытна, легка и будет прекрасным дополнением к продовольственному снабжению Римской Армии.

Затем я вернулся в город, совершил еще два похода за деталями, и на третий раз принес последние скобы и несколько кусков оловянной обшивки с «Придвена».

Уже смеркалось. Сделать очередную вылазку в город до наступления темноты я явно не успевал, но мне очень хотелось раздобыть еще олова, пока удача улыбается нам. Металл сей представлял бы для нас большую ценность, чем золото, сумей мы узнать, в каком соотношении и каким образом сплавлять его с медью, огромные залежи которой Мерлин и его люди должны были захватить во время нападения на рудники. Итак, я решил испытать судьбу и вскоре убедился, что полагаться на ее переменчивый нрав нельзя – ты это увидишь в дальнейшем.

Вернувшись в город, я вошел в подземелье в почти полной темноте и начал шарить по сторонам в поисках кучи листового олова – и в этот момент чьи-то невидимые руки схватили меня. Я рванулся прочь, услышал треск рвущейся ткани и неожиданно почувствовал себя свободным – но я остался без Мантии Артура, и у меня не было даже ножа, чтобы защитить себя от сбежавшейся в камеру толпы вооруженных людей.

К счастью, выход находился поблизости. Я метнулся к нему, сбил с ног двух стражников с факелами, которые спешили задвинуть решетку, и выскочил в город. Все выходы из него охранялись, спрятаться было негде, а проснувшиеся жители поднялись на поиски лазутчика.

Сначала я бросился к реке, но вдоль высокого берега ее стояла такая частая цепь факельщиков, что и муравей не смог бы проскользнуть мимо. Я побежал назад к частоколу, чтобы перебраться через него.

Прячась в тени, я двинулся к центру города и вскоре приблизился к большому неосвещенному бревенчатому строению. За мной следовала толпа людей, но следовала ненамеренно, ибо я до сих пор оставался незамеченным. Другая группа направлялась мне навстречу и была уже совсем рядом.

Что мне было делать? Еще несколько мгновений – и я окажусь в одном из двух кругов света или – при попытке проскользнуть между ними – воины какой-нибудь из групп увидят мой силуэт на фоне факельных огней напротив.

Я не мог зарыться в землю и не мог взлететь в небеса. Я поднял взгляд, и в этот момент с крыши со зловещим криком сорвалась сова. Ослепленная светом факелов, она полетела в сторону леса. Встреча с совой часто является дурным предзнаменованием, но ту птицу я буду благословлять до конца своих дней!

Мне хватило одного ее намека. В мгновение ока я вскарабкался по стене, ставя ступни в щели между бревен, и к тому времени, когда две группы встретились и затем разошлись в разные стороны, я успел удобно устроиться на крыше.

Временно я находился в безопасности, но ситуация продолжала оставаться в высшей мере рискованной. В лучшем случае я мог прятаться на крыше лишь до восхода солнца – ибо ничто не указывало на то, что с наступлением дня упорные поиски лазутчика стихнут.

В то время, как я обдумывал свои дальнейшие действия, из дома подо мной вышел человек и неверной поступью направился к скамье. Он шарил под ней, пока не наткнулся на кувшин с водой, из которого принялся пить так жадно, словно умирал от жажды.