Итак, человек средневековья меньше всего мыслил себя индивидом, он включался в общество через линьяжи, общины, цехи, монашеские ордена, духовную и рыцарскую иерархию. Все эти институты были строго определены: вступление в них, как правило, предполагало специфические церемонии, завершавшиеся особыми празднествами. Все эти институты имели целью поддерживать социальную солидарность, сплачивая своих сочленов против внешнего и враждебного мира, и всем им была присуща внутренняя противоречивость. "Враги" ожидали человека не только вне его корпорации, но и внутри ее: враждебному миру природы, пронизанному "силами Диавола", соответствовал и враждебный человеку социальный мир: попытка преодолеть эту враждебность с помощью эгалитарности оказывалась безуспешной. Человеку средневековья было свойственно стремление замкнуться в узком мире семьи, точнее — домашней общины. И все-таки он не замыкался в ней — корпорации создавали новые (внесемейные) связи, и в принципе вассальная верность сеньору становилась выше сыновней любви, а куртуазная любовь к даме — выше семейной преданности. Семейная замкнутость нарушалась еще и системой неформальных социальных групп, то есть таких объединений, участие в которых не предполагало ни искуса, ни посвящения.

Помимо приходской церкви ремесленные мастерские в городах стягивали к себе постоянных посетителей. Особенно часто посещаемыми были лавки цирюльников и мастерские кузнецов. Цирюльни рано сделались местами обмена новостями — считалось, что брадобрей по самому роду своей деятельности знает все новости. Кузнечная мастерская привлекала по другой причине: в эпоху преобладания дерева кузнец сохранял ту таинственность, которую наложила на эту профессию еще первобытность. Средневековому сознанию он казался волшебником, связанным с природными силами. Он производил оружие, столь высоко ценившееся в ту эпоху. Огонь, пылающий в горне, постоянно манил к себе человека. В сельской местности аналогичную роль играла мельница, где крестьяне делились новостями, и подчас мельница становилась центром тайных сборищ крестьян. Монашеские ордена отметили важность подобных встреч "у мельницы", и в XII веке уставы предписывают направлять туда монахов. Бернар Клервоский (1090—1153), один из наиболее воинствующих церковных и политических деятелей Западной Европы, настолько был возмущен безнравственностью, царившей на мельницах, что требовал даже разрушить их в интересах спасения души. Столь же существенной общественной ячейкой была и харчевня, где можно было не только выпить, но и послушать заезжего человека (ведь харчевня служила и постоялым двором) или одолжить деньги. Отсюда расходилась информация, подчас легендарная, здесь слагались и рассказывались сказки.

Человек средневековья принадлежал и семье и внесемейным социальным группам, и его мораль строилась на преодолении противоречия между "личным" и "корпоративным". В своем полутемном доме, обставленном тяжелой мебелью, обособившемся от остального мира, человек ощущал страх перед бесконечным пространством — космосом и перед бесконечным временем — смертью. Здесь не было места для смеха, вечность казалась слишком серьезной, божественной. А выходя из своего одиночества (с самим собой и христианским богом) в корпоративный мир "равных", он стремился сконструировать иллюзорную действительность, где все оказывалось перевернутым, отчаянно веселым и озорным. Во внешнем своем поведении человек средневековья стремился не столько "быть", сколько "казаться". Самая его одежда не так прикрывала от холода и удовлетворяла эстетические потребности, как отвечала притязаниям на известный социальный ранг. Его подчеркнутая небережливость (в условиях всеобщей нехватки средств существования) была своеобразной игрой, но игрой, стоившей многим семьям состояния. Все его поведение больше определялось жестом, чем словом, и соответственно больше эмоцией, нежели трезвым рассуждением. Карнавал — раскованный праздник накануне великого поста, знаменовавший освобождение от социальных, этических, сексуальных табу, превращавший жизнь в продолжительный праздник — игру с шествиями, огнями, переодеваниями, — характернейшее выражение средневекового стремления в игре, в иллюзии вырваться из нищеты, страха и социального неравенства. И как карнавалу, средневековье со страстью отдавалось игре в кости и шахматам. Шахматам потому, что усматривало в этой игре овладение социальным порядком, возможность распоряжаться королевскими судьбами (шахматным фигурам была придана политическая символика); костями потому, что в этой игре противостояние человека и слепой судьбы открывалось особенно обнаженно.

Религия и игра создавали два противоположных и причудливо связанных, одинаково иллюзорных дубликата мира в сознании средневекового человека: религия — небесный мир, трагически-серьезный, пронизанный страхом и ожиданием смерти; игра — мир слепой судьбы, полный сверхземных устремлений и чуждый расчета.

Развитие бюргерской идеологии, в конечном счете, разрушило и ту и другую иллюзию.

Абрамсон М. Л. О состоянии производительных сил в сельском хозяйстве Южной Италии (X—XIII вв.). Земледелие. — „Средние века“, вып. 28. М., 1965, с. 19—29.

Арсеньев Ю. В. Геральдика. М., 1908.

Баткин Л. М. Итальянские гуманисты: стиль жизни, стиль мышления. М., 1978.

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

Белов Г. Городской строй и городская жизнь средневековой Германии. Пер. с нем. М., 1912.

Бессмертный Ю. Л. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII—XIII веков. М., 1969.

Бицилли П. М. Салимбене. (Очерки итальянской жизни XIII века). Одесса, 1916.

Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. Одессса, 1919.

Блок М. Апология истории, Пер. с франц. М., 1973.

Брагина Л. М. Итальянский гуманизм. Этические учения XIV—XV вв. М., 1977.

Всеобщая история архитектуры, т. 4. Л.—М., 1966.

Гаспаров М. Л. Латинская литература между империей и папством (X—XI вв.). — В кн.: Памятники средневековой латинской литературы X—XII веков. М., 1972, с. 8—37.

Гаспаров М. Л. Поэзия вагантов. — В кн.: Поэзия вагантов. М., 1975, с. 421—514.

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

Гуревич А. Я. Народная культура раннего средневековья в зеркале „покаянных книг". — „Средние века“, вып. 37. М., 1973, с. 28—54.

Добиаш-Рождественская O.A. Западные паломничества в средние века. Пг., 1924.

Добиаш-Рождественская О. А. Средневековый быт. Л., 1936.

Добиаш-Рождественская О. А. Агрикультура в памятниках западного средневековья. М.—Л., 1936.

Добиаш-Рождественская О. А. История письма в средние века. М.—Л., 1936.

Европа в средние века: экономика, политика, культура. М., 1972.

Ешевский С. В. Женщина в средние века в Западной Европе. — Соч., т. 3. М., 1870.

Из истории культуры средних веков и возрождения. М., 1976.

Карсавин Л. П. Культура средних веков. Общий очерк. Пг., 1918.

Киреева Е. В. История костюма. Европейские костюмы от античности до XX в. М., 1970.

Котельникова Л. А. Итальянское крестьянство и город XI—XIV вв. М., 1967.

Лясковская О. А. Французская готика XII—XIV веков. Архитектура, скульптура, витраж. М., 1973.

Мейлах М. Б. Язык трубадуров. М., 1975.

Неусыхин А. И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974.

Петрушевский Д. М. Восстание Уота Тайлера. М.,1937.

Ревякина Н. В. Проблемы человека в итальянском гуманизме второй половины XIV — первой половины XV в. М., 1977.

Романова В. Л. Рукописная книга и готическое письмо во Франции в XIII—XIV вв. М., 1975.

Стоклицкая-Терешкович В. В. Очерки по социальной истории немецкого города в XIV—XV веках. М.—Л., 1936.