А вместе с тем монашество было своего рода отрицанием если не феодального порядка, то рыцарского образа жизни. Та благородная нерасчетливость, та бездумная щедрость, которые возводились в идеал идеологами рыцарства, были отвергнуты монастырями. "Нестяжатели" знали цену деньгам и в нарушение церковного права давали ссуды под процент, умели наладить хозяйство, расчищали леса и применяли передовые приемы средневековой агротехники; они составили инструкции по управлению крестьянами, описи земельных владений, ввели письменную отчетность приказчиков. Монахи использовали панический страх человека средневековья перед загробным наказанием, чтобы принудить крестьян к земельным дарениям, округляя таким образом свои владения. Монастырские урбарии (сборники дарственных и купчих грамот) — документы, отражающие трагедии крестьянских семей: постепенное втягивание в зависимость от аббатства, передачу монахам наделов, разорение детей "благочестивыми отцами", обман и прямые угрозы. Рыцарство было воинственно неграмотным — монастыри, напротив, оставались долгое время чуть не единственными рассадниками образованности средневековья: школы, скриптории, библиотеки функционировали почти исключительно при монастырях. Рыцарство жило войной и для войны, напротив, монастыри — носители раннего хозяйственного рационализма — проводили принцип внутреннего ("божьего") мира, выдвинутый церковью в конце XII века в условиях полной неспособности пришедшей в упадок королевской власти ограничить феодальный разбой и анархию, препятствовавшие нормальному функционированию экономики; были установлены периоды, когда военные действия воспрещались и определенные категории населения (женщины, дети, купцы и прежде всего клирики), а также рабочий скот были поставлены под защиту церкви.
Монастыри обладали хозяйственной мощью и, несмотря на все нарушения бенедиктинского устава, высоким моральным авторитетом. Они поддерживали папство в его стремлении реформировать церковь и осуществить универсалистские принципы. Однако при всей монашеской дисциплине, расчетливости и тенденции к универсализму монашество, как уже отмечалось выше, не стало единой организацией. Оно распадалось на ряд орденов. Первоначально в Европе доминировал бенедиктинский устав, преобразованный Бенедиктом Анианским и в 817 году объявленный обязательным для всех монастырей. Именно Бенедикт Анианский отверг старый принцип физического труда и стал рассматривать монаха исключительно как рыцаря божьего, подчиненного своему аббату и выполняющего особую службу — молитвы и богослужение. Обмирщение бенедиктинцев и падение авторитета "черных монахов", как их называли, приводят к ряду попыток реформы монашества, в том числе предпринятой в бенедиктинском аббатстве Клюни (Бургундия) в конце X и XI веках. Внешне она выразилась в большей строгости устава (пост, молчание) и в большей торжественности богослужения, в сущности же, клюнийцы осуществили дальнейшую аристократизацию монашества. Клюнийские монастыри (монастыри, входившие в могущественную конгрегацию под главенством Клюни) были тесно связаны с крупными сеньорами, обладали огромными богатствами и стремились — вопреки заявлениям аббатов — не к восстановлению первоначального бенедиктинского устава, а к созданию такого монашества, которое отвечало бы потребностям класса феодалов. Поддерживая папство, клюнийцы в XI—XII веках были одной из самых значительных сил, отстаивавших универсализм, и Адальберон, епископ Панский, сатирически изобразил их рыцарями, штурмующими Францию и весь мир.
В XI—XII веках стали появляться новые монашеские ордена (камальдулы, валломброзианцы, картезианцы, премонстранты, кармелиты и др.). Особенно важную роль играл орден цистерцианцев, основанный в 1098 году. В отличие от бенедиктинцев, "черных" монахов, "белые" монахи, цистерцианцы, подчеркивали аскетизм своего быта, затронувший даже богослужение; облачение из холста, кадильницы из меди и железа, отсутствие драгоценной утвари (кроме чаши для "крови Христовой"), отказ применять витражи и церковную живопись — все это резко отличало их от клюнийцев. Другой особенностью ордена было разделение монахов на полноправных иноков и так называемых конверсов — братьев, происходивших из трудовых слоев общества и продолжавших трудиться в монашеском одеянии. Особое место среди орденов этого времени заняли военно-рыцарские ордена, видевшие свое назначение не в созерцательной жизни и молитвословии, а в активной деятельности, направленной против врагов христианства. Таковы госпитальеры, тамплиеры, тевтонские рыцари, ряд испанских орденов. Первоначально они участвовали в борьбе крестоносцев в Сирии и в отвоевании Испании у арабов, а потом потеряли прежнее значение, и тамплиеры, в частности, превратились в хорошо налаженную торговую и банкирскую компанию. Наконец, в начале XIII века появились так называемые нищенствующие ордена — доминиканцы и францисканцы (минориты). Всем своим обликом (босые, перепоясанные простой веревкой) монахи подчеркивали соблюдение принципа бедности. Но, осуждая богатство и наживу, нищенствующие ордена вскоре стали обладателями огромных богатств. Они переносят свою деятельность в город, их монастыри строятся в предместьях.
Возникновение доминиканцев и францисканцев представляется совершенно различным. Доминик де Гусман (1170—1221), знатный испанский каноник, создал новый орден откровенно для борьбы с еретическим движением в Южной Франции, напротив, Франциск (1181/82—1226), сын богатого купца в Ассизи, выступил почти как еретик — с критикой церковной практики и с проповедью бедности. Для Доминика нищенство было явной маской, для Франциска — социальным поиском. Но независимо от их субъективных устремлений оба ордена стали в XIII веке институтами, осуществлявшими идеологическое воздействие церкви прежде всего на новый общественный феномен — на город, центр растущих богатств и очаг ересей, причем особое внимание доминиканцы и минориты уделяли университетам. Фома Аквинский (1225/26—1274), один из крупнейших богословов средневековья, был доминиканцем. Так вместо клюнийского монаха-воина в XIII веке вырабатывается новый идеал монаха-проповедника.
Монашеское одеяние состояло (помимо обычной нижней одежды) из длинной туники с узкими рукавами, нарамника, рясы с разрезом по бокам и капюшона. Ряса должна была быть черной (по бенедиктинскому уставу), изготовленной из местной шерсти. Зимой бенедиктинцы надевали овчину, чтобы выстаивать длинные службы в холодных церквах. Цистерцианцы считали бенедиктинское одеяние (особенно овчину) чрезмерной роскошью. Бенедиктинскую черную рясу они заменили белым плащом с широкими рукавами и капюшоном, но на работу цистерцианские конверсы выходили без плаща, в наплечнике. Доминиканцы приблизили свой наряд к светскому костюму: поверх рясы они носили плащ с капюшоном, типичный для трудящегося люда XIII века.
221. Монахи-бенедиктинцы, распевающие псалмы. Миниатюра. Начало XV в.
222. Аббатиса (с посохом), монахини, новации. Миниатюра. 1300 г.
223. Рефекторий в женском аббатстве. Миниатюра. 1341 г.
224. Монахини-францисканки. Миниатюра. Начало XV в.
225. Крестьянин (вверху) и монах-цистерцианец. Миниатюра. 1111 г.
Город вошел в средневековое общество двойственно: и как его составной элемент и как его отрицание. Его экономика (во всяком случае, на первых порах) оставалась по-средневековому ограниченной задачей простого воспроизводства; его архитектура развивала принципы, выработанные при строительстве сельских жилищ, и замковое фортификационное искусство (что нашло отражение в названии города: castrum, castellum — по-латыни, Burg — по-немецки); быт и костюм горожан соответствовали феодальной моде, и именно на городских площадях получило наивысшее развитие средневековое храмовое зодчество. Городская верхушка, патрициат, равнялась на феодальную аристократию, стремясь к созданию собственных линьяжей, кичащихся знатностью, и вкладывая свои состояния в земельную собственность. И все-таки город не мог не стать антитезой феодализма. Хотя горожане разводили скот, возделывали нивы и виноградники, город был прежде всего центром торговли, промыслов (горное дело, рыбная ловля) и специализированных ремесел, с которыми была связана основная часть жителей. Городское хозяйство в несравнимо большей степени, чем деревенское, ориентировалось на денежный обмен, и именно в мастерских ремесленников и торговых предприятиях использовался наемный труд — намного раньше и систематичнее, чем в крестьянском и сеньориальном хозяйстве. На протяжении XI—XIV веков города — экономическое и культурное бродило средневековой жизни, двигатели экономики и распространители новых знаний. Именно здесь рождался технологический поиск, стремление к совершенствованию транспортных средств и потребность в надежной информации. Это в сфере хозяйственной деятельности, а в области социальной город провозгласил свободу. В результате так называемого коммунального движения XI—XII веков города сумели высвободиться из-под власти светских и церковных сеньоров и как бы стать вне феодального права, получив привилегию руководствоваться городским правом на территории города и примыкающей к нему узкой полосе. Городское право не только обособляло коммуну, изымая ее из-под сеньориальной юрисдикции, но и — шире — противопоставляло феодальной системе; хорошо известный принцип: "городской воздух делает свободным" — позволял феодально-зависимому крестьянину, прожившему год и день внутри городских стен, расстаться с прежней зависимостью и приобрести свободу. Многие города изгнали проживавших в них феодалов или ограничили их права, создав тем самым новую городскую привилегированность. Города, наконец, установили свои формы административной организации: территориальные братства, группировавшиеся обычно вокруг приходских церквей; торгово-ремесленные корпорации (цехи и гильдии), объединяющие полноправных мастеров — собственников мастерских и лавок, братства подмастерьев и, разумеется, прежде всего органы коммунального самоуправления — городские советы.
