Сложнее всего будет отыскать дом, в котором живет Хэйзел, ведь спросить она не может. Еще трудно будет скрыть немоту. Она не знала, лишают ли здесь языка мужчин, наверное, нет, ведь их вера требует, чтобы они каждый день повторяли вслух священные тексты. Может, немые мужчины и встречаются, ведь может же человек родиться немым или онеметь в результате несчастного случая, но это, скорее всего, большая редкость. Единственное, что она знала о доме Хэйзел, это то, что он большой и находится неподалеку от рынка.Симплисити описывала ей этот дом, сад, ткацкую пристройку, домик, где сучили, пряли и хранили шерсть, несколько кухонь, детские помещения, комнаты для жен, покои хозяина. Она рассказала, как однажды ей было дозволено подмести там пол, а она опрокинула маленький столик; ее не ругали, но больше не допускали в те части дома, где она могла испортить что-нибудь ценное… Симплисити сама обрадовалась этому, она очень боялась что-нибудь сломать или испортить. Она не рассказала только самого главного, ей даже не пришло это в голову, где же именно находится сам дом. Брюн поняла, правда, что молодая женщина так редко сама выходила из дома, что ей трудно было описать его положение относительно других строений.
В рыночный день посреди недели накануне побега Брюн решила испытать свой план. Сначала нужно накормить малышей до отказа, примешав в молоко немного самодельного вина. Они всегда жадно сосали, и когда Брюн смочила грудь подслащенным фруктовым соком, с аппетитом все облизали. Надо заметить, как долго они будут спать — за это время она должна будет разыскать Хэйзел.
Она закончила свои дела. Кроме двух работниц все ушли на рынок. Брюн подхватила малышей и подозвала одну из оставшихся дома работниц. Она кивнула в сторону сада, а женщина сказала:
— Иди погуляй. Сегодня хорошая погода. Брюн показала на рот.
— А, хочешь взять с собой ланч? Ладно. А когда тебе нужно будет возвращаться, я позвоню в колокольчик.
Брюн взяла небольшую буханку хлеба, испеченного утром, отрезала большой кусок сыра и аккуратно положила нож обратно на стол. Женщина налила ей кувшин сока с водой. Брюн улыбнулась ей, женщина улыбнулась в ответ. Она явно была довольна.
Нет, она не может принять это… знак, предложение дружбы или что еще? Она взяла ланч и кувшин, заткнула его пробкой и сунула в платок, в котором тихонько посапывал рыжеволосый малыш, поудобнее завязала платок со вторым малышом и вышла на мощеную террасу, спускавшуюся в сад.
Она прошла своей обычной походкой по правой дорожке сада, поглядывая вверх на свисавшие с деревьев незрелые плоды. Сегодня она просто тренируется. Почему же сердце так бешено колотится в груди? Почему она так нервничает? Брюн попробовала успокоиться и потянулась к ветке, обвисшей под тяжестью плодов. Но малыши почувствовали ее настрой и начали хныкать и крутиться. Тот, что был сзади, ухватил ее ручонками за голову.
Как ни странно, это подействовало на нее успокаивающе. Брюн быстрее пошла вперед, хотя сегодня спешить было некуда. Она направлялась к своему любимому месту у дальней стены сада. Когда она в первый раз пришла сюда, сквозь ветви деревьев видно было здание яслей, теперь все скрывала листва. И ее из дома тоже не видно.
Она уложила малышей на одеяльца, которые тоже носила в платках, и выложила еду. Малыши перекатывались с боку на бок, играли, что-то ворковали и неуклюже пытались схватить друг друга. Она смотрела на них, в который раз обдумывала свой план и машинально жевала хлеб. Всего не продумаешь, столько неизвестных в этом ее плане, и успех его очень сомнителен.
Темноволосый малыш принялся разглядывать листик и даже умудрился ухватить его ручкой. Рыжеволосый заметил, что братик не обращает на него внимания, и засунул ножку в ротик. Брюн доела ланч, а они к этому времени начали нервничать и поглядывать на нее. Откуда-то изнутри она услышала голос, что-то среднее между ее собственным и голосом Эс-мей. Голос сказал: «Хорошо. Давай попробуем».
Управляться с подросшими малышами стало сложнее, но она уже привыкла кормить одновременно двоих. Она прислонилась спиной к дереву и задумалась. Так или иначе, но через неделю ее уже здесь не будет. Может, она погибнет, но живой им уже не сдастся. А может, и… Как трудно даже представить! Перед ее мысленным взором проплыли дорогие сердцу картины прошлого: холмы, долины, леса, поля, пляжи, скалы. Шаттлпорт на Роттердаме, шаттл, поднимающийся в небо, краски вокруг сгущаются, небо темнеет, темнеет, вот появляются звезды…
Она вздрогнула. Двойняшки выпили почти все молоко. Самое время попробовать дать им напиток. Она добавила в него еще немного меда и закапала им в ротики, не отрывая от груди. Рыжий состроил гримасу, но продолжал сосать, а темноволосый даже не остановился.
Она совершенно не представляла, сколько им можно дать. Не так много сегодня, она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил неладное. Сколько же нужно младенцам, ложку, две, три? Откуда ей знать? Вот они стали сосать медленнее, теперь совсем перестали… Заснув, они, казалось, становились тяжелее на целый килограмм. Она осторожно переложила их на одеяльца. Когда они так вот спят, она готова… Но нет, не сейчас. Она твердо сказала себе то, что уже много раз повторяла: их тут будут любить, будут за ними ухаживать, они получат все, ведь они мальчики. На них никак не отразится тот факт, что их мать была чужестранкой, богохульницей и мерзостью Божьей,
Вот так же они будут спать через неделю… Она пристально смотрела на них, сощурив глаза. Один такой ранимый, другой красавчик. Да, она сможет оставить их, она должна их оставить. У нее нет иного выхода, и она их оставит.
Брюн встала на ноги, застегнула и поправила платье. Нашла спрятанный в дереве нож, подержала его в руке. Можно бежать…. Нет… Лучше придерживаться намеченного плана. Но кое-что, имея нож, она все-таки сделать может. Возможно, она погибнет. Родственники, видимо, даже не знают, где она находится. Она оставит записку, которую обнаружат только осенью, если вообще обнаружат.
Острием резака она сделала насечки на стволе дерева, под которым лежали малыши. Со временем они станут заметнее. Она вырезала свое имя.
Ей хотелось написать еще больше, исписать все деревья в этом саду, излить все, что так долго копилось внутри, но она заставила себя остановиться. Нужно быть осторожной. Сегодня еще надо осмотреть стену, примериться, как лучше перелезать. Брюн прикрепила нож на веревку и повесила ее себе на шею, потом взяла приготовленные заранее куски материи и плотно забинтовала грудь. Когда настанет время, когда действительно настанет время, она забинтует грудь под платьем… но сейчас она только тренируется.
Бросив последний взгляд на спящих младенцев, она повернулась и пошла к стене. Еще один взгляд назад, чтобы удостовериться, что из дома ее не видно. Все в порядке. Она снова повернулась лицом к стене. В это время дня обычно было очень тихо. Вероятно, с другой стороны стены сейчас никого нет. Но если есть… если ее увидят… Она остановилась. Сегодня нельзя. Не обязательно перелезать через стену сегодня, ведь если ее кто-нибудь заметит, это конец.
Она еще раз посмотрела на младенцев. Те крепко спали. Брюн снова обернулась к стене и оторопела. Сверху на нее глядел мужчина.
Мужчина не сводил с нее взгляда.
— Брюн? — тихонько спросил он.
Сердце у нее замерло, а потом чуть не выпрыгнуло из груди. Этот человек знает ее, он только что назвал ее по имени. Ее хотят спасти. Голова закружилась, но она успела кивнуть.
— Перелезть сможешь?
Она снова кивнула, и мужчина бросил в ее сторону какую-то коричневую материю. Брюн упала на землю и почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Но вот он снова говорит что-то, тихо, но настойчиво.
— Надень это. Прикрой платье и волосы. Мало у кого здесь волосы такого цвета. И жди сигнала, я буду здесь. Малышей не бери, за ними и здесь присмотрят.
Малыши. Она ведь дала им всего по несколько капель самодельного снотворного. Проспят ли они достаточно времени? Брюн подоткнула длинную юбку и бегом ринулась к ним, налила в руку жидкости из кувшина. Как дать им? Смогут ли они проглотить? Дети сами ухватили ее за пальцы и принялись сосать во сне. Потом она натянула плащ, накинула капюшон. Слишком теплая одежда для такой погоды. Но она уже бежала назад к стене. Даже за эти несколько коротких мгновений она осознала, как приятно, когда ноги свободны, а не стеснены узкой длинной юбкой. Она ждала обещанного сигнала и думала, как же объяснить мужчине, что им надо еще разыскать Хзйзел и девочек? Без них бежать она не может, если она не может спасти своих собственных младенцев от ужасов этого мира, то должна хотя бы спасти тех.
