- Поговорю! – воскликнул Марио. – Gesu a Maria, ты уже достаточно

наговорилась! Неужели нельзя, наконец, оставить ее в покое? Хоть сейчас!

Папаша Тони рявкнул по-итальянски. Марио вспыхнул, но сел и уставился на

собственные колени. Губы его двигались – он беззвучно ругался. Однако же не

сдвинулся с места, когда Люсия покинула гостиную, тихо притворив за собой

дверь. Наступила долгая неуютная тишина.

Наконец Папаша Тони тяжело вздохнул.

- Итак, Элисса сделала свой выбор. Ей стоило поговорить со мной наедине, а не

вот так. Продолжаем. Анжело?

Анжело поднялся, сцепив большие ладони за спиной. Он выглядел потрясенным

и, казалось, прилагал большие усилия, чтобы вообще сказать хоть что-то. Однако

когда он все-таки заговорил, тон его был таким, будто никакой заминки не

произошло.

- Путешествовать по железной дороге не так удобно, как в личном трейлере.

Дети уже не помнят, зато я хорошо помню и не уверен, что хочу освежать

воспоминания.

- Я помню, – поднял голову Марио, и Томми почувствовал, что парню тоже

хочется притвориться, словно ничего не было. – И я только за. Ни уборки, ни

готовки, ни ночных посиделок за рулем.

- Ни личной жизни, ни семьи, ни свободы, – добавил Анжело. – Я привык жить в

трейлере. Даже думал снова жениться. Я еще не совсем свихнулся, чтобы

торопиться вернуться на нижнюю полку в вагоне с шестью десятками мужчин. И

все-таки… – он пожал плечами, – как сказал Джонни, Вудс-Вэйленд наша лучшая

на данный момент перспектива. Не вижу серьезных причин отказываться. И

вообще вся эта дискуссия чертовски нудная… прости, Стелла… и я не понимаю, чего мы здесь рассусоливаем.

- Я бы не спешил, – сказал Папаша Тони, – но действительно трудно отказаться

от такого выгодного предложения. Кто-нибудь еще хочет высказаться?

Марио встал и повернулся к огню.

- Конечно, Лисс нас всех ошарашила…

- Хочешь сказать, ты не знал? – взорвался Джонни. – Она ведь вечно все тебе

выбалтывает! Да ты был в курсе раньше, чем Дэйв! Сидел и выжидал до

последней минуты, надеясь, что мы со Стел устанем здесь ошиваться и уйдем, а

тебе и Лисс достанется все…

- Джонни! – Стелла уцепилась за его руку, но он даже не обернулся.

- Заткнись, Джонни, – велел Анжело. – Мэтт знал не больше, чем ты. И я готов

поставить на кон свою месячную зарплату, что Лисс не стала бы до последнего

момента молчать, если бы что-то угрожало ее ребенку, и уж точно не искала бы

сомнительных докторов на стороне…

- Ублюдок! – взвился Джонни.

- Джонни, Джонни, – умоляла Стелла, – прошу тебя…

- Basta! Хватит! – рявкнул Папаша. – Больше ни единого слова, вы оба! Это в

прошлом! В прошлом, слышите? А мы обсуждаем будущий сезон! Сядьте

немедленно!

Джонни упал на каменную плиту возле камина и через секунду уже гладил по

руке Стеллу.

- Извини, детка, – пробормотал он. – И ты прости, Анжело. Но это был удар ниже

пояса. Лисс действительно нас ошарашила…

Папаша Тони дождался тишины.

- Кто-то еще?

- Я не закончил, – сказал Марио. – В маленьком шоу типа Ламбета мы могли

совершенствоваться в процессе. С таким большим цирком… как мы начнем сезон, так его и закончим.

- И все-таки, – заметил Папаша, – время для этого шага настало. Слушайте, дети.

Это будет мой последний сезон.

- Почему, Папаша? – Джо подал голос впервые с ухода Люсии. – Пьер Регни

делал двойные сальто в семьдесят. А Джерард Майт работал с першем в

восемьдесят два!

Папаша хмыкнул.

- Я не настолько амбициозен, чтобы стремиться к званию самого старого

воздушного гимнаста в мире. Пятьдесят два года назад мой брат Рико, я и папа

работали на рамках… Вы помните этот старый номер: два ловитора на

неподвижных трапециях и вольтижер между ними. В Вене мы увидели испанскую

труппу, исполняющую первый номер с полетами и возвращениями, посмотрели

друг на друга и сказали: «Ну-ну, нам все равно нужно новое оборудование». Той

зимой мы сделали свою первую сетку, сами, своими руками.

Он потер костяшки пальцев.

- Это было начало Летающих Сантелли. Два года спустя мы со Старром приехали

в Америку. Пятьдесят лет – этого вполне достаточно. Когда болят старые

колени, когда каждый новый город кажется копией предыдущего, когда ты

можешь определить штат по цвету грязи, то тебе пора домой к камину. И все, чего я хочу, чтобы вы, младшие, нашли себя и получили то, чего заслуживаете. В

этом году, да. Я езжу с вами, я присматриваю за вами, но я вам больше не нужен.

Я смотрю на вас сейчас и вижу, что Мэтт будет лучшим, а Томми и Стелла пойдут

за ним. Я вижу тебя, Анжело, вижу, что ты серьезный и сознательный, ты готов

приглядеть за семьей, когда меня не будет с вами. И ты тоже, Джонни. Мы

ссоримся, не ладим, но ты сражаешься за свои желания, и это тоже хорошо.

Особенно если ты научишься сдерживаться и сражаться за семью, а не только

за себя. Элисса… я не знаю. У нее есть своя жизнь, и я не хочу вмешиваться.

На секунду Папаша опечалился, потом вздохнул и улыбнулся.

- Что ж, я сделал все, что в силах одного человека. Я возродил Летающих

Сантелли. Если Господь отпустит мне еще несколько лет, я увижу вас всех на

центральном манеже. Но сам уже буду лишь стариком, сидящим у огня. За одну

жизнь я достиг всего, чего может достичь человек, прежде чем дьявол начнет

завидовать.

Он стоял в свете огня, и темные глаза его светились редкой прекрасной улыбкой.

- Много ли людей могут похвастаться подобным?

Chapter 12

Глава 24

Трехманежный цирк Вудс-Вэйленда показался Томми новым ошеломляющим

миром. Привыкнув к уютной компактности Ламбета, он чувствовал себя

потерянным, как любой артист в свой первый сезон.

В спальном вагоне для холостых мужчин Томми и Марио делили крохотное купе в

длинном ряду из двух дюжин таких же. Анжело и Папаша Тони жили по

соседству. Стелле и Джонни предоставили место в прицепном вагоне, предназначенном для женатых пар. В отличие от трех-четырех звезд шоу

Сантелли не достались отдельные вагоны или просторные купе. С другой

стороны, они все же были значимыми артистами, чьи имена упоминались на

афишах, так что им не пришлось ютиться в тесных каморках с двухъярусными

полками на троих, как разномастным клоунам, наездникам, жонглерам и прочим

второстепенным исполнителям.

Как-то раз Анжело сказал, что рад, что в этом сезоне с ними нет Лисс и Барбары.

Им пришлось бы путешествовать в так называемом женском вагоне, куда

собирали всех незамужних девушек. Он слышал, что в этом году в вагон вместили

девяносто артисток.

Странно было есть в огромной столовой, где бок о бок сидели сто двадцать

артистов и три сотни рабочих. Еда была хорошая, и сервис отменный, но все же

это не шло в сравнение с домашней готовкой. Странно было засыпать после

представления под шумный стук колес и покачивание поезда, вместо того чтобы

тихо отходить ко сну в семейном трейлере.

Тем не менее Томми привык. Ему нравилось серым утром просыпаться в чужом

городе; он привык переодеваться в обществе двух десятков других мужчин, а не

в одиночестве в своем трейлере; он научился спать под протестующие голоса

животных, которых загружали или выгружали в предрассветных сумерках или

темной ночью. Каждый мужчина в шоу, пусть даже и артист, должен был

помогать рабочим, когда устанавливали купол и аппараты. Томми приспособился

к бешеному ритму представлений: барабанному гулу пикетажистов, скороговорке

униформистов, расправляющих складки большого купола, негромкому бассо