- Эй, ви что делает? Ви разве не знает, мы застраховать лицо этаво парня на сто

тысч долларов! На что, по-вашему, здес каскадеры…

Марио расхохотался, откинув голову.

- И каково же, дорогуша, знать, что твое прекрасное лицо так высоко ценят?

Барт сделал изящный жест:

- Я чувствую себя слишком драгоценным для слов… В смысле, мило, когда тебя

любят, но это уже чересчур.

Марио глянул предупреждающе.

- Барт, осторожнее…

- Я немного…?

- Ты слишком, – тихо указал Марио.

- Прости. Я забылся. Обычно такого не бывает.

Томми вдруг сообразил, что они трое совершенно забыли про Стеллу. Знает ли

она, что происходит, или списала все на эксцентричность актеров? А потом

заметил на ее лице слабую улыбку.

Она знает. Черт возьми, она ездила с балаганом все детство. Вряд ли после

этого останешься наивным. И, наверное, она слышала, как Джонни назвал

Ридера самым отъявленным гомиком в Голливуде. А значит, она в курсе и про

Мэтта.

Это почему не понравилось Томми. Ему захотелось защитить Стеллу, оградить

ее от этого знания.

К ним снова подошла девочка с планшетом.

- Мистер Ридер, вас просят на площадку. Мистер Сантелли… – она заколебалась

между Томми и Марио и в конце концов остановилась на Марио. – Вас обоих

хотят снять так, чтобы вы делали одно и то же на одном и том же месте.

Она повернулась к Томми и Стелле.

- Вас двоих позовут позже – с мисс Бенсон и мистером Гайнесом.

Подошел гример, засуетился вокруг Барта, прошелся по углам его губ кисточкой, убрал блеск с носа, смахнул какие-то невидимые крошки с костюма. Барт

стоически, с сардонической усмешкой вынес все это внимание и принялся

наблюдать, как практически то же самое проделывают с Марио.

Стелла смотрела на них и улыбалась. Спустя минуту она сказала:

- Они старые друзья, да, Томми?

- Да, кажется, они познакомились, когда Марио был подростком.

- Они были… – Стелла замялась. Лицо, обрамленное незнакомыми рыжими

волосами, стало озабоченным. – Я не знаю, как это сказать. Ты же понимаешь, о

чем я?

Хотя в ее мягком голосе не было и капли осуждения, Томми все равно опустил

глаза. Но все-таки пробормотал:

- Наверное.

Итак, Стелла знала. Томми одновременно чувствовал облегчение: что, зная, она

не отвергала их – и беспокоился. Ему почему-то не хотелось, чтобы Стелла

думала о нем в таком ключе.

- Ты знаешь, Стелла? И ты… не против?

- С какой стати я должна быть против? – она широко распахнула глаза. – Ты мой

лучший друг, Томми. Я всегда чувствовала, что мы чем-то похожи – ты и я. Оба…

потерянные, другие. Будто ты был мне братом, только у меня никогда не было

брата… да и сестры тоже. У меня никогда никого не было…

- У тебя был я, Стел. Всегда был, – он взял ее за руку, и ее маленькая кисть почти

исчезла в его ладони.

- Думаю, я влюбилась в Джонни, потому что он был первым достойным парнем, которого я встретила. Он не притворялся, просто чтобы затащить меня в постель.

Он привез меня домой, обращался со мной как с членом семьи, будто я была

приличной девушкой вроде Лисс или Барби…

- Ты и была приличной девушкой, – яростно перебил Томми. – Всегда была!

- Я пыталась. Но я была такой юной, когда умер папа, и мне приходилось все

время бороться, и когда Джонни привез меня домой и я стала… стала частью

семьи… Я даже словами не могу выразить, как это было важно для меня! Все

были так добры со мной.

- Стелла, – мягко произнес он, – ты тоже была к нам всем добра. И ты лучшая

гимнастка семьи со времен Люсии.

- Надеюсь. Я хотела стать такой, – сказала она. – Но только ты был… ближе ко

мне. Ты тоже пришел из другой семьи. Я видела, что они приняли тебя, и

верила… что, может быть, когда-нибудь тоже стану их частью. Вот так. И

неужели ты думаешь, будто я не понимаю, что ты видишь в Марио?

Она запнулась.

- Марио очень особенный. Ой, не знаю, как это выразить, чтобы ты не подумал не

то. Не пойми меня неправильно… Я люблю Джонни, он мой муж. Но к тебе я

чувствую нечто другое, а к Марио… Боже, как сказать-то… Это больше, чем

любовь. Я… как же сказать… преклоняюсь перед ним. Так что… наверное… я

понимаю, кто он для тебя.

Томми все еще держал ее за руку, крепко сжимал, не зная, что ответить. У нее

были тонкие костистые ладони, сухие от канифоли. Держа ее за руку, он мог

забыть о толстом слое грима и знать только, что это его Стелла, его собственная

Стелла, и что так она принадлежит ему больше, чем если бы он мог как-то по-

другому признаться ей в любви.

- Да, – шепотом сказал Томми. – Наверное, ты понимаешь.

И добавил – тихо, чтобы она сама могла решить, услышать или нет.

- Я тоже тебя люблю.

Только так он мог в этом признаться.

Потом Стеллу снимали для дальних планов и сзади, на аппарате и под ним, с

актрисами, играющими Эйлин Лидс и Клео Фортунати. Барт и Марио были очень

похожи издали: почти одинакового роста, с телосложением атлетов и походкой

танцоров. Из-за высветленных волос можно было перепутать их, если не

приглядываться, и, когда кино выйдет на экраны, Томми временами не будет

уверен, где снят Марио, а где Барт. А вот спутать тонкую худощавую Стеллу с

любой из фигуристых актрис можно было разве что на самом дальнем плане.

Вернувшись, Стелла терла глаза.

- В чем дело? – спросил Томми.

- Свет глаза режет. Будто мне туда песок набился.

- Нельзя смотреть на свет, миссис Гарднер, – встревожено вмешался Барт. –

Кстати, можно я буду звать вас Стеллой? Я поговорю с Мейсоном, чтобы

прожекторы переставили. Вам следовало сказать раньше.

- Я не знала, что их можно переставить. Я привыкла к огням, но эти такие яркие.

Я даже сейчас их вижу, пятнами…

- Я потолкую с режиссером. В следующий раз, если вас будет что-то беспокоить, говорите сразу.

И Барт пошел искать Мейсона.

Затем явился Джим Фортунати.

- Стелла, иди посмотри, не мешает ли свет. Ты тоже, Томми.

Люди таскали осветители, и задолго до того, как они закончили, Мейсон

раздраженно требовал начинать.

- Теперь нормально, мисс Сантелли?

- Вроде бы, – неуверенно пробормотала Стелла.

- Прекрасно, начинаем!

- Нам нужны падения, – сказал Фортунати. – Запасные кадры, резервные. Много, чтобы мы могли выбрать то, что лучше выглядит.

Марио засмеялся.

- Да запросто. Нам с Томми просто надо поработать над тройным, как дома. Оно

все еще выходит у меня только два раза из трех. Если получится хорошее, вы

сможете его использовать, а уж падений наберется выше крыши.

- Звучит неплохо. Ладно, поработайте час, будто на обычной репетиции, и мы

выберем нужное.

- Если Мэтт собирается много падать, – вмешался Томми, – я хочу, чтобы сетку

ослабили. Если она останется такой же тугой, его может выбросить на пол.

- Что решило бы все наши проблемы, – вставил Мейсон.

- А если сетка будет слишком провисать, – возразил Фортунати, – падения

выйдут нереалистичные. К тому же вы можете запутаться и получить травму. Что

до меня, я люблю, когда сетка тугая.

Томми знал, что это старый спор. У каждого воздушника были собственные

предпочтения на этот счет, и обычно можно было найти компромисс.

- Я справлюсь с тугой сеткой, – сказал Марио.

- Нет, Мэтт, не настолько тугой. Либо вы велите рабочим ее ослабить, либо ноги

моей там не будет, и точка.

Томми ожидал, что Марио взъярится, но тот, задумчиво посмотрев на него из-

под приподнятых бровей, сказал:

- Ты слышал его, Джим. Пусть сетку немного ослабят.

Томми забрался наверх присмотреть за рабочими. Через некоторое время он