- Единственный гей, который ко мне пристал, распрощался с тремя зубами, поверь на слово.

- Ну вот, – пожал плечами Марио. – Томми был достаточно взрослым, чтобы

отправить меня по известному адресу, и он бы так и сделал, если бы захотел. Мы

с Томом партнеры. А остальное, Анжело, тебя не касается!

- Это всех касается! Том просто мальчишка…

- Анжело, послушай, – перебил Томми, – ты говоришь так, словно это все вина

Мэтта, а я вообще ни сном ни духом. Не случилось ничего такого, чего бы я сам не

хотел.

Он тяжело сглотнул, вспоминая слова, которые выкрикнул Марио в детском

порыве отчаяния:

Если мне достаточно лет, чтобы рисковать шеей на сорокафутовой высоте, то я уж

наверняка достаточно взрослый, чтобы решать, с кем мне спать!

- Если ты сделаешь предложение женщине, и она тебя отошьет, ты что, ее

изнасилуешь? Я знал, на что иду…

Анжело скривился.

- Боже, только не надо подробностей!

- Ты сам поднял эту тему.

Томми гневно шагнул к Анжело и с отстраненным изумлением заметил, как тот

отшатнулся. До этого момента Томми не осознавал, каким большим и опасным

выглядит – злой, широкоплечий, решительный. Он был сильнее большинства

людей, сильнее Марио, сильнее даже Анжело, который всю жизнь казался ему

взрослым, огромным и неуязвимым.

Анжело взял пепельницу и сел, вертя ее в руках.

- Мэтт, это приличный дом. Здесь живут дети.

- Насколько я помню, он всегда таким был. А теперь один из этих детей мой. И

что с того?

- Я видел тебя с Томми. В зале…

Марио слабо хмыкнул.

- Анжело, ты идиот! Из-за этого весь сыр-бор? Мы все с детства привыкли друг

друга целовать. Разве ты не видел, как Джонни сграбастал меня на днях?

Господи Всемогущий, Анжело, сколько раз мы с тобой…

Анжело поморщился.

- Сейчас не самый лучший момент мне об этом напоминать!

- Но черт побери, в этом и дело! Я нисколько не изменился! Я все тот же человек, каким ты знал меня… да с самого рождения!

Анжело покачал головой. Томми вспомнил, как Анжело нес его из больницы на

руках, в то время как Марио, охваченный страхом и чувством вины, в тех же

обстоятельствах даже не позволил ему на себя опереться. И Анжело с

полдесятка раз прилюдно его целовал, на что Марио, разумеется, не

осмеливался. Они всегда были так осторожны, так осмотрительны.

Как хорошо мы лгали. Как долго.

Продолжая качать головой, Анжело сказал:

- Не усложняй мне жизнь, Мэтт. Обещай, что под крышей этого дома ничего

такого не будет. В противном случае мне придется попросить Томми искать

новое жилье.

- Эй, – сказал Томми, но теперь пришла очередь Марио в гневе надвигаться на

Анжело.

- Что обещать? Не дать Клэю застать нас в постели? Не приставать к его

приятелям в зале? Если ты об этом, то это оскорбление, и лучше бы тебе забрать

свои слова обратно, пока я не загнал их в твою грязную глотку вместе с зубами!

Для меня это то же самое, что для тебя – взять Тессу в тот публичный дом, куда

ты ходишь! Это наша личная жизнь! Чего ты ждешь? Нам что, расселиться?

Анжело быстро глянул на единственную кровать и отвернулся. Потом сказал, не

зная, куда девать глаза.

- Для начала было бы неплохо.

- Ты свихнулся? Собираешься запереть нас по разным комнатам и патрулировать

коридоры по ночам? Или хочешь, чтобы мы уходили из дома и искали темный

переулок?

Анжело явно жал воротник, лицо его потемнело от прилива крови.

- Нам обязательно вдаваться в детали? Ты понимаешь, о чем я.

- Нет, не понимаю. Не понимаю, глуп ты, зол или чертовски наивен. Почему бы

тебе просто не порадоваться, что мы с Томми достаточно взрослые и

сообразительные, чтобы вести себя прилично, и на этом успокоиться?

Анжело снова скривился, но Марио не дал ему времени заговорить.

- А теперь заруби себе на носу. Пункт первый. Если Томми уйдет, уйду и я. Это не

обсуждается. Он мой партнер. Выставляешь его, выставляй и меня и забудь о

моем существовании. А потом можешь как угодно объяснять Джонни и Стелле, да и всем остальным тоже, что Летающие Сантелли снова мертвы, и это ты убил

их, как чуть не сделал в прошлый раз!

- Мэтт, это нечестно…

- Еще как честно! – воскликнул Марио.

Томми видел, что он вгоняет себя в один из прежних приступов ярости.

- А насколько ты честен со мной и Томми? Или раз мы геи, то к нам больше нельзя

относиться, как к людям? Пункт второй. По закону мне принадлежит треть дома.

- Парень, никто ведь не спорит…

- Ты спорил. Ты собрался выставить моего партнера из моего дома. Я знаю, что

дом нельзя было продавать, пока Nonna жива. Но она умерла, упокой Господь ее

душу, и ситуация изменилась. Так что остановись и подумай, что делаешь.

Насколько я понимаю, в тридцатых годах ты, Папаша и Джо получили во

владение равные доли. В своем завещании Папаша оставил свою треть мне, или

тебе об этом не известно? Потому что он знал, что я всегда присмотрю за

Люсией. Лисс вышла замуж, а Джонни… он не хотел полагаться на Джонни. Так

что треть дома моя. Весь его я не выкуплю, но треть содержать смогу. И я так и

сделаю, если мне придется. Или хочешь попробовать выкупить мою долю?

Томми, прежде слишком ошарашенный, чтобы говорить, обрел, наконец, дар речи.

- Нет, Мэтт. Нет, Анжело. Это вовсе не обязательно… Я могу найти место, где

жить…

- Не без меня. Это не личное, Том, это рабочий вопрос. Мы партнеры, и этот дом и

аппарат… если Анжело сможет заставить меня покинуть дом, то заставит и

отказаться от фамилии, а я ей на жизнь зарабатываю.

- Мэтт, – тяжеловесно сказал Анжело. – Если ты блефуешь…

- Думаешь, я блефую? Тогда завтра утром здесь будут юрист и риэлтор. Если вы

с Джо собираетесь объединиться и выкупить мою часть, я вам мешать не стану.

Но сами будете объяснять Люсии, почему дом, служивший пяти поколениям

Сантелли, вдруг сделался слишком тесен, чтобы вместить ее сына и его

партнера…

- Прекрати! – мучительно выпалил Анжело и сбился на итальянский. – Dio, мальчик, ты думаешь, семья для меня – пустой звук? Все, что я сделал…

Он сглотнул, напряг губы и с усилием перешел обратно на английский.

- Мы всегда говорили, что всякий, кто участвует в номере, становится членом

семьи. Я не имею права тебя выставлять, а если бы и имел, то не стал бы делить

дом. Он все эти годы был домом Люсии, и она моя единственная сестра. Но чего

ты ждешь от меня, Мэтт? Что я скажу, будто одобряю это… это…

Он не мог подобрать слово.

- Я ничего от тебя не жду, – сказал Марио. – Ты узнал обо мне и Томе только

сейчас. Это ничего тебе не говорит? Можешь быть уверенным, мы не попадем в

желтую прессу и не оскандалимся!

Анжело посмотрел на Томми так, будто увидел его впервые. После заметной

паузы он спросил:

- Сколько это продолжается, Том? Нет, Мэтт, молчи… я спросил его, а не тебя.

Я втянул нас в это. И теперь нам обоим приходится с этим жить.

- С первого сезона у Ламбета, когда я начал регулярно работать в номере. Когда

мне исполнилось пятнадцать.

Анжело словно прирос к полу.

- Gesù a Maria… Я бы не поверил…

«Вздор, – подумал Томми. – Он рыскает вокруг не первый год». А вслух сказал:

- Что ж, теперь ты знаешь. И если я не говорил тебе раньше, то не потому, что

стыдился. Просто знал, что тебя это огорчит. И оказался прав.

Анжело долго молчал, потом дернул плечом.

- Ebbene… ладно, ладно. Вы оба теперь взрослые. Я умываю руки…

Он побрел было к двери, но остановился, развернулся, прошел мимо Томми и взял

Марио за плечи.

- Нет, мальчик, – сказал он по-итальянски, – я так не могу… Я христианин, католик, я не могу закрыть на это глаза… Ты же сын моей единственной сестры, мой крестник…