В тот момент никого рядом с ней не было. В некотором отдалении Пакс увидела гнома, присевшего возле костра. Пир стояла невдалеке и смотрела на залитую солнцем скалу, возвышавшуюся у нее над головой. Справа от Пакс стояли Амберион и маршалы и разговаривали с кем-то высоким. Присмотревшись, Пакс узнала Адхиела, эльфа.

Она медленно потянулась и вновь почувствовала в теле неясную боль. Она была не такой сильной, как прежде, но все же давала о себе знать. Девушка вспомнила, что когда-то она использовала для своих ран мазь, взятую у паладинов. Боль исчезла тогда сразу же, и раны больше ее не беспокоили. Возможно, сейчас она просто лежала в неудобной позе.

Пакс вновь попыталась восстановить в памяти, что же с ней произошло. То, что поведал ей Белкон, очень ее встревожило. Но сама она ничего из его рассказа не помнила.

Ее схватили… держали под землей… все это казалось очень странным. Но если все это не так, то откуда взялись раны? Значит, она действительно с кем-то сражалась? Но с кем и как?

Отметины на руках не давали ей ключа к разгадке. Они выглядели как любые раны, которые могли быть сделаны ножом, мечом или копьем. Необычным ей показалось их количество — рубцов она насчитала больше, чем за три сезона службы в отряде герцога Пелана. Пакс не могла понять, как она вообще сражалась и как выжила, если у нее было так много ран одновременно. Но тут у нее мелькнула мысль, что, возможно, не все они были получены в бою. Их могли нанести связанному и беспомощному пленнику.

Ее размышления прервал голос Амбериона:

— Пакс, я рад, что вы проснулись. Адхиел сейчас снова с нами, и он осмотрел вас днем.

Пакс возмутилась. Какое они имели право бесцеремонно разглядывать ее, пока она лежала в беспамятстве? Она вдруг вспомнила, что сказали ей об эльфах, которые взяли свиток Хальверика. Девушка усилием воли подавила гнев. Она знала: они все равно не поймут ее переживаний. Амберион же между тем продолжал:

— Он хотел бы побеседовать с вами, если вы, конечно, достаточно хорошо себя чувствуете.

Она решила не говорить Амбериону о своей боли. Ведь он может счесть это проявление слабости с ее стороны.

— Да, конечно. Я чувствую себя… неплохо, — сказала она наконец.

Адхиел сел рядом с ней. Лицо его светилось радостью.

— Леди Паксенаррион, мне очень жаль, что меня не было здесь, чтобы защитить вас. Я не знал, что, когда я начну дуть в волшебный горн, меня отбросит назад…

— Отбросит назад?

— Я имею в виду мой дух. Я всегда считал, что у волшебников нет души и мы состоим лишь из тела; никогда прежде не думал, что меня могут выдернуть из него, как лесной орех из скорлупы, и отправить в такой долгий путь. Сначала он мне и не показался таким уж долгам — я считал, что пробыл всего лишь день при Дворе Высшего Короля, — но когда я вернулся, то узнал что вы провели много томительных часов у иунизинов.

— Да, мне так сказали. Но сама я этого не помню, — сказала, нахмурившись, Пакс.

— Вообще ничего не помните?

— Почти ничего. Белкон мне рассказал кое-что, и у меня возникло какое-то смутное воспоминание. Но лишь очень смутное. Точно я ничего не помню.

Адхиел вздохнул, лег на песок и стал смотреть на бездонную голубизну неба. Помолчав немного, он сказал:

— Мне бы хотелось знать больше. Мы, волшебники, предпочитаем игнорировать иунизинов, даже делать вид, что их вовсе не существует или что они не являются нашими дальними родственниками. Но в таких случаях, как ваш, это опасно — для нас и наших союзников. Я знаю, что у них такие же возможности заниматься волшебством, как и у нас, и мы поклоняемся одним и тем же божествам: Ачрии и Наиде, Гитресу и Лиарту.

Пакс вздрогнула, услышав четыре дьявольских имени. Она всмотрелась в лицо своего собеседника: оно принадлежало эльфу и в то же время — дьяволу. Девушке стало страшно.

— Я… Я ничего не помню, — сказала она наконец.

— Если вы ничего не помните, потому что вас ударили по голове, — это одно. Но если ваша память затуманена колдовством иунизинов или их божеством, тогда мы должны сделать все возможное, чтобы вернуть ее. Жаль, что я не мог заняться этим раньше… Амберион, когда нам лучше начать — до или после еды?

— Начать… что? — спросила в смятении Пакс. Амберион повернулся к ней и ободряюще улыбнулся.

Девушке показалось, что лицо его было каким-то плоским и невыразительным. Может быть, виной тому были сумерки. Он же сел поближе и ободряюще положил свою руку ей на плечо.

— Нам нужно понять, Пакс, какое колдовство иунизины использовали против вас. Не сомневаюсь, вы понимаете это. Адхиел и я попытаемся сделать все от нас зависящее…

Пакс возразила:

— Но… Разве вы не говорили мне сами, что кандидаты в паладины не подвластны чарам?

Амберион нахмурился:

— Обычно так и бывает. Ко этот случай — особый. Мы считаем, вы все-таки подверглись чарам. И сделали это иунизины. А ведь я должен был опекать вас. Один лишь Гед знает, Паксенаррион, какие муки я испытываю из-за того, что не смог спасти вас от пленения. Но сейчас… мы должны сделать для вас все от нас зависящее.

Пакс кивнула, с трудом взглянув в глаза Амбериону. Ей показалось, что он был чем-то озабочен, даже взволнован. Сама же она была раздосадована. Через какое-то время она бы и сама вылечилась и снова стала сильной. Независимо от того, вернется к ней память или нет. Ей хотелось услышать о том, что знали они, чтобы между ними было полное доверие.

В это время Адхиел положил свою руку с длинными пальцами ей на запястье. Пакс сдержалась, чтобы не отдернуть ее. Стараясь успокоить девушку, он сказал:

— Амберион говорит, что ваши раны были уже почти залечены, когда вас нашли, Паксенаррион. Но вы отсутствовали недолго, поэтому, если рассуждать здраво, они не могли затянуться так быстро. Значит, или они были ненастоящие, или их вылечили каким-то волшебным способом.

Пакс вновь взглянула на свои руки:

— Вы думаете, они могли быть ненастоящими? Я никогда ничего подобного не слышала…

— Да, конечно, об этом действительно мало кто знает. К тому же сделать такое можно лишь с помощью злых сил. Но когда в подобных случаях пытаются ускорить выздоровление, больного подвергают определенному риску. Когда-то очень давно и далеко отсюда я знал одного волшебника, который мог ускорить рост и выздоровление. Он использовал свой дар только на растениях, но его можно было применять и к животным. Так вот, Паксенаррион, сейчас мы сделаем практически то же: постараемся устранить облако, окутавшее вашу память. Если я прав в своих догадках, а именно — если иунизины наложили на вас это заклятие, то вы, освободившись от него, вспомните все, что с вами было.

Вообще-то Пакс очень хотела узнать, что же произошло с ней на самом деле. Но, услышав слова Адхиела, она прямо-таки отпрянула. Теперь, когда она знала, что ее память подвластна воле дьявола, а иунизины уже показали ей это, она не хотела никаких экспериментов. К тому же она не до конца доверяла Адхиелу и не хотела упоминать о свитке Хальверика. Глаза эльфа, смотревшего на нее, горели каким-то сумрачным огнем.

Тогда она попробовала найти поддержку у Амбериона. Но он лишь сказал:

— Адхиел уверил меня, что это самое лучшее решение, Паксенаррион. Только таким образом чарам иунизинов будет нанесен ответный удар.

— Значит, Белкон был прав… — прошептала девушка.

— Он был прав по-своему. Вам нужно вспомнить то, что с вами произошло. Но вспомнить это нужно самой. Вот я и попытаюсь вам помочь, — сказал Адхиел.

Пакс перевела свой взгляд с одного своего собеседника на другого:

— Ну что ж, раз так… давайте начнем. Что мне нужно делать?

— Думайте о Геде и о Всевышнем. Они будут направлять ваши мысли и вашу память, надеюсь… Пока мы не освободим их, — сказал Амберион.

Пакс закрыла глаза и легла, стараясь не двигаться. Ей казалось, что в своих воспоминаниях она все время наталкивается на какую-то темную завесу. Через несколько минут девушке стало трудно дышать, и она почувствовала себя загнанной в ловушку. Она едва ощутила руку Адхиела, когда он провел по ее бровям, и твердое пожатие Амбериона. В это время Адхиел начал шептать что-то на своем языке. Пакс было так тяжело, что она даже не пыталась вникнуть в смысл его слов.