– Боишься, – проговорил Нений. – А я не так думал о тебе.

Мальчик зло глянул в спину Нению, нагнал его, а потом, не колеблясь, ступил в воду.

Странное дело – вода была прозрачная, но не мокрая, а походила на невесомую дымку. Словно прозрачный туман коснулся щиколоток, колен, и сомкнулся над головой.

Под водой город продолжался. Землетрясения, вспахавшие склоны, изуродовали его лицо, но не стерли величия. Древние улицы расходились в темные глубины призрачного моря, и в них снова и снова звучала бесконечная история рода властелинов, пивших земную кровь.

Дорога из черного плитняка поднималась к горбатому мосту, темневшему в дымке. Дальше она упиралась в площадь, разбитую ударом невиданной силы. За площадью начиналась пропасть.

А на самом краю стояла большая серебряная чаша, до краев наполненная чем-то зеленым, мерцающим. Флойбек подошел ближе и глаз его различил огромные изумруды. Самоцветы переливались, словно дыша, ловили малейшие проблески заката в сумерках и горели дивными огнями. Они единственные были живы среди вечной смерти Города.

– В разрушенных городах много тайн и сокровищ, но главные покоятся здесь, – молвил Нений.

Флойбек с трудом оторвал взгляд от манящего света.

– Так пусть покоятся себе дальше…

– Скоро явятся сюда непрошенные гости, – проговорил Нений. – Народ твоей эпохи зарится на богатства погибших городов. Моих городов.

– Я слышал про них, – с трудом сказал Флойбек. То ли волны, то ли чей-то шепот отдавался в его голове, давя на сознание. – Люди умирают от них. Плохой смертью…

– Умирают, – подтвердил Нений. – А их души забирает себе город как дань за похищенное. Что-то достается и мне.

– Люди слабы, – Флойбеку все тяжелее становилось говорить. – А ты… Тебе зачем это? – он поднял голову. – Ты ведь не зря меня сюда привел!

Нений простер руку к чаше.

– Бери что хочешь, – шелестел он. – Для тебя свободно от проклятий. Все лежит у твоих ног, только возьми.

Серебряная чаша тянула к себе с безумной силой, струила волшебный свет. Даже выморочный город тускнел перед ним. Шепоты в голове усиливались, заволакивая мысли. Флойбек качнулся навстречу сокровищам Города, прямо к краю пропасти.

«Не трогай! – взорвалось в нем. – Сгинешь!»

Скоро, скоро явятся сюда гости. Люди слабы, они ничего не знают… А Нений все стоял и выжидал.

Флойбек пересилил себя, обернулся к Нению, и отшатнулся прочь, отрезвев: его спутник съежился, расшитый плащ колыхался так, точно под ним была пустота. Живое прежде лицо состарилось, иссохло, только зеленые глаза горели, как самоцветы вечно умирающего города.

Так вот какое будущее предлагал ему Нений…

Флойбек сделал глубокий вдох и с силой столкнул чашу в обрыв. Она медленно скользнула вниз, полетела, ударясь о каменные выступы. Драгоценные зеленые слезы рассыпались, исчезая в кромешном мраке. Нений упал на колени перед обрывом, вцепился сучковатыми пальцами в обломки плит и яростно зашипел во мглу.

– Проклято, здесь все проклято, – тяжело дыша, сказал Флойбек. – Каждый камень… – договорить он не успел. Шепот призрачных волн усилился в его голове, нарастая, и так же быстро смолк, а вслед за ним растаял затонувший город.

Флойбек очнулся на ветхих ступенях лестницы, весь окоченевший от утреннего холода. Солнце взошло и плоским серебряным блюдом висело над берегами Храмовой гряды. В кустах сонно перекликались воробьи. Туманило.

В горле было сухо, точно он глотнул мертвого, застоявшегося воздуха и не мог выдохнуть. Флойбек встал, еле передвигая ногами, дотащился до Кедрового ручья и, набирая воду в горсти, стал с жадностью пить. Ему полегчало, но тут навалилась слабость. Он свернулся клубком прямо на земле и провалился в забытье.

А когда проснулся, солнце уже стояло высоко в небе. Проснулся с ощущением мимолетного путаного сна – вроде снилось что-то, да не вспомнить никак. И затопленный город, и Нений начисто стерлись из памяти. А медальон остался в кармане.

– Неужели не помнишь? Ничего? – спросил Гессен.

Арвельд коротко мотнул головой.

– Маячит что-то… Лес и, кажется груда камней. А как пытаюсь припомнить, так и это пропадает.

– Камни-то какие? Валуны или мелкий щебень?

– Не помню, говорю же.

– Лес хвойный? Лиственный? – Арвельд пожал плечами. – Да, из этого немного выжмешь. Ладно, оставим на потом твою загадку, только не нравится она мне. Расходимся?

Сгарди кивнул ему и свернул на тропинку к монастырю.

Оставшись один, Гессен сбавил шаг – за Арвельдом всегда приходилось почти бежать – и побрел вперед, потирая ладонью подбородок.

Где-то рядом заслышался тонкий писк. Гессен остановился, прислушался и сошел с тропы. Пищал птенец, выпавший из гнезда. Мальчик взял его в руки и поискал глазами гнездо. Косматый ком из прутьев висел невысоко над землей. Гессен сунул притихшего птенца за пазуху и полез наверх.

Под ним треснула ветка, и комочек, пища, завозился под одеждой.

– Тихо ты, – пробормотал Гессен. – В другой раз падать не будешь.

В гнезде среди пестрой скорлупы лежали цветное стеклышко, рыболовный крючок, осколок эмали… Тут в куче травинок что-то поймало солнечный луч и зажгло его росистой звездой. Гессен нащупал тонкую нить, потянул ее, и из вороха прутьев, звякнув, вывалился круглый серебряный медальон величиной с мелкую монету. Белый кружочек лег ему в ладонь, припечатав холодком.

В середине медальона свернулась змейка темно-зеленого непрозрачного камня, похожая на мелкого червяка.

– Ты гляди, какая штука, – удивленно сказал Гессен. Он пошарил в кармане, извлек оттуда блестящую стеклянную бусину и положил ее в гнездо. – Обмен, понимаешь? – спросил он недовольно пищавшего птенца и с этими словами спустился вниз.

За деревьями зазвенел Кедровый ручей. Гессен двинулся по течению, ногами разбрасывая листья, усыпавшие бережки. Он перекладывал свою находку из одной руки в другую, чувствуя, как острые края впивались в ладонь. Медальон приятно удивил его: он любил тайны. Странно, откуда бы ему здесь взяться – сорока не улетит далеко, значит, медальон потерян кем-то на островке.

Мальчик разжал ладонь. Каменная змейка так знакомо свернулась на белеющем серебре! Какой-то тайный смысл заключала она в себе, не то чей-то древний герб, не то символ…

Прохладный ветерок выхватил у него из-под ног горсть листьев и разбросал в ручье. Гессен остановился, глядя, как они кружатся и скользят между камней, пристают к мосту. Где-то видел он эту змейку… Точно видел. Причем совсем недавно кто-то напомнил о ней. Мысль вертелась в голове, дразнила, трогала сознание своей важностью и тут же пряталась, как улитка, чуть коснись ее рожек.

Посвежевший воздух подернулся запахом горячего воска – у часовни жгли свечи. Гессен пересек мост. Каменный домик чисто белел в зелени лиственниц, посверкивая жестяным шпилем. При часовне жил старый увечный монах, последний из тех, кто еще помнил орден. В это время он обычно обходил часовню, позвякивая ключами, сжигал увядшие цветы и ветки, опрыскивал углы заговоренной водой, чистил подставки для свечей. Но сейчас привычного бренчания не было слышно.

У входа в часовню стоял кто-то чужой. Деревья мешали разглядеть его, Гессен видел только зеленое одеяние. Солнце то пряталось, то показывалось краем из-за туч, и по платью незнакомца пробегала огнистая волна – сияли самоцветы на тонком плаще.

Гессен подкрался ближе. Теперь стали видны борода и седые волосы, которые крупными, точно коваными из серебра кольцами спускались до пояса. Старик неспешно прогуливался вокруг часовни.

Никогда не видел Гессен платья, расшитого так дорого. Раз только появился на Храмовой гряде старый друг Лума, целитель из Северных морей. Знатный лекарь учил мальчика «отколдовывать» чужие заклятия и заговаривать воду. Большой охотник был до украшений… Не он ли это снова? Старик обернулся, и Гессен встретил пристальный немигающий взгляд.