По убитому вчера тетереву мы знали, что сейчас они питаются брусникой и вот именно за ней выходят из тесных кустов можжевельника, примыкающего к глухому болотному лесу, на большую паль с лиловым вереском, красной брусникой и очень редкими фигурными соснами. Когда собака прихватила в кустах можжевельника и потянула по какому-то следу, мы подумали, — это тетерева по раннему часу пробираются за брусникой на паль к журавлям. Мы уже представляли себе, как от выстрела на пали по тетеревам поднимутся в разных местах журавли, станут кружиться, кричать, выстраиваться в треугольники и опять, распадаясь на малые стаи и семьи, спустятся на паль. Но вдруг мы обратили внимание, что вокруг одного куста можжевельника правильным кольцом трава была притоптана, так же было у следующего куста, еще и еще. И на одном кусту ягоды были так высоки, что простому тетереву их бы никогда не достать. А еще мелькнула догадка: зачем же тетереву крутиться у можжевельника, если он не боится, прикрываясь лиловым вереском, пробраться за брусникой на открытую паль к журавлям? Нет, это не тетерева танцевали по траве вокруг можжевельников, это глухари выбрались из болотного леса и остались тут, не смея дальше подняться на открытую паль, где вереск никак их не может укрыть. Собака вела по глухарям и, значит, отрезав их от леса, мы гнали их к пали.

19 Августа. Князь (Глинка — генерал) + старый полковник (пусть он Глинке: «умру с буквой ять»). Форма человека (князь), над которой работало все сословие и с ним весь народ: этот, воспитанный человек и внутренний сам, у князя внутр. сам, возможно полное ничтожество, но тот человек-форма очень значительный.

Итак, раньше, когда эта форма человека-князя была общеобязательна в известном кругу, на нее не обращали внимания, а когда среда исчезла, то форма получила самостоятельную жизнь.

Вчера встречали журавлей на большой пали (ночуют на Дубне). Токовал тетерев. Прилетел (реке на кекс!). По глухарям.

Эти ольховые курганы выросли не просто, или тут лошадь закопана, или лося свежевали, или, может быть, стояли цыгане?

20 Августа. Проходят, как бы сливаясь утренними сильными росами и вечерними луговыми туманами, роскошно солнечные летние дни, иногда совсем безоблачные, светло-голубые, иногда с кучевыми облаками, между которыми нежная бирюза нашего северного неба светится так приятно, что хочется поймать плавающее в ней белое пышное облако и съесть, как пирожное.

<На полях> «Безе» — пирожное, почти необходимое на столе дореволюционного буржуазного русского общества.

В революцию очень скоро спеет молодежь, потому что освобождаются ее силы от создания воспитанием того условного, воображаемого человека, который в обществе признается джентльменом. Молодежь, освобожденная от «буржуазных предрассудков», живет и становится «практической». Но я боюсь, что эта скорая жизнь приводит не к созиданию, а к собачьей старости. Я думаю, что технические навыки народа являются больше из его прошлого: рабочий немецких фабрик точных инструментов едва ли мыслим без преемственности с тем же немецким рабочим эпохи цехового ремесла. Мне думается, что лучшие рабочие силы у нас скрываются в кустарных производствах… что истинное творчество нашего времени заключается не в тракторах (фантастических, впрочем), а в незаметном создании образа нового джентльмена (пока научились только левую руку держать в кармане, как Ленин).

Лунная ночь. Я вышел из дома и сел на дрова, смотрел на спящие домики, слушал глубокую выразительную тишину, пахло сильно созревающим овсом. Над каждой хижиной склонялось дерево-Архип и при лунном свете, как облако, принимало такую форму, как тень воска на стене при святочных гаданиях: не очень отчетливая форма, но тем более интересная, что дает возможность самому догадываться и дополнять.

Сафонов Ник. Вас. и Качалов Васил. Мих. два основных типа: Сафонов живет, принимая во внимание жизнь сограждан. Возможно, он их вовсе не любит и добра им не желает, но он постоянно возится с ними, делает массу добра им. Возможно, что он властолюбив, и путь общественного работника для него есть личный путь к власти и славе. Качалов весь отдается чисто личной работе, он работает без памяти: уедчив. Как более способный и трудолюбивый, он возбуждает зависть у других и считается, в конце концов, «кулаком».

<На полях> Воображаемый человек у крестьян (разговор, наряды для фотографии). 5 Августа. Овсянниково — Кучка <1 нрзб.> теленок, кроншнеп 3 следа, телега высотой около метра.

25 Августа. На прошлой неделе мы с Петей были в Шепелеве. Там мох произвел на меня сильное впечатление, мох 14 в<ерст> до Ведомши. Приехали «доктора воды».

Инж. Власов сообщает, что 5-го Августа он с рабочими возле дер. Овсянниково видели лосенка… Лесничий, однако, говорит, что едва ли это местный теленок: трудно предположить, чтобы стойбище двух лосей осталось незамеченным. Только если в Вередне за Лоханью, там действительно люди не бывают.

Нет никакого сомнения, что множество художественно и научно одаренных людей, десятки лет усердно работавших над аппаратом, долженствующим по желанию человека давать точное изображение вещей, вложили в инструмент достаточно своего таланта, чтобы он сам по себе стал до некоторой степени художником. Только очень увлекающийся художник…

Новая тревога войны. Все толкователи событий по обыкновению своему ошиблись, упустив из виду одно обстоятельство. Они говорили, что не будет войны, потому что наши никогда на нее не решатся. В это и уперлись. Между тем ее начинают китайцы или кто-то там за их спиной…

Когда начинаешь раздумывать о «судьбах» России, то всегда неизбежно приходишь к мысли о большевиках. Так и в истории нашей большевизм неизбежность, необходимость, тут «все».

До революции иностранные вещи поступали без необходимости годы хлопотать о лицензии, их пришествие было незаметно, они были, как свои, и с ними страна казалась вполне цивилизованной. Теперь, когда все иностранное исчезло и мы остались лицом к лицу с отечественным производством, вдруг обнаружилась истинная Россия во всем своем техническом неуменье и чудовищной отсталости. Имя царя так же скрывало от нас полное равнодушие народа к судьбе своего государства. Теперь все обнажилось… Ничего и не было…

С китайцами мы равняемся: их огромное мертвое прошлое уравновешивается нашей чудовищной претензией на хозяйство будущего.

Вечер.

Сила солнечного жара сохранялась еще в вечерних лучах, на опушке бора, обращенной к западу, продолжалась дневная жизнь, женщины еще собирали бруснику и гонобобель, по сухой тропинке бегали очень быстро и ровно, как заведенные, молодые трясогузки. На западе от бора падала огромная черная тень на скошенный болотистый луг, тут не по минутам, а по секундам заводились, плотнели, стелились тугими простынями туманы, глухарь, озираясь назад, спешил из бора через луг в заросли черной ольхи, все больше и <1 нрзб.> погружался в белый туман…

На пойме разом закричали все журавли: По-ра! По-ра, пора! Соби-рай-тесь! Они собирались, вероятно, лететь ночевать в родные места гнездований по Дубне.

Желна. Прошлый год этот бор возле самой деревни был нам вместо сада, когда нечего делать, в жару или если вдруг охватит широкое раздумье, бывало, прямо в чем есть, случалось, босым, без шляпы, в одной нижней рубашке идешь туда… Зимой мужички добились, наконец, под предлогом нехватки земли с обещанием корчевки разрешения свести этот лес местного значения. Лес разделили, кто победней, поспешил свою часть продать за бесценок. Никто не убирал за собой в лесу ничего, и к лету вместо нашего любимого бора тут была свежая вырубка с редкими маломерными или уродливыми деревьями, совершенно непроходимая, заваленная торчащими сучьями. В жару вырубку зажег «лиходей», — так его все называли, потому что дело это и запрещенное и опасное: бор прямо возле ржанища с копнами хлеба, и за рожью прямо деревня. С другой стороны, кому же охота очищать вырубку, предназначенную для корчевки, древний опыт славянина-колонизатора настойчиво требовал сжечь вырубку и тем безмерно сократить работу корчевания. И закон запрещал, и страх сгореть всей деревней не давал решимости поджечь вырубку, но душа просила «лиходея» и он явился: вырубка запылала в безветренный день.