— Таня! я пьян.
Она повертывает к нему голову, и в это время он бросается к ней, схватывает, тащит на диван и все время шепчет:
— Ничего, я пьян, я пьян.
Слышит от нее:
— Так это же хуже, что пьян, это хуже!
Она, впрочем, ему совершенно покорна, нема телом и духом…
Написать Ремизовой С. П-с.
Мне нужно от кого-нибудь из старых друзей письмо с подтверждением, что наше лучшее существует безуступно и будет существовать и утвердится, перелетев через головы современной диктатуры мелкоты. — Я решил написать с этим Вам, быть может, у Вас там с Алекс. Михайл. есть какие-нибудь замыслы к делу.
3 Января. Завернул мороз до 17 Р.
Помню из Руссо, что когда он с ней перестал это делать, то она вдруг его разлюбила.
Любовь по памяти предполагает некоторый душевный строй (культуру).
Саженную головищу Маркса из гипса — настоящее «Идолище поганое» — воздвигали на высокие подмостки, Сережка Львов, каторжанин, страшилище, обезьяна, выстраивал красноармейцев, а Иван Горшков, бывший лакей княжеский, потрясая кулаками, говорил речь: «Сметем, раздавим!» Музыка после каждого «сметем» играла «Марсельезу». У Маркса часто болела голова, чудилось ли ему в то время что-нибудь в этом роде?
Величайшие страдания от недостатка света.
Злобная забастовка Ефрос. Павл. и мысль о Руссо (прекращение).
4 Января. Петербург, 14-я линия. Лидочка Иванова и ее дебелая мать, горбунья и сумасшедший акцизный.
Вспоминаю, как наши дамы в Хрущеве щипали корпию{75} (Русско-Тур. война 1877–78 г.), мне 4–5 лет — и как няня с ужасом сказала, что мужики на господ с топорами пойдут (1881 г. Смерть Ал. II — мне 8 лет){76}.
Тема лекции о литературе: древняя литература — крест и новая — цвет.
7 Января. Рождество. Дядя Ив. Ив. Гриша.
Маленькие, забитые жизнью взрослые и среди них дети, как большие, — вот дети Достоевского.
Так вот и поэту теперь нужно, как ребенку, среди забитых и униженных взрослых взять на себя их дело свободы.
Герасим Вонифатьевич Шманцырев. Воробьеву доставить удостоверение от Ельцовской школы.
Петр Герасимович Шманцырев в Озерище учил, в гимназии Дорогобуж. в 1-й группе 11-й ступени — Степанкова Евдокия Ивановна, Стефанков Егор Алексеевич. Ушаково, оконч. Ушаковскую школу 1-й ступени.
7 Января. Рождество. +1 Р. Пышные белые нетронутые снега.
8 Января. +1 Р. Поездка в Чамово. к Барановскому: «Я сознаю категорически, что взять вам нечего. Какая польза стрелы в камень пущать?»
Бывает, отважные дети берут на себя дело старших; так поэт отваживается и, как горный лазун, — страшно смотреть! — идет впереди.
9 Января. +1 Р. В лесу снег раскис, с елей дождь. Народный тип: солдат возвращается из Германии, читал там все о России и не верил «буржуям», но действительность превосходит все описания, и вот он рассказывает в своей деревне, как хорошо живут в Германии и как ему хорошо жилось, знал бы, ни за что не поехал домой. (Под знаменем Р.С.Ф.С.Р., «Карл».)
Лес «Полом»{77} (название русское для революции, великая русская революция, великий русский Полом). Нет больше священных рощ, заповедных углов, и дно колодцев, которое казалось золотым, теперь показалось обыкновенное. (Лес как лес, так и народ, из которого, как из леса лучшие деревья, выбраны лучшие люди.) Если охранять, то нужно скрывать. Можно показывать, но только в мере и степени. Классики тем и отличаются от романтиков, что больше меряют, занимаются формой, а романтики зажигают огни.
10 Января. Святочный сон: в лесу на сосне привесил я портрет своей Козочки, волки стали собираться к портрету, а я их стрелять.
Разрушитель не дикий человек, а недоучка, тот, кто, выкрав, напр., из физического кабинета спираль Румкорфа, знает, что ее можно приспособить для закуривания папирос.
— 1 Р. Снег мелкий, но частый и сильный ветер. Ночью на 29-е — буря и +5 Р.
11 Января. Снег почти растаял.
Если бы у Пушкина не было его дарования, то, конечно бы, он озлился и в политическом озорстве превзошел бы всех декабристов; давайте это распространим: если бы не было у крестьянина Бога, то, конечно, он давно бы восстал. Одаренность, обладание чем-то держит людей вместе — чем же именно? Любовь это или вера, как говорят, но все эти названия включают в себя ценность жизни.
Все думы сводятся, в конце концов, к поиску врага. (Хозяин Дмитрий Бадыкин носит в себе постоянную мысль, что кто-то — кто? мешает нашему хозяйству, нашей жизни.) Если бы ясно увидеть, кто враг, то, кажется, с таким легким сердцем отдал бы жизнь на борьбу с ним. Еще кажется, что как это теперь все ни худо, но будет еще хуже, если забудешь это чувство и помиришься.
Итак, будем полагать, что наша власть приносит в жертву народ свой ради идеи полного социального обновления всего мира, что ей хорошо известно о какой-нибудь близкой мировой войне, во время которой нам удастся разложить строй войск, смешать все карты и вызвать стихийного духа обновления всех народов, который прекратит войну и материальное насилие людей. Словом, власть имеет в виду какое-нибудь ею ясно сознаваемое благо, напр., картофель, который приходилось тоже заставлять сажать силой оружия, а теперь все благодарят за картошку, все ею живут и считают тех расстрелянных мужиков жертвами собственного недомыслия. Итак, и у нынешней власти есть, наверно, совершенно отчетливое сознание какого-то мирового ценнейшего картофеля, который весь наш многомиллионный народ считает ошибочно чертовым яблоком, но впоследствии сам же и будет за него благодарить. На этом остановимся, потому что могут быть следующие возражения: «У власти нет сознания о картофеле счастья, а держится она необходимостью и удовольствием властвовать». Нет, мы имеем словесные выражения идеалов: труд вместо войны, общее дело вместо частного, интернационал вместо империализма и т. д. Замечательно еще, что идеалы коммуны не опровергаются («Я сочувствую идеям коммуны», — говорит учительница, а крестьянин говорит, что его обманули, т. е. дали хороший идеал коммуны, но только не выполнили). Стало быть, картофель существует. И Раскольников у Достоевского тоже знает картофель, и так подводится, что разницы, по существу, между ним и Наполеоном нет, что благодетели человечества все переходят через кровь, а под конец объясняется, что моральному существу этим путем нельзя идти, это дело бессознательной стихии. Но вот открывается новый вопрос, — если стихия поднялась, то в какое положение должен стать к ней моральный человек. Стало быть, возможно, что великое дело совершается благодаря моральной невменяемости лица, его совершающего, напр., Петр Вел.; еще мама и Дуничка в отношении к хозяйству. В общем, моральные мелочи удерживают <1 нрзб.> человека от великого дела, и он становится жертвою, получает наказание, страдает: искупляет грех. Еще недостаток натуры часто объясняют избытком морали. Еще «милостью Божьею» изобретено для восполнения морального промежутка, иначе сказать, человек преступил бессознательно, и вышло очень хорошо.
Мы, милостью Божьей, — оправдание народному бездействию (М. Горький хочет поднять народ, вывести его из состояния безразличия к власти).
