– Так вы женитесь? – спросил, улыбаясь, Франц.

– По-видимому. Так что, когда вы вернетесь в Париж, то найдете меня женатым и, быть может, отцом семейства. При моей врожденной солидности мне это будет очень к лицу. Во всяком случае, граф, повторяю вам: я и все мои близкие готовы служить вам и телом и душой.

– Я согласен, – сказал граф, – и смею вас уверить, что мне недоставало только этого случая, чтобы привести в исполнение кое-какие планы, которые я давно уже обдумываю.

Франц не сомневался ни минуты, что это те самые планы, на которые граф намекал в пещере Монте-Кристо, и он внимательно взглянул на графа, пытаясь прочесть на его лице хоть что-нибудь относительно этих планов, побуждавших его ехать в Париж; но нелегко было проникнуть в мысли этого человека, особенно когда он скрывал их за учтивой улыбкой.

– Но, может быть, граф, – сказал Альбер, восхищенный тем, что ему предстоит ввести в парижское общество такого оригинала, как Монте-Кристо, – может быть, ваше намерение вроде тех, которые приходят в голову, когда путешествуешь, и – построенные на песке – уносятся первым порывом ветра?

– Нет, уверяю вас, это не так, – сказал граф, – я в самом деле хочу побывать в Париже, мне даже необходимо это сделать.

– И когда же?

– Когда вы сами там будете?

– Я? – сказал Альбер. – Да недели через две, через три, самое большее, – сколько потребуется на дорогу.

– Ну что ж, – сказал граф, – даю вам три месяца сроку; вы видите, я не скуплюсь.

– И через три месяца вы будете у меня? – радостно воскликнул Альбер.

– Хотите, назначим точно день и час свидания? – сказал граф. – Предупреждаю вас, что я пунктуален до тошноты.

– День и час! – сказал Альбер. – Великолепно!

– Сейчас посмотрим.

Граф протянул руку к календарю, висевшему около зеркала.

– Сегодня у нас двадцать первое февраля, – сказал он и посмотрел на часы, – теперь половина одиннадцатого. Согласны ли вы ждать меня двадцать первого мая в половине одиннадцатого утра?

– Отлично! – воскликнул Альбер. – Завтрак будет на столе.

– А где вы живете?

– Улица Эльдер, двадцать семь.

– Вы живете один, на холостую ногу? Я вас не стесню?

– Я живу в доме моего отца, но в отдельном флигеле, во дворе.

– Прекрасно.

Граф взял памятную книжку и записал: «Улица Эльдер, 27, 21 мая, в половине одиннадцатого утра».

– А теперь, – сказал он, пряча книжку в карман, – не беспокойтесь, я буду точен, как стрелки ваших часов.

– Я вас увижу еще до моего отъезда? – спросил Альбер.

– Это зависит от того, когда вы уезжаете.

– Я еду завтра, в пять часов вечера.

– В таком случае я с вами прощусь. Мне необходимо побывать в Неаполе, и я вернусь не раньше субботы вечером или воскресенья утром. А вы, – обратился он к Францу, – вы тоже едете, барон?

– Да.

– Во Францию?

– Нет, в Венецию. Я останусь в Италии еще год или два.

– Так мы не увидимся в Париже?

– Боюсь, что буду лишен этой чести.

– Ну, господа, в таком случае счастливого пути, – сказал граф, протягивая обе руки Францу и Альберу.

В первый раз дотрагивался Франц до руки этого человека; он невольно вздрогнул; она была холодна, как рука мертвеца.

– Значит, решено, – сказал Альбер, – вы дали слово. Улица Эльдер, двадцать семь, двадцать первого мая, в половине одиннадцатого утра.

– Двадцать первого мая, в половине одиннадцатого утра, улица Эльдер, двадцать семь, – повторил граф.

Вслед за тем молодые люди поклонились и вышли.

– Что с вами? – спросил Альбер Франца, возвратившись в свою комнату. – У вас такой озабоченный вид.

– Да, – сказал Франц, – должен сознаться, что граф – престранный человек, и меня беспокоит это свидание, которое он вам назначил в Париже.

– Беспокоит вас?.. Это свидание?.. Да вы с ума сошли! – воскликнул Альбер.

– Что поделаешь? – сказал Франц. – Может быть, я сошел с ума, но это так.

– Послушайте, – продолжал Альбер, – я рад, что мне представился случай высказать вам свое мнение; я давно замечаю в вас какую-то неприязнь к графу, а он, напротив, всегда был с нами необыкновенно любезен. Вы что-нибудь имеете против него?

– Может быть.

– Вы встречались с ним раньше?

– Вот именно.

– Где?

– Вы обещаете мне никому ни слова не говорить о том, что я вам расскажу?

– Обещаю.

– Честное слово?

– Честное слово.

– Хорошо. Так слушайте.

И Франц рассказал Альберу о своей поездке на остров Монте-Кристо и о том, как он встретил там шайку контрабандистов и среди них двух корсиканских разбойников. Он подробно рассказал, какое сказочное гостеприимство оказал ему граф в своей пещере из «Тысячи и одной ночи»; рассказал об ужине, о гашише, о статуях, о том, что было во сне и наяву, и как наутро от всего этого осталась только маленькая яхта на горизонте, уходившая к Порто-Веккио. Потом он перешел к Риму, к ночи в Колизее, к подслушанному им разговору между графом и Луиджи, во время которого граф обещал исхлопотать помилование Пеппино, что он и исполнил, как видели наши читатели.

Наконец, он дошел до приключения предыдущей ночи, рассказал, в каком затруднительном положении он очутился, когда увидел, что ему недостает до суммы выкупа восьмисот пиастров, и как ему пришло в голову обратиться к графу, что и привело к столь счастливой и эффектной развязке. Альбер слушал Франца, весь обратившись в слух.

– Ну и что же? – сказал он, когда тот кончил. – Что же вы во всем этом видите предосудительного? Граф любит путешествовать, он богат и хочет иметь собственную яхту. Поезжайте в Портсмут или Саутгемптон и вы увидите, что гавань забита яхтами, принадлежащими богатым англичанам, разрешающим себе такую же роскошь. Чтобы всегда иметь пристанище, чтобы не питаться этой отвратительной снедью, которой мы отравляемся, я – вот уже четыре месяца, а вы – четыре года, чтобы не спать в мерзких постелях, где невозможно заснуть, он обставляет для себя квартиру на Монте-Кристо; обставив ее, он начинает опасаться, что тосканское правительство ее отнимет и его затраты пропадут даром; тогда он покупает остров и присваивает себе его имя. Дорогой мой, поройтесь в вашей памяти и скажите мне, разве мало ваших знакомых называют себя по имени местностей, которыми они никогда не владели?

– А корсиканские разбойники, принадлежащие к его свите? – сказал Франц.

– Что же тут удивительного? Вы отлично знаете, что корсиканские разбойники не грабители, а просто беглецы, которых родовая месть изгнала из родного города или родной деревни; в их обществе можно находиться без ущерба для своей чести. Что касается меня, то я заявляю, что если мне когда-нибудь придется побывать на Корсике, то раньше, чем представиться губернатору и префекту, я попрошу познакомить меня с разбойниками Коломбы, если только удастся разыскать их; я нахожу, что они обворожительны.

– А Вампа и его шайка? – возразил Франц. – Это уже настоящие разбойники, которые просто грабят; против этого, надеюсь, вы не станете спорить. Что вы скажете о влиянии графа на такого рода людей?

– Скажу, дорогой мой, что так как, по всей вероятности, этому влиянию я обязан жизнью, то мне не пристало быть слишком придирчивым. Поэтому я не намерен, подобно вам, вменять его графу в преступление, и вы уж разрешите мне простить нашего соседа за то, что он если и не спас мне жизнь – это, возможно, было бы преувеличением, – то, во всяком случае, сберег мне четыре тысячи пиастров; это на наши деньги составляет не более и не менее как двадцать четыре тысячи франков – в такую сумму меня во Франции едва ли бы оценили, что доказывает, – прибавил Альбер, смеясь, – что нет пророка в своем отечестве.

– Кстати, об отечестве: где отечество графа? Какой его родной язык? На какие средства он живет? Откуда взялись его несметные богатства? Какова была первая половина его таинственной, неведомой жизни, которая набросила на вторую половину мрачную тень мизантропии? Вот что на вашем месте я постарался бы узнать.