- Жмот, - проворчал он - и расплылся в беззубой улыбке перед следующим клиентом, почти таким же старым, как сам работорговец, но одетым и выглядящим не в пример лучше.
- Я ищу себе мальчика, - напрямик сказал покупатель, даже не глянув на Инди, - который сможет делать мне припарки и поможет по хозяйству. Он должен быть тихим и послушным.
- О, у меня есть такой! Очень послушный и тихий, - радостно воскликнул Язиль и дёрнул верёвку так, что Инди чуть не упал. Холодный взгляд покупателя обратился на него.
- Если он такой послушный, - после краткого молчания сказал старик, - то почему у него кляп во рту?
- Мнэ-э... - промямлил Язиль, а покупатель, качая головой и бормоча: "Мошенники, всюду мошенники", пошёл прочь. Язиль выругался и выдернул тряпку у Инди изо рта. Тот едва успел выдохнуть, когда закруглённый конец клюки зацепил его шею, заставив согнуться в три погибели.
- Стой тихо, - прошипел Язиль ему в самое ухо. - Или я сбуду тебя с рук сегодня, или отведу домой, отрежу тебе яйца и скормлю тебе их, а завтра продам в евнухи. Ты понял?
Инди, вздрогнув, кивнул. Он не был уверен, что старик воплотит угрозу - но такая вероятность была, и с ней приходилось считаться.
Потянулись долгие, мучительные часы торга. Здесь всё отличалось от того, каким было в верхней части пристани, в большом доме с мраморной лестницей, где его продали в первый раз. Там всё было быстро; к тому же из-за наркотика, которым его опоили, Инди почти ничего не помнил и не чувствовал своего унижения. Там никто не трогал его, кроме слуг. Здесь же за какие-то два часа его хватали, щупали, тискали и мяли больше, чем за весь предыдущий месяц. Некоторые покупатели-мужчины обращали внимание на его внешность и хотели его себе в наложники - они хватали его за яички и ягодицы, совали пальцы ему прямо в попку, проверяя, насколько он узок. После пяти с половиной месяцев, проведённых в доме Арджина, Инди, конечно, узок не был, и привередливые покупатели, обнаружив это, сплёвывали: лежалый товар! Другие искали себе домашнего раба или подмастерье, но первых не устраивала его худоба, а вторых - то, что он ровным счётом ничего не умел делать и честно в этом признавался, когда его спрашивали. И всех, без исключения всех приводила в возмущение затребованная старым Язилем цена: сорок, потом тридцать, наконец, двадцать пять дайраров. Никто не давал за него столько. Инди посмеялся бы над этим, и над собой, если бы мог ещё смеяться. Он был грязным, измученным, весь в синяках от недавних побоев в доме Арджина и от стариковых колотушек, его волосы слиплись и болтались сосульками, по лицу была размазана грязь, кровь запеклась под носом - конечно, он не стоил двадцати пяти монет. И это радовало бы его, если бы не шипящий рядом старик, то и дело дёргавший верёвку и напоминавший, что будет, если Инди не станет лучше стараться понравиться потенциальному хозяину.
Он попытался и вправду - один только раз. Часа в четыре пополудни взгляд его выхватил из толпы медленно идущую женщину. Она шла неторопливо, движения её быть чуть-чуть рассеянными, словно она не знала, почему и как оказалась здесь. Она куталась в паранджу, так что лица её Инди не видел, и возраста определить не мог, но что-то в её стати, в самой её походке подало ему надежду. Он улучил момент, когда женщина проходила мимо - по счастью, как раз в это минуту Язиль торговался с очередным недовольным покупателем, - и, подавшись вперёд, окликнул её:
- Добрая госпожа!
Женщина обернулась. Инди торопливо зашептал:
- Пожалуйста, умоляю вас, купите меня! За меня просят двадцать пять монет. Я стою больше, поверьте, гораздо больше. Вы не пожалеете, клянусь. Сжальтесь, госпожа, я очень прошу...
Женщина стояла и, казалось, вслушивалась в его слова. Инди страдал от того, что не мог поймать её взгляда - ему казалось, уж тогда он сумел бы её удержать, не дал бы уйти! Он знал, что в руках хозяина-мужчины его ждут только новые унижения и пытки... Но миг прошёл, женщина, казалось, пережила краткое колебание, потом повернулась и пошла дальше тем же неторопливым задумчивым шагом. Быть может, она решила сегодня прийти сюда, чтобы спасти от рабства какую-то заблудшую душу, и выбирала с доброжелательным равнодушием ангела, готового даровать не более чем одно чудо. Не для Инди, увы.
- Сколько стоит этот мальчик?
Инди вздрогнул и обернулся. Голос, задавший этот вопрос ровным спокойным тоном, показался ему как будто знакомым, и в то же время Инди знал, что никогда его раньше не слышал - слишком необычный акцент был у этого человека. Инди взглянул на него, обмирая. От жары и духоты, от жажды и усталости взгляд его помутился, и он смог пока что рассмотреть только тёмные, красиво изогнутые брови, высокий лоб под аккуратной белой чалмой, полные тёмные губы на безбородом - что было редкостью здесь - лице. Мужчина держал обе руки на поясе, придерживая тяжёлый с виду кошель. Опытный глаз Язиля тоже заметил этот жест.
- Двадцать пять монет, мой господин, всего только...
- Я беру его.
- Постойте, я сказал двадцать пять? То есть тридцать! - всполошился старик. - Я хотел сказать, сорок!
- Я дам тебе пятьдесят. Я беру его вместе с верёвками, - с совершенно серьёзным лицом пояснил мужчина, и старик подобострастно захихикал.
- За такую цену я могу его всего ими обмотать, мой господин.
- Вполне достаточно тех, что есть, - небрежно сказал мужчина и, отцепив кошель, вытряхнул золото старику в подставленные ладони. Инди в ужасе смотрел, как происходит этот обмен. Ну вот, опять. С ним опять это сделали. И снова им завладел холодный, небрежный, красивый и, без сомнений, жестокий человек...
На жгучее дневное солнце упала тень. Инди ощутил тяжесть на плечах - и понял, что их укрывает плащ, длинный, до земли. Мужчина запахнул его у Инди на груди, прикрывая обнажённое тело раба. Старый Язиль подобострастно кланялся.
- Если что, приходите, мой господин, я всегда тут стою, у меня иногда бывают мальчики... - блеял он, но мужчина, не глянув на него, обхватил Инди рукой за плечи и повёл прочь, не вверх по рынку, а вниз, уводя из этого страшного места, пропахшего горем. Инди переступал ногами, будто во сне. Его связанные руки опухли и онемели, он не смог бы вырваться, даже если бы захотел. Да он и не хотел. Он был рад, просто рад наконец оттуда уйти.
Новый хозяин не стал вести его далеко. Они прошли всего два квартала и оказались перед небольшим постоялым двором, не слишком богатым с виду. Трактирщик, стоявший у входа, приветствовал мужчину поклоном, и тот ответил кивком.
- Приготовь-ка поесть на двоих, - бросил он через плечо, легонько подталкивая Инди в спину. - И принеси горячей воды для мытья, побольше.
- Будет сделано, Эльдин-бей.
Эльдин... вот, значит, как имя этого человека. Инди был уверен, что никогда его раньше не слышал. Только не знал, плохо это или хорошо...
Мужчина провёл его полутёмным залом, а потом лестницей наверх. Комната, которую он снимал, была небольшой, но светлой. Инди переступил порог и остановился, чувствуя себя странно. Сперва он не мог понять, в чём дело. А потом вдруг понял, и у него затряслись колени.
Он очень, очень давно не бывал в доме, где было бы открытое, распахнутое настежь окно. Без решёток, без запоров. Просто открытое окно.
- Входи, - сказал мужчина, но Инди не повернул к нему головы и не двинулся с места. Он всё смотрел и смотрел на это окно, на лёгкую муслиновую занавесь, лениво шевелившуюся на ветру.
Плащ, укрывавший его плечи, скользнул наземь, обнажая избитое тело.
Эльдин прикрыл дверь и, обойдя Инди, встал перед ним, молча разглядывая его на свету. Инди вскинул подбородок. Он остался таким же глупым, каким был полгода назад. Какая разница, открыто окно или нет? Всё равно у него связаны руки. И так будет всегда.
- Ну что, мой господин? - спросил он резким, звонким и злым голосом, так громко и дерзко, что Эльдин слегка вздрогнул. - Угодно ли тебе немедля поставить меня на четвереньки и узнать, насколько я сладок? Или, быть может, предпочитаешь, чтобы я лёг на спину? Или тебе угодно, чтобы я встал на колени и отсосал у тебя? Приказывай, повелевай - я ведь твой раб!
