Литмир - Электронная Библиотека

Ночей ждала. Так ждала, как в тумане. Что на приемах, что на концертах. Музыки никогда не любила. Терпеть терпела, а так — обошлась бы. Без пения тоже.

Императрица Елизавета на каждую репетицию в театр ходила. Машинный ли мастер чудеса свои громоздил, оркестр ли партии выучивал. Флейту особенно любила. Сама видела: слезами заходилась, как соло начиналось. Одну оперу до десяти раз слушать могла. Придворные засыпают, не кроются, а ей и горя мало. Придумала, чтобы в ложу ужин и кушанья ей всякие подавали. Ест и смотрит. Оперы по пяти часов шли. Чем дольше, тем для нее лучше.

Как объяснить: было, что раньше времени в апартаменты свои императрица уходит. Делами отговаривалась: прочесть, подписать, а Васильчиков уж там. Перекусихина ему знак подаст да в свои комнатки и приведет. Оттуда через маленькую дверку один шаг.

Сидит молчит. Как в карауле.

Замечать стала: слова одни и те же повторяет. Нет у него других. И искать, видно, негде. Говорить не о чем. Да и страстности никакой нет. Поняла: у меня туман. У него — все ясно.

Обидно стало. Иной раз горло с досады перехватывало. Ждешь ждешь, а чуда нету. Он и не замечает. Знай, за каждым разом в новом бархатном кафтане является. Слухи дошли: днюет и ночует у портного приезжего. Перед зеркалом хоть день целый стоять готов. Красуется. Позы принимает. Сам себе поклоны отдает.

Роджерсона позвала. Никакой Иван Самойлович не лекарь. Так, слава одна. Только по части мужской силы все знает. Посетовала. Рассмеялся: «Ваше величество, у вас такие переживания, вам и утехи потребны энергичные. Как русские говорят: клин клином?» О переживаниях что говорить. В Европе Самозванка объявилась [9]. Разговоры по всем странам пошли: дочь покойной императрицы — не дочь, а бастардкой не назовешь. Оно верно, что «если» слишком много набежало: если и впрямь дочь, если от Ивана Ивановича Шувалова, если Иван Иванович сын императрицы Анны Иоанновны от Бирона. Так для болтунов тем и интереснее: две ветви правящего дома. А императрица Екатерина II — она‑то кто? Можно бы и рукой махнуть, но завещание по газетам пошло. Будто бы покойной императрицы. Все в пользу дочери. И еще одно «если» — если выполнит условия целой просвещенной программы. Откуда такая взялась, если бы Иван Иванович Шувалов к ней руки не приложил? Обо всех пунктах с самим Фернейским патриархом толковал — Вольтеру голову морочил.

Елизавета Петровна, дочь моя, наследует мне и управляет Россией также самодержавно, как и я управляла. Ей наследуют дети ее, если же она умрет бездетною — потомки Петра, герцога Голштинского.

Во время малолетства дочери моей Елизаветы герцог Петр Голштинский будет управлять Россией с той же властью, с какою я управляла. На его обязанность возлагается воспитание дочери моей; преимущественно она должна изучать русские законы и установления. По достижении ею возраста, в котором можно будет ей принять в свои руки бразды правления, она будет всенародно признана императрицею Всероссийскою, а герцог Петр Голштинский пожизненно сохранит титул императора, и если принцесса Елизавета, великая княжна всероссийская, выйдет замуж, то супруг ее не может пользоваться титулом императора ранее смерти Петра, герцога Голштинского. Если дочь моя не признает нужным, чтобы супруг ее именовался императором, воля ее должна быть исполнена как воля самодержицы. После нее престол принадлежит ее потомкам как по мужской, так и по женской линии.

Дочь моя, Елизавета, учредит верховный совет и назначит членов его. При вступлении на престол она должна восстановить прежние права этого совета. В войске она может делать всякие преобразования, какие пожелает. Через каждые три года все присутственные места, как военные, так и гражданские, должны ей представлять отчеты в своих действиях, а также счеты. Все это рассматривается в совете дворян, которых назначит дочь моя Елизавета.

Каждую неделю она должна давать публичную аудиенцию. Все просьбы подаются в присутствии императрицы, и она одна производит по ним решения. Ей одной предоставляется право отменять или заменять законы, если признает то нужным. Министры и другие члены совета решают дела по большинству голосов, но не могут производить их в исполнение до утверждения их императрицею Елизаветою Второй.

Завещаю, чтобы русский народ всегда находился в дружбе со своими соседями. Это возвысит богатство народа, а бесполезные войны ведут только к уменьшению народонаселения.

Завещаю, чтобы Елизавета послала посланников ко всем дворам и каждые три года переменяла их.

Никто из иностранцев, а также из непринадлежащих к православной церкви, не может занимать министерских и других важных государственных должностей.

Совет дворян назначает совет уполномоченных ревизоров, которые будут через каждые три года обозревать отдаленные провинции и вникать в местное положение дел духовных, гражданских и военных, в состояние таможен, рудников и других принадлежностей короны.

Завещаю, чтобы губернаторы отдаленных провинций: Сибири, Астрахани, Казани и др. от времени до времени предоставляли отчеты по своему управлению в высшие учреждения в Петербург или в Москву, если Елизавета в ней утвердит свою резиденцию.

Если кто‑либо сделает какое открытие, клонящееся к всенародной пользе или к славе императрицы, тот о своем открытии секретно представляет министрам и шесть недель спустя в канцелярию департамента, заведывающего тою частию; через три месяца после того дело поступает на решение императрицы в публичной аудиенции, а потом в продолжении девяти дней объявляется всенародно с барабанным боем.

Завещаю, чтобы в азиатской России были установлены особые учреждения для споспешествования торговле и земледелию и заведены колонии при непременном условии совершенной терпимости всех религий…

Завещаю завести в каждом городе за счет казны народное училище. Через каждые три месяца местные священники обозревают эти школы.

Завещаю, чтобы еде церкви и духовенство содержимы были на казенное иждивение.

Елизавета Вторая будет приобретать, променивать и покупать всякого рода имущества, какие ей заблагорассудится, лишь бы это было приятно и полезно народу.

…Завещаю, чтобы вся русская нация от первого до последнего человека исполнила сию последнюю нашу волю и чтобы все, в случае надобности, поддерживали и защищали Елизавету, мою единственную дочь и единственную наследницу Российской империи.

Если до вступления ее на престол объявлена будет война, заключен какой‑либо трактат, издан закон или устав… все может быть отменено силой ее высочайшей воли.

Сие завещание заключает последнюю мою волю. Благословляю дочь мою Елизавету во имя Отца и Сына и Святого духа.

Встать. Окно распахнуть. Птицы перекликаться стали. Нельзя. Всполошится прислуга. Толки пойдут, пересуды. Спит дворец. Где спит — притаился! Протасовой первой узнать надобно, каково императрице, что делать станет.

Нет, лежать. До положенного часу. Душно. Воды бы брусничной со льдом — Марья Саввишна в погребке под рукой всегда держит. «От душевного волнения», — говорит. Потому и нельзя.

Папа как ураган тогда ворвался. Такого не остановишь. Папа. Светлейший князь Григорий Александрович Потемкин–Таврический. Тоже Гриша. Долго места во дворце добивался. Не каждого на десять с лишним лет хватит. Его хватило. Теперь и правду сказать можно — голь перекатная. Какое уж там именьишко за душой, а честолюбия — всем Орловым, вместе взятым, позавидовать. Помог тогда от Петра Федоровича освободиться. Среди гвардейцев в день решительный оказался. Не трусил. На глаза попасться всегда умел. А до наград дошло — требовать стал. Недоволен остался. Что такому четыреста душ! Мало! По его верности и преданности смех один. Через кого только претензий ни передавал. Орловы уперлись: не стоит большего. Не спорила. Не время было с Орловыми спорить — весь дворец заняли. Братьев и товарищей вместе собрать — толпа. Шумные. Решительные. Что перед ними один смоленский дворянчик! Другой бы смирился — Григорий Александрович нет. Бунтовать начал. Позже в армию действующую проситься стал. Тесно ему, мол, в столице. Любимой государыне не словом — делом послужить хочет. Всего и не припомнишь. Как письма писал. Как шуметь принимался. Разрешила себе с театра военных действий писать. Все равно не сама — секретарь читать будет. Завалил корреспонденцией. С каждой почтой письмо. О делах. О доблести русской. О военачальниках — с восторгом. А все одно выходит: Потемкин впереди всех. Может, и на деле так было. Может. А реляции императрице ловко писал. Ничего не скажешь.

4
{"b":"202312","o":1}