– Ну…

– Ну?

– Ну-у…

– Сколько можно повторять это дурацкое слово! Дадите или нет?

– Моя дорогая, что я могу? Твоя тетя так сердится…

Он приостановился, и тут раздались разные звуки. Высокий голос леди Констанс прерывали вскрики Джорджа, но все перекрывал баритон Руперта Бакстера. Граф обрадовался, что можно переменить тему.

– О Господи! – воскликнул он. – Что там такое?

Подбежав к окну, он увидел только Бакстера, курившего сигарету. Обернувшись, он с облегчением вздохнул, поскольку Джейн исчезла. Собираясь погрузиться в главу о болтанке, он услышал скрип двери. На пороге стояла Джейн, холодно глядя на него.

– Читаете, дядя Кларенс?

– А? Э? О да, читаю! «Уход», знаешь ли, «за свиньей».

– Где ваша совесть? Кстати, вы любите романы из жизни ковбоев?

– Ковбоев? Нет. Я их не читал.

– А я вот читала. Думала вас спросить, что значит одна фраза. Ковбой говорит другому ковбою…

– Да?

– Да. Говорит. Значит, первый ковбой сказал второму: «Ну, Хэнк Спиви, ты гад, мордоворот, мозгляк, слизняк, вонючка!» Я не совсем поняла.

– Я тоже, моя дорогая.

– Вот как? А казалось бы…

– Что-что?

– Ничего.

Джейн вышла, граф вернулся к «Свинье». Но читал он недолго. При всей своей рассеянности он догадывался, что вел себя не лучшим образом.

Мы не знаем, долго ли он размышлял, но не очень мало, поскольку тени на террасе заметно удлинились. Собравшись было поискать утешения среди цветов, он снова услышал скрип (нет, сколько можно!) и увидел Биджа, дворецкого. В одной руке тот держал духовое ружье, в другой – серебряное блюдце, на котором стояла коробочка.

Бидж делал все, что делал, с величием жреца, совершающего службу у священного жертвенника. Нелегко быть величавым, когда ты несешь духовое ружье и блюдечко с коробочкой, но ему это удалось. Он приблизился к лорду Эмсворту и положил перед ним свои дары, словно они – священная жертва, а граф – племенной бог.

Надо заметить, что тот принял их как бог, которому не угодили.

– Что тут еще? – спросил он.

– Духовое ружье, милорд.

– Вижу. А зачем оно мне?

– Миледи приказала отнести его, насколько я понял, – для сохранности. Оружие изъяли у мастера Джорджа.

– Как можно обижать мальчика? – возмутился пэр, воспылавший любовью к внуку с тех пор, как тот назвал Бакстера рожей.

– Миледи не сказала мне об этом, милорд, – отвечал дворецкий. – Она велела отнести оружие.

В эту минуту вошла леди Констанс и пролила свет на тайну.

– А, Бидж его принес! Запри его куда-нибудь. Джорджу нельзя им пользоваться.

– Почему?

– Потому что он выстрелил в Бакстера.

– Что?

– Да, выстрелил. Я заметила, что он мрачен, и сказала: «Вот твой воспитатель». Он юркнул в кусты, а сейчас из них вылетела пуля.

– Ура! – воскликнул граф. – То есть «увы».

Они помолчали. Пэр Англии с любопытством рассматривал ружье.

– Пиф-паф! – сказал он, прицеливаясь в бюст Аристотеля.

– Осторожно, Кларенс! – вскричала сестра. – А вдруг оно заряжено?

– Ты же сама говоришь, «вылетела пуля». – Граф подергал курок. – Да, не заряжено.

Странное, печальное чувство овладело им. Забытые мелочи детства шевелились в его голове.

– Ах, Господи! – сказал он. – Сто лет их не держал. У вас было такое ружье, Бидж?

– Да, милорд, в далеком отрочестве.

– Помню, Джулия взяла его, чтобы подстрелить гувернантку. А ты помнишь, Конни?

– Не говори глупостей.

– Это не глупости. Она ее подстрелила. К счастью, тогда носили корсеты. Помните, Бидж, как Джулия стреляла в гувернантку?

– По-видимому, милорд, я еще не служил в вашем доме.

– Хватит, – сказала леди Констанс. – Вы свободны, Бидж.

И прибавила, когда он ушел:

– Кларенс, как можно говорить такое при слугах!

– А что? Она подстрелила…

– Предположим. Но зачем открывать это дворецкому?

– Как же ее звали? Вроде начиналось с…

– Не важно. Расскажи мне про Джейн. Ты с ней беседовал?

– Да. О да, беседовал!

– Надеюсь, ты был тверд.

– Еще бы! Я сказал: «Вот что, милая…» Слушай, Конни, зачем мы ее мучаем? Губим ей жизнь…

– Так я и знала, она тебя обойдет! Нет, как ты можешь…

– Он же приличный человек. Как-никак Аберкромби. Еще при крестоносцах…

– Я не позволю своей племяннице выйти за нищего.

– Знаешь, за Регета она не выйдет. Так прямо и сказала: «даже если все перемрут»…

– Мне не интересно, что она сказала. И вообще, хватит. Сейчас я пришлю к тебе Джорджа, чтобы ты с ним поговорил.

– Я занят.

– Нет. Ты не занят.

– Мне надо посмотреть на цветы.

– Нет, не надо. Ты поговоришь с Джорджем. Объясни ему, что он натворил. Бакстер страшно расстроен.

– А! – вскричал граф. – Вспомнил! Мисс Мейплтон.

– Что? Кто это?

– Гувернантка Джулии.

– При чем она тут? Ты должен побеседовать с Джорджем.

– Хорошо, хорошо, хорошо.

– Значит, я его к тебе посылаю.

Вскоре вошел Джордж, слишком веселый для преступника.

– Привет, – сказал он.

– Здравствуй, мой мальчик.

– Тетя говорит, ты хочешь меня видеть.

– А? Да, да, да. Хочу. Именно, хочу. Как не хотеть! Что это значит, а?

– Ты о чем?

– Стреляешь в людей. Ну, в Бакстера. Это нехорошо. Это… э-э… плохо. Опасно. Можно выбить им глаз.

– Я стрелял не в глаз. Он наклонился, завязывал шнурки. Лорд буквально ожил.

– Что? Ты попал прямо… э… в это?

– Да. Прямо.

– Хо-хо-хо! То есть какой ужас. А он… э-э… подскочил?

– Еще как!

– Ха-ха!

– Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха-ххх… м-дэ… Ну, словом… В общем, Джордж, я заберу это… хм…

– Ладно, дед, – ответил внук с легкостью человека, у которого есть две рогатки.

– Нельзя подстреливать… э-э… людей.

– Ладно, шеф.

Лорд Эмсворт погладил ружье, все больше тоскуя.

– Знаешь, мой дорогой, – признался он, – у меня такое было.

– Попал в кого-нибудь?

– Конечно, – не без надменности ответил граф. – Во всяких зверьков… э… птичек. Я был очень метким. А сейчас забыл, как его заряжают…

– Вот так, дед. Так – так – и так.

– Да? Прекрасно. Превосходно. Собственно, я и сам вспомнил.

– Убить не убьешь, – продолжил отрок с некоторой печалью, – а подскочить – подскочат. Даже корова.

– И Бакстер.

– Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха…

Лорд снова одернул себя.

– Нехорошо над этим смеяться, мой мальчик, – сказал он. – Это не шутки. Людей подстреливать… э… нельзя.

– Так он же рожа.

– Рожа, конечно, – согласился граф. – Однако… он твой воспитатель.

– А зачем меня летом воспитывать? Целый год пашешь, только дождешься, – голос его задрожал, – и на тебе, воспитатель! Нехорошо. Да, нехорошо.

Граф мог сказать, что в замке творятся дела и похуже, но удержался и кротко отпустил внука, поглаживая ружье. Когда тот ушел, он стал вспоминать детство.

Счастливые дни, да, счастливые дни. Он точно помнил, под каким углом Джулия держала ружье. Помнил он и светлое, радостное утро, когда он сам выходил на охоту. Странно, что с течением лет тяга эта исчезает.

Или нет?

Граф вздрогнул, пенсне повисло на шнурке. Конечно, нет! Тяга просто притихла лет на сорок с лишним, ну – на пятьдесят. Она уснула, но вот, зашевелилась. Сидя с ружьем, он снова становился заправским охотником.

В этот самый миг оружие выстрелило в бюст Аристотеля, окончательно пробудив долго дремавший инстинкт. Граф подошел к окну, еще не понимая, кто падет его жертвой. Вот Джордж говорил о коровах… Правда, их тут нет, но могут и зайти, кто их знает.

Коров не было. Зато был Руперт Бакстер. Он докуривал сигарету.

Обычно люди бросают окурок кое-как; весь мир – их пепельница. Но Руперт Бакстер был аккуратен. Да, он попустил окурку упасть на землю, однако тут же проснулось супер-эго. Секретарь наклонился, и соблазн был слишком большим и для более сильных людей, чем лорд Эмсворт.