Это было б марта 1925 года. 7 марта М. Булгаков устроил первое чтение своей новой рукописи.

Последний раз Шарика-Шарикова видели из посторонних «двое в милицейской форме, один в черном пальто с портфелем, злорадный и бледный председатель Швондер, юноша-женщина и швейцар Федор», уголовная милиция, следователь и понятые. Искали пропавшего Шарикова. Это было «ночь в ночь через десять дней после сражения в смотровой...», т. е., добавим мы, 16 марта 1925 года. В тот день Дорефорий Духа Шарикова Юпитер, он же любимая планета власть пре держащих, вошел в разрушительный 19°Козерога, а Владыка рожде ния и самая злая планета радикса Марс входил в соединение с Точкой инволюции (IС+Луна – Лилит, для ночного рождения) радикса Шарикова в 29°Тельца – Булгаков опять запредельно, по-уранически точен! Вот что значит в его гороскопе хорошо включенный Уран в соединении со Жребием Счастья и Жребием писателя (3-го дома) и все это под планетой-покровителем стихийных духов Вакшьей!! В тот день, 16 марта, Шарик-Шариков уже на пол-дороге к изначальному состоянию пса произнес последнюю фразу: «Неприличными словами не выражаться». Неприличное слово, произнесенное Филиппом Фи липповичем, было «атавизм». 16 марта начались последние 5 дней года Аша-Вахишты, началась терма животных. Оставалось 5 дней до нового зороастрийского года Митры. 21 марта М. Булгаков заканчивал первое чтение повести первым слушателям.

Ну что же, «человек» (Шариков) предает «Учителя» (профессора Преображенского) и становится в следующей жизни шелудивым псом – вполне зороастрийская притча, так и должно быть по зороастрийским представлениям. Правда, «Учитель» в данном случае все же в кавычках. Преображенский ведь ученый-крокодил, пытающийся буквально разодрать, вырвать у природы ее тайны, что и пытаются делать все ученые – поэтому никто из них не может быть настоящим Учителем. Ошибка профессора была заложена в начальной посылке. Что касается начальной посылки повести М. Булгакова, то она была безупречна. Теперь Михаил Афанасьевич вновь шел Тропой Арты.

М. Булгаков вновь шел Тропой Арты, но Друдж уже заложил на его пути мину главного калибра. Этой миной была книга под длинным названием «Венедиктов или достопамятные события жизни моей. Ро мантическая повесть, написанная ботаником X, иллюстрированная фито-патологом У. Москва, Y год республики», изданная в Москве в 1921 году тиражем 1000 экземпляров в образцовой типографии МСНХ на Пятницкой, 71. Автор этой книги, ныне широко известный профессор А. В. Чаянов, в конце 20-х годов был репрессирован. Книгу подарила М. Булгакову художница Н. Ушакова, оформлявшая ее. С Ушаковой и ее мужем Н. Н. Ляминым, известным литератором, переводчиком Мопассана и Казановы, Булгаковы познакомились на кануне нового 1925 года /1/ и Новый год встречали у них. Тогда же, видимо, М. Булгакову и была подарена эта книга. Приведем большую цитату об этой книге и зарождении замысла романа о Сатане из воспо минаний Л. Е. Белозерской «Страницы жизни» (сб. «Воспоминания о Михаиле Булгакове». М., «Сов. писатель», 1988 г.): «Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим совпадением и Михаил Афанасьевич. Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве, с борьбой Булгакова за душу люби мой женщины, попавшей в подчинение к дьяволу. Повесть А. Чаянова сложна: она изобилует необыкновенными происшествиями. Сатана в Москве. Происходит его встреча с Булгаковым в театре Медокса. На сцене прелестная артистка, неотступно всматривающаяся в темноту зрительного зала с выражением покорности и душевного страдания. Булгакова поражает эта женщина; она становится его мечтой и смыс лом жизни. Перед кем же трепещет артистка?.. «Это был он... Он роста был скорее высокого, чем низкого, в сером, немного старомодном сюртуке, с седеющими волосами и потухшим взором, все еще устрем ленным на сцену... Кругом него не было языков пламени, не пахло серой, все было в нем обыденно и обычно, но эта дьявольская обыден ность была насыщена значительным и властвующим»... По ночной Москве преследует герой повести Булгаков зловещую черную карету, уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль... Любу ется попутно спящим городом и особенно «уходящей ввысь громадой Пашкова дома». Судьба сталкивает Булгакова с Бенедиктовым, и тот рассказывает о своей дьявольской способности безраздельно овладе вать человеческими душами. «Беспредельна власть моя, Булгаков, – говорит он, – и беспредельна тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски»... Он повествует о своей бурной жизни, о черной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно: «Ничего ты не понимаешь, Булгаков! Знаешь ли ты; что лежит вот в этой железной шкатулке?.. Твоя душа в ней, Булгаков!» Но душу свою у Бенедиктова Булгаков отыгрывает в карты. После многих бурных событий и смерти Бенедик това душа Настеньки обретает свободу. И полюбившие друг друга Настенька и Булгаков соединяют свои жизни.

С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила зарождением замысла, творческим толчком для написа ния романа «Мастер и Маргарита». Здесь конец длинной цитаты из воспоминаний второй жены М. Булгакова Л. Белозерской.

Конечно, исследователи творчества М. Булгакова справедливо от мечают, что замысел романа возник под воздействием многих обстоя тельств московской жизни и публикаций 20-х годов, что сам М. Булгаков в рукописи романа обозначил 1928 год как год начала работы над этим главным произведением. Но Л. Белозерская явно права в том, что зарождение замысла, творческий толчок произошел при чтении повести А. Чаянова о пребывании Сатаны в Москве и его знакомстве с героем повести Булгаковым. Это было 1 января 1925 года.

Напомним теперь, что с января 1925 года М. Булгаков писал по весть «Собачье сердце». В дневнике доктора Борменталя о ходе ожив ления Шарика-Шарикова под датой 1 января 1925 г. записано: «Фотографирован утром. Отчетливо лает «Абыр», повторяя это слово громко и как бы радостно. В три часа дня (крупными буквами) ЗАСМЕ ЯЛСЯ, вызвав обморок горничной Зины. Вечером произнес 8 раз под ряд слово «Абыр-валг», «Абыр». (Косыми буквами карандашем); профессор расшифровал слово «Абыр-валг», оно означает «Глав-рыба»... Что-то чудовищ...» Прочти эту запись от 1 января еще раз, вни мательный читатель.

В последние годы исследователи творчества М. Булгакова прихо дят к выводу о том, что в его произведениях нет абсолютно ничего случайного или неточного, а то, что раньше казалось таковым, теперь получает объяснение и оказывается ключами к загадкам его творчества (см., например, А. Н. Барков. «Кто они, Мастер и Маргарита?». «Наука и жизнь», №№ 9, 10, 1991 г.). Мы утверждаем, что и эта запись в дневнике доктора Борменталя не просто вольная фантазия художника или Шарика, читавшего вывески задом наперед, а мистический ключ к дальнейшей жизни М. А. Булгакова после 1 января 1925 года.

Напомним, что «рыбой» среди пишущих в России принято назы вать чужой текст, на основе которого пишется свое произведение, или доклад, или деловая бумага. Так вот, 1 января 1925 года М. Булгаков прочитал «рыбу», даже как радостно лает Друдж-Шариков, «Глав ную рыбу» своей жизни. М. Булгаков со своим мистическим складом ума и таланта (в письме Сталину он выделил крупными буквами; «я – МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ»), со звездой стихийных духов Вакшьей на соединении Урана, Жребием счастья и писательства в градусе мистицизма, М. Булгаков, уже настроенный обстоятельствами мос ковской литературной жизни на эту тему, не мог не быть поражен и околдавон этой книгой-знаком, книгой-фатумом А. Чаянова. Л. Бело зерская права в своей «полной уверенности» о роли этой маленькой «романтической повести» в жизни М. Булгакова.

Но почему смеялся Шариков? Мы знаем, что Шариков для М. Булгакова (и для нас) – олицетворение злой косной силы, окружав шей его в Москве, олицетворение «алкашей Василий Иванычей», как он называл своих алкашей соседей по первой коммунальной квартире, олицетворение того, что больше всего мучало его в эти первые москов ские годы. Шариков – это московский Друдж Булгакова. Как мы убедились в предыдущей главе, М. Булгаков с запредельной, не под дающейся логическому объяснению точностью проставил в дневнике Борменталя такие даты и даже часы (и минуты!), которые с фантасти ческой точностью и яркостью ложатся в гороскоп Шарикова, восста новленный нами по этому дневнику. У нас нет сомнений в том, что СМЕХ ДРУДЖА и его АБЫР-ВАЛГ в три часа дня 1 января 1925 года, относящиеся в сознании М. Булгакова к прочитанной им в тот день повести А. Чаянова, поразили его не меньше, чем смех Шарика и его «Абыр валг» поразили доктора Борменталя и профессора Преобра женского.