Теперь не упустить случай, не разминуться в безбрежном океане, не отдать добычу двум лодкам, что болтаются между Ян-Майеном и Исландией. Нужно угадать действия русского капитана. Он, конечно же, шарахнется от Медвежьего как черт от ладана, но далеко на юг бежать не посмеет, чтобы не врезаться в зону патрулирования авиации. Итак, миль двадцать на юг, потом поворот — и во все лопатки на запад. Значит, район перехвата… Карл дал вахтенному штурману курс. Невидимая с поверхности океана лодка пошла вперед, вслушиваясь в шорохи моря. Приказал выжимать полный, самый полный. Сам отправился в «келью», лег на койку. Надо беречь силы для напряженных часов, которые предстоит пережить во время охоты. Он засыпал и снова просыпался. Отказался от завтрака, но лишь через десять томительных часов акустик доложил:

— Есть шум винтов.

Карл вскочил с койки, в два прыжка оказался возле акустика, сорвал с его головы наушники, прижал теплый резиновый блин к уху. Сквозь многоголосие моря доносились едва слышный шум и звук, похожие на легкое постукивание мякотью пальца по краешку стола. Сомнений не было: лодка напала на след. Расчет оказался верным. Капитан русского транспорта действовал именно так, как предполагал Карл.

— Не терять! Держать! Пеленг докладывать непрерывно! — Швырнув наушники на пульт, Карл рванулся снова в келью, по пути крикнув на центральный пост, чтобы всплыли на перископную глубину. Теперь нужно подготовиться к встрече. Первым делом открыл шкафчик, достал бутылку коньяка и бокал, налил до краев, выпил. Показалось мало. Повторил. Нервная дрожь, охватившая его, когда услышал далекие, едва слышные звуки транспорта — ведь так мало было надежд напасть на след одиночного судна, ушла, стало тепло и весело. Надел куртку на гагачьем пуху, поверх нее старый верный реглан, который служил все два года, и пошел в центральный пост.

Свободные от вахты матросы, еще минуту назад трупами лежавшие на койках, сидели нахохлившись, настороженно, словно петухи на насесте, готовые по боевой тревоге в мгновение ока занять посты. На лицах ничего, кроме покорной готовности. А за спиной монотонный сиплый голос повторял:

— Пеленг… шум. Пеленг… слышу шум винтов. Пеленг… шум сильнее.

Стих шум насосов, нагнетавших воздух в балластные цистерны. Старший механик доложил, что лодка на перископной глубине. Карл сам отдраил люк, первым поднялся в боевую рубку, где еще моросил дождь забортной воды.

— Поднять перископ!

Однако, кроме пены, захлестывавшей глаз лодки, ничего не было видно.

— К всплытию, вахту наверх!

В люк ворвался холодный воздух. Прогрохотали по сходням сапоги трех матросов и боцмана. Вслед за ними на мостике, между гребнями волн и зеленоватым, мерцающим небом, очутился командир.

Карл первым заметил длинную черную полосу дыма. Потом из волн поднялись этажи надстроек, корпус, пароход тяжело клевал прямым носом. Было видно, как валы разбивались о форштевень, накатывались на палубу. Пароход пересекал курс лодки. Он демонстрировал свой профиль прямо как на картинке справочника Ллойда. Но командир лодки и без справочника знал этот тип судов: лесовоз, скорость девять узлов, с поправкой на волну и встречный ветер — восемь, больно медленно кивает белым гребням валов. Скорее всего сейчас он развивает около шести узлов. Ничего не стоит влепить торпеду с первого залпа.

— Три звонка дизелистам!

Лодка вздрогнула и стала выжимать самый полный вперед, чтобы выйти на рубеж атаки. Карл медлил, не уходил с мостика, внимательно всматриваясь в приближенный оптикой бинокля корпус транспорта. Там никакого движения. Как и в прошлый раз, беспечная вахта обреченного судна ничего не замечает. Теперь незачем больше мерзнуть на мостике. Рыбка на крючке и никуда не уйдет.

Небо блекло. В то же время на юго-востоке забрезжила серая полоска зари. Оттого еще глубже казалась чернота надвигавшейся тучи. О приближении полосы нового шторма сигналили резкие порывы ветра. Нужно было успеть под спасительную, вьюжную крышу до того, как наступит короткий, серый полярный день. Ход не поднимался выше четырех узлов, и стармех, несмотря на все старания, ничего не мог поделать.

Веронд вызвал главстаршину военной команды. Пышущий здоровьем Иван Голик явился налегке, в свитере. На обветренной, кирпичного цвета щеке полоса от подушки. Легкая улыбка на губах — воспоминание о недосмотренном приятном сне.

— Что случилось, Владимир Михайлович? — И зевнул в кулак.

— Видимость хорошая случилась. Небось Медвежий проспал?

— Точно, — улыбнулся главстаршина, и тут же остатки сна смело с его лица. — Понятно.

— Мгновенно в каюту, надень спасательный костюм, возьми бинокль и сюда. Станешь на левом крыле, будешь вместе с вахтой просматривать юг.

— Минута — я на месте.

Медленно тянулось время. Тишину нарушали только ровный стук машины и глухие удары волн. Да еще что-то поскрипывало, как флюгер на старом-престаром доме из забытого детства. Веронд решил спуститься в кают-компанию, выпить стакан чаю покрепче и уж занес было ногу над комингсом двери, ведущей на трап…

— Бурун…

Главстаршина произнес это слово очень тихо, севшим голосом, но капитан, хотя и был в противоположном конце рубки, услышал, в несколько прыжков оказался рядом, выхватил у Голика бинокль и направил на что-то похожее на пень, стоймя плывущий по волнам. Сперва не мог определить направления, по которому этот пень движется. Потом сообразил: это ведь рубка, и кажется она такой узкой, обрубленной сверху потому, что лодка направляется в сторону «Ванцетти». Нашим «щукам» делать здесь нечего, слишком далеко от родных берегов. Значит — враг.

Лодка шла не таясь. Первое, о чем подумалось: она, должно быть, еще не заметила пароход на фоне надвигавшейся снеговой тучи, такой же безлико-серой, каким издали был «Ванцетти».

— Если не видит, то слышит нас, сволочь такая, — сказал главстаршина. Четко наперерез идет.

Враг был примерно в пяти милях. Открывать огонь из орудия было слишком рано. Далеко. Ребята промажут. За плечами ведь только учебные стрельбы по щитам — и как давно. Пять миль… Лодка тащится медленно, вон как волна шибает по рубке. Курсы пересекутся через час. Значит, остался всего один час. Но можно еще спрятаться в снежном заряде, наперегонки рвануть в сторону кромки льда, от которой так опрометчиво ушел. Еще до того, как объявить боевую тревогу, Веронд приказал рулевому повернуть на норд, прямо в надвигавшийся снежный заряд. Когда судно завершило циркуляцию, сдвинул рукоятку на «самый полный» и крякнул в переговорную трубу стармеху: «Как хочешь, но вытяни из машины хотя бы еще пару узлов».

Он все еще не объявлял тревогу. Главстаршина не понимал почему, настороженно смотрел на капитана — не струсил ли? Как будто непохоже. Поворот на север был сродни инстинктивному защитному жесту при неожиданном нападении. Теперь он размышлял: что же делать дальше, какою должна быть вся единственно правильная цепочка решений? Единственная.

Там, в виду Медвежьего, скорее всего не нужно было сворачивать на юг, а нахально пройти мимо и расталкивать шугу, рвать лед динамитом, но не выходить на чистую воду. Сделанного не воротишь.

Наконец капитан включил ревун боевой тревоги, стал уводить лесовоз противолодочным зигзагом.

Мрачная снеговая туча надвинулась, закрутила снежные смерчи, превратила серую зарю в непроглядную мглу. «Ванцетти» уходил вслепую. Только лаг и компас помогали штурману отражать на карте след судна, который напоминал теперь зубцы пилы. Противолодочный зигзаг замедлял темп движения на север, но мешал длинным ушам неизвестного фрица или ганса незаметно подкрасться и выпустить торпеду на звук.

Когда Карл спустился в рубку и развернул глаз перископа в сторону своей жертвы, то увидел корму парохода. Подойти незамеченным не удалось. Русский транспорт уходил в снежный заряд и вскоре исчез. Командир ясно представлял, что теперь происходит на лесовозе. В первую очередь в машине глушат предохранительные клапаны, чтобы выжать максимальный ход, добавить к своим предельным узлам еще два. Карл чертыхнулся. Это был максимум того, что он мог выжать и из своей лодки при такой волне. Получалось, что гонка пока на равных. По данным ледовой разведки, кромка льдов была милях в двадцати северней. Значит, в его распоряжении оставалось два часа. Впервые рыбка имела шанс сорваться с его крючка.