Он откидывается назад на своем месте и кладет запястья на руль, притягивая подбородок к груди.
– Это действительно немного смешно, не так ли?
– По меньшей мере.
– Сегодня тот день, когда ты можешь побыть с друзьями. – Его голос груб. Он тащится по моему сердцу, как колеса по гравию. Он встречается со мной взглядом. – Ты никогда не знаешь, может быть, это последний раз, когда ты видишь их.
Наконец, я понимаю. Он собирается дать мне один день, чтобы попрощаться. Может быть, он помнил, как я была опустошена, когда оставляла мою смертную семью без прощаний. Он пытается быть добрым. Но что я могу сказать моим здешним друзьям? Что я скажу Лейле, Брайану? Ничего.
И я не могу попрощаться с человеком, который важнее всех. Я представляю Ноя, последний раз, когда я видела его. Только вчера вечером, уходящего от меня по мосту Золотые Ворота, исчезающего в тумане. Если бы я только могла прикоснуться к нему еще раз. Только когда я чувствую вкус соли, я понимаю, что плачу.
Парень, который выглядит как Ной, гладит меня по волосам. Он находит мою руку и сжимает ее так, что я чувствую, как мои кости скользят друг по другу. Я хочу выдернуть ее, но заставляю себя не двигаться. Я притворяюсь, что я статуя. Статую не волнует, что с ней происходит. Статуя не вздрагивает.
Я знаю, он хочет, чтобы я простила его. Убийство Ноя было недостаточным для Кира. Он все еще думает, после всего, что случилось, я буду любить его. Он хочет, чтобы я ползла на коленях назад, в его знакомые сокрушительные объятия.
Глава 4
– Да ладно, Кайли, – умоляет Мэдисон Кортез во время класса искусства. – Ты самая лучшая художница из всех, кого я знаю. Я могу быть, кем ты захочешь – даже не знаю, ледяной феей? Снежной королевой? Оленем? Тебе же нравятся оленьи рога. – Она сверлит меня своими карими глазами, сияющими за толстыми локонами ее грубой каштановой челки.
Я пытаюсь улыбнуться, несмотря на пустоту, которую чувствую, зная, что мое время стремительно утекает прочь. Я могу только надеяться на тот факт, что с моим исчезновением мои друзья будут в безопасности.
– Просто я занята.У меня работа и...
– И Ной. Я знаю. Эй, а почему бы тебе не нарисовать Ноя для фрески? Две птицы, один камень. Сделай его хоть снеговиком, все равно.
От упоминания Ноя мне хочется кричать. Кир едва ли оставляет меня сегодня одну, ожидая снаружи, чтобы проводить с одного урока на другой. Он был близок к тому, чтобы схватить меня за локоть, чтобы тащить вперед, но остановился; однако его намерения ясны. Даже не думай о побеге, Сера.Не то, чтобы я планировала. Мне некуда идти, не к кому бежать.
Мэдисон щелкает пальцами.
– Кайли? Эээй? Фреска для танцев? Ты сделаешь ее? Пожалуйста, скажи «да». Я должна вычеркнуть ее из моего списка.
Все это происходит прямо во время урока. Обычно на рисовании тихо, но весь кабинет гудел, был неконтролируем и шумел. Мэдисон зациклена на танцах, но я знаю, о чем говорят все остальные: мистер Шоу мертв.
Зайдя в кабинет биологии сегодня утром, я увидела импровизированный храм, установленный за дверью: свечи, цветы и учебники были возложены для мистера Шоу. Мне стало тошно. Кир, который убил сотни людей, оплакивается? Когда он даже не умер? На протяжении всего дня мой гнев рос, пылая внутри как горячий уголь.
– Я стану твоей лучшей подругой... – попыталась Мэдисон.
Я вернулась обратно, слушая, как Мэдисон – глава комитета по зимним танцам, задавала свою рок-н-рольную атмосферу плохой девочки. Я бы определила ее как одну из тех детишек, которые курят марихуану на парковке и которые не стали бы искать смерти на школьных танцах. Но, полагаю, что даже после шестисот лет люди еще могут меня удивить.
Другая девушка, сидящая с нами за столом, застенчиво говорит:
– Она права, Кайли. Тебе стоит сделать фреску. Для твоей души было бы здорово сделать подобное в честь Солнцестояния.
Я не уверена, слышала ли я ее прежде, и я попыталась вспомнить ее имя. Энид? Эрика?
Она смотрит на меня несколько секунд, ее глаза обведены тонкой линией серебристого карандаша для глаз, выделяясь на ее темной коже. Это напоминает старинные очки в форме кошачьих глаз, которые то и дело сползают к носу. Она одета в неоново-синие брюки-клеш с высокой талией и футболкой с надписью «Я <3» без инициалов какого-либо города, которые обычно после этого следуют. Металлические золотые башмаки выглядывают из-под подола штанов.
Она наклоняется над куском кожи, который так старательно гравирует лезвием и шилом. Я некоторое время смотрю, что она делает, пока ее туго плетеная коса не попадается на глаза. Пряжа и ленты, и перья вплетены в ее волосы. Интересно, как она моет их.
Мэдисон вздыхает, пробегая пальцами по своим лохматым каштановым волосам.
– Это значит, что ты займешься этим? Фреской?
– Я... подумаю над этим, – уклоняюсь я. Я скорее умру или вернусь обратно в ковен к тому времени, как начнутся танцы. Но даже если вдруг чудом я будув Беркли первого декабря, я не захочу этого делать по одной маленькой, незначительной причине: я не умею рисовать. Единственная вещь, которую я была способна скрыть за длинным керамическим блоком.
– Класс, могу ли я привлечь ваше внимание? – нас прерывает миссис Свон. Она стоит впереди студии со сложенными руками рядом с парнем, которого я раньше не видела. Он одет в винтажный жилет поверх белой рубашки с пуговицами, застегнутые запонки на запястьях и полосатые шерстяные брюки, которые напоминают мне о 1930-х.
Миссис Свон улыбается, заправляя прядь длинных седых волос за ухо и разглаживая свою юбку до пят на бедрах.
– Пожалуйста, поприветствуйте Рида Сойера. Он приехал к нам из Сономы, где работал на семейном винограднике, – просияла она, и по классу прошелся коллективный шелестящий звук.
Парень симпатичный, однако, не в моем вкусе. Его короткие коричневые волосы недавно подстрижены, и он вновь и вновь вращал фетровую шляпу в своих руках. Я не могу назвать себя экспертом в сфере моды старшеклассников, но он выглядит так, будто одет в костюм.
Миссис Шон указывает Риду на наш столик перед тем, как исчезнуть в облаке своих духов туберозы. Он ловит мой взгляд и улыбается, обнажая свои большие белые зубы.
– Привет, – говорит он, садясь на стул напротив. – Я Рид.
– Я Кайли, – вяло отвечаю я. Как-то бессмысленно знакомиться с новым человеком, когда я вот-вот собиралась исчезнуть.
– Кайли, а? – Он смотрит на меня секунду, а затем улыбается. Две глубокие впадины появляются на его загорелых щеках, затемненных его молодой бородкой. – Выглядишь знакомо. Мы встречались прежде?
– Я так не думаю, – говорю я, однако предполагаю, что он мог пересечься с Кайли.
– Ты когда-нибудь была в Сономе? – напирает он.
– Не-а. – По крайней мере, не в этом теле.
– Может, вы знаете, друг друга из другой прошлой жизни, – говорит Энид-или-Эрика своим музыкальным голосом, осматривая свой проект. – Это намного вероятнее, чем вы думаете. – Она протягивает руку Риду. На ее длинных пальцах, по крайней мере, шесть серебряных колец.
– Я Эхо, – говорит она ему. А, вот как ее зовут. Прямо как нимфу.
– Я Эхо, – повторяет он.
Она откидывает голову назад и смеется; звук похож на перезвон колокольчиков.
– Знаешь, – говорит она, смотря на него более пристально. – На самом деле я такого не слышала прежде.
– Наверное, потому что люди не имеют ни малейшего представления о том, кто такая Эхо, – отвечает он. – Никто уже не преподает греческую мифологию.
Эхо улыбается, выглядя довольной, и Мэдисон тем временем представляется. Каким-то образом ее губы приобрели вишнево-красный цвет ее помады, которые смотрятся, как свежая кровь на ее бледном оттенке лица.
– Наверное, это очень странно – проводить свой первый день здесь, – говорит она извиняющимся тоном, хлопая ресницами, покрытыми несколькими слоями черной туши. – Ну, ты знаешь, когда мистер Шоу...
