– И все же тебе нужно сообщить мне побольше деталей. – Она кривится и поднимает голову, все еще держа руки скрещенными.

Я замолкаю в раздумьях. Мне нужнапомощь Люсии, и лгать ей, по-моему, не имеет смысла. Я самый худший тайный агент когда-либо существовавший. Вздыхаю, решая сказать правду. Или некую ее версию.

– Это книга. Мне нужно продать книгу, – робко говорю я.

– Никто не приходит к Люсии, просто чтобы продать книгу, – пристально глядя на меня, произносит она. – Здесь скрывается какая-то история. Я чую это.

– Она принадлежала моему бывшему, – продолжаю я. – И он опасен.

Ее лицо смягчается, она, обойдя прилавок, нас разделяющий, заключает меня в объятие. От нее пахнет мясом и розами.

– О, дорогая, – выдыхает она. – Прости.

Она крепко держит меня, и я задаюсь вопросом, насколько я поразила ее.

– Никто не должен узнать, – шепчу я. – Даже моя подруга.

Чувствую ее кивок:

– Не волнуйся, – молвит она. – Я позвоню своему парнишке.

Снова исчезнув на кухне закусочной, несколькими минутами спустя она появляется с двумя тарелками еды и засовывает сложенный листок из блокнота мне в карман. Я машу Эхо, и она присоединяется ко мне у стойки с выбранной свечой в руках.

– М-м-м, – вдыхает Эхо, ставя свечу на прилавок и зачерпывая такос. Она делает огромный укус, при этом, что невероятно, не уронив ни кусочка лука и не пролив соуса.

– Святой Михаил и Дева Мария Гваделупская? – бормочет Люсия, читая этикетку на свече, что выбрала Эхо. – Кому-то нужна сильная защита.

Эхо смеется.

– Папа помешан на Деве с островов Гваделупа. Говорит, что она симбиоз богини местного вероисповедания и Католицизма.

Мы с Люсией уставились на Эхо, которая приканчивала такос вторым огромным укусом.

– Что? – спрашивает она, ее голос приглушен.

– Он, должно быть, умный парень, – криво говорит Люсия.

Я оплачиваю такос и свечи Эхо, снова благодаря Люсию. Когда мы уже уходим, она берет меня за руку и притягивает к себе.

– Слушай, – шепчет мне на ухо, – если еще понадобится помощь, ты всегда можешь прийти к Люсии, поняла?

– Приду, – обещаю я.

На пути назад в автомобиле Эхо я умираю от желания прочитать записку Люсии, но я сопротивляюсь. Предполагаю, там написана инструкция, как мне уклониться от онлайн-обнаружения, но я ожидала, что это будет сложнее одной единственной небрежной записки.

– Не волнуйся ты так, – говорит Эхо, подбрасывая меня к дому Морганов, и я в удивлении смотрю на нее. Словно она может читать мои мысли.

– С чего ты взяла, что я о чем-то волнуюсь? – спрашиваю ее.

Она ударяет меня по плечу.

– Ты только посмотри на себя! Сидишь, горбишься, руки дергаются.

Чертовски наблюдательна, думаю я. Для человека.

– Еще раз спасибо, Эхо. Было весело. Увидимся завтра? И не забудь о заседании комитета танцев в пятницу.

– Разумеется, – закалывая заколкой, волосы за ухом, отвечает она. Я обнимаю ее и выбираюсь из машины, наблюдая, как она исчезает за пределами квартала.

В комнате Кайли я изучаю инструкцию Люсии. Не так уж и трудно, даже для меня, – прокси-сервер, шифратор IP-адреса, несколько поддельных электронных почтовых ящиков – и я в деле. Разложив белый лист на полу и устроив на нем синюю книгу, делаю несколько снимков телефоном Кайли.

Даже при том, что часть меня не хочет немного ближе посмотреть на книгу, я не могу сдержаться. Устраиваю книгу на коленях и начинаю переворачивать страницы, заметки, как и прежде, иллюстрируют двух людей с серебряным шнуром между ними. То же самое изображение, что я видела в комнате Ноя. Кир собирался завербовать Ноя,с дрожью в очередной раз думаю я, представляя судьбу Ноя как одного из прихвостней Кира.

Хоть я довольно неплохо знала латинский и греческий, я не читала на них уже годы, не говоря уже о разговорных. И эта старомодная манера письма (я узнаю почерк Йоханна – отца Кира) сбивает мои современные глаза. Но все же некоторые куски текста узнаваемы. В том числе – о подвижной природе человеческой души, метафизических свойствах молнии и утверждении, что никакое изменение человеческого тела не может не изменить человеческой души.

На другой странице я нахожу формулу изготовления эликсира Воплощенных. Написана она сбивающе запутанным языком, так что у меня, получается перевести лишь некоторые куски и отрывки: «Эссенция Серебра», «печь Балнеума Вапори», «Соль Ртути». Трясу головой. Разобраться в этом может только настоящий средневековый ученый, кто-то вроде отца Эхо. Возможно, несколько ученых, плюс команда химиков.

Я переворачиваю страницу, ощущающуюся гораздо плотнее остальных. Вторая половина книги исписана целиком почерком Кира. Возвращаюсь к толстой странице, несколько минут вожу пальцем по грубому краю пергамента и понимаю, почему она тяжелее других: на самом деле это двестраницы, склеенные воедино.

Достаю из сапога нож, но тяжелый клинок в разделке рыбы явно полезнее, чем в такой деликатной работе. Устремляюсь к пластиковой коробке с художественными принадлежностями Кайли и нахожу то, что мне нужно: острый как бритва скальпель.

Осторожно запускаю край между страниц. Несмотря на мою аккуратность, некоторые волокна разрываются, и мелкие хлопья многовековых чернил летят на пол. Процесс кропотливый, но, в конце концов, я в состоянии разделить их с минимумом повреждений.

Несколько долгих минут я смотрю на записи, пытаясь понять, что они говорят. Штрихи толстые и расположены очень близко друг к другу; почувствовав головокружение, я радуюсь, что уже сижу.

Это отражение,внезапно понимаю я. Не удивительно, что у меня не получается прочесть. Встаю и, держа рукопись напротив зеркала над комодом Кайли, моргаю, пока слова не становятся понятными. Она написана на языке, который современные ученые назвали бы Средневерхнемецким языком ²⁴. Или, как его знала я, просто немецким.

«Алхимический Орден Воплощенных, – гласит она, – и его Братья и Сестры в соответствующих Ковенах, чьи Души могут Путешествовать между Материальными Началами, никогда не Отступая».

Ниже список имен, около пятидесяти, и их расположения по всему миру. И в самом низу: Кир фон Гугемхайм, Кафа ²⁵. Серафина Эймс, Лондон.

Моя челюсть опускается. Я немедленно понимаю, что это, хотя смысл доходит до меня несколько позже.

Есть другие Воплощенные. Такие как я. Этот список был составлен около семисот лет назад, кто знает, сколько нас теперь?

И Кир держал это в секрете от меня, от всех нас – Себастьяна и Шарлотты, Амелии и Джареда. Мы единственные в своем роде,говорил он. И только у меня есть эликсир, так что вы не сможете сотворить новых компаньонов.Он был так уверен, так убедителен. Мы верили ему. Мы верили, что единственная альтернатива вечности с Киром - это быть абсолютно одиноким в этом мире.

Бесчисленная чудовищность предательства. Шарлотта и Себастьян могли уехать вместе. Даже Джаред и Амелия, при всем моем презрении к ним, могли оказаться совсем другими без влияния Кира.

Кристально ясно, почему он делал это. Одиночество – величайший страх Кира. Поступая так, он мог гарантировать, что мы никогда не покинем его.

Все еще дрожа, я вхожу на сайт книжного антикварного аукциона и печатаю детали книги: синяя кожаная обложка алхимического кодекса с иллюминированными листами пергамента ²⁶, приблизительно четырнадцатого века, переплет в стиле восемнадцатого века, исторические неточности в оригинальном тексте, полностью рукописная. Решаю не выставлять минимальную сумму, зная, что серьезные предложения составят не меньше 40 000$. Так я смогу избавиться от всех не стоящих моего времени предложений. Ставлю аукционный таймер на четыре дня. Я предпочла бы поставить меньше, но нужно удостовериться, что Кир заметит список. Хотя в какую-то минуту я сомневаюсь, что он его найдет. Возможно, прямо сейчас проснулись все его интернет-уведомления на каждом сайте с антикварными книгами.