— Исправить я могу, — говорит Гоб. — К счастью, незадолго до приезда сюда я изобрел инструмент как раз для такого вот случая. Завтра же утром я отправлюсь за ним к себе в Ирландию!

— Только не вы сами! — говорит осторожный король. — Ваша жизнь слишком драгоценна для всего мира и человечества, и я не могу вам позволить рисковать ею в бушующем море в этакую погоду. Я пошлю моего слугу!

— Но инструмент этот очень ценный, и моя жена не доверит его ни одному слуге, — возразил Гоб.

— Тогда я пошлю главного начальника моей личной охраны, — говорит король.

— Все равно она отдаст его только мне, — говорит Гоб.

— Я вас не выпущу, клянусь небом! — воскликнул король.

— Только мне! — И вдруг Гоба осенило: — Мне или сыну самого короля.

— Тогда поедет мой собственный сын и наследник! — молвил король. — Назовите мне этот инструмент, который сын мой — радость моего сердца — должен попросить у вашей жены.

Подумав всего секунду, Гоб ответил:

— Инструмент, который он должен попросить у моей жены, называется Кор-ан-агойд-хэм.

Это название — Кор-ан-агойд-хэм — Гоб только что сам придумал. Если перевести его с гэльского, оно означало «крюк-и-веревка» и годилось не только для названия инструмента, которым можно было выполнить эту работу, но и намекало на темные замыслы короля. Гоб надеялся, что его умная жена поймет, когда услышит его просьбу, что в ней кроется загадка, и разгадает ее.

Когда к жене Гоба вошел не ее муж, а сын испанского короля, у нее сразу зародилось подозрение. А как только она услышала, что муж ее ждет крюк и веревку, у нее и вовсе не осталось сомнений, что он попал в западню.

И она решила отплатить вероломному королю тем же.

— Ну что же, принц, — сказала она, поднимая крышку большого сундука, стоявшего в кухне, — наклонитесь — и на дне этого сундука вы найдете то, за чем прислал вас мой муж.

И когда он перегнулся через край сундука, она взяла его за ноги и столкнула вниз, потом захлопнула крышку и заперла сундук. А в Испанию отправила весточку, что они получат назад в трепетные объятия своего возлюбленного наследного принца в тот самый час, когда вернется домой ее муж.

И конечно: и ее муж и их принц благополучно оказались на своих местах в самом скором времени.

В старину говорили:

Так случилось, что, когда поэт Маклонин, живший в девятом веке, путешествовал по Голвею, он повстречался с пахарем из Дал Каса, что в Клэре. Тот возвращался в свои родные места, получивши в награду за двенадцатимесячный труд в Голвее корову да плащ. Когда этот бедняк из Дал Каса узнал, что перед ним сам знаменитый Маклонин, он попросил его сложить поэму.

И Маклонин подивил своего слушателя поэмой в честь далкасовцев, за что тут же получил от довольного крестьянина все его двенадцатимесячное вознаграждение.

Но крестьянину воздали сторицей его столь же гордые и патриотичные далкасовцы — за верность землякам и щедрость к поэту. Когда они узнали о его поступке, они встретили его с почестями и одарили десятью коровами за каждую четверть его собственной коровы.

В старину говорили:

В кончике мизинца простого бедняка с Донеголских гор, жившего в давно прошедшие времена, было больше мудрости, нежели сейчас у большинства наших самых известных юристов или философов.

Звали этого бедняка Темный Патрик. Не солидные фолианты в дорогих переплетах сберегли для потомков его историю и образцы его мудрости. Нет, их сохранили сердца людей.

Лучше всех и с удивительной достоверностью рассказывал истории о Темном Патрике, как я знаю, Фиоргал ОТаллехор.

Тот самый Фиоргал ОТаллехор, который всю свою жизнь провел под шум ревущего, рычащего, бурлящего, бегущего, ниспадающего, несущегося, бешеного водопада Хвост Серой Кобылы, что стремглав падает с высоты в тысячу футов в долину Эйни из трех горных озер Лугэй Мора. Вы могли бы услышать от него и замечательную историю о суде Темного Патрика.

Однажды — а случилось это давным-давно, еще во времена Темного Патрика — вся Ирландия словно раскололась надвое по случаю самого обыкновенного спора, возникшего в Дублине. Начался он между двумя закадычнейшими друзьями, каких только знал этот славный город — между почтенным лорд-мэром и почтеннейшим хозяином трактира «Голова».

Бывало, силком не вытащишь лорд-мэра из трактира «Голова» от его друга Неда, хоть водой их разливай, ни ночью, ни днем, ни утром. А уж самым заветным временем дня, которого лорд-мэр ни за что бы не пропустил, было время обеда: запахи кухни знаменитого повара «Головы», как он любил говорить почтеннейшему хозяину трактира, были ему милее волшебных ароматов райской кухни.

Но как это часто бывает, закадычные друзья повздорили, и, чтобы досадить, хозяин трактира потребовал судом от своего новоиспеченного врага плату за запахи от обедов в течение трех лет!

Это было невиданное доселе судебное дело, пожалуй, самое щекотливое, какое когда-либо имели удовольствие разбирать верховные судьи Дублина. По этому случаю они разделились на два лагеря. Затем на две буйные партии раскололся и весь Дублин. И вскоре эти безумные волнения охватили всю Ирландию: одна половина населения стояла за хозяина трактира и требовала, чтобы почтенный лорд-мэр выплатил все по чести, другая же половина объявила почтеннейшего хозяина «Головы» просто разбойником с большой дороги, да еще самым опасным среди них.

Более того, они угрожали почтенному лорд-мэру, что вздернут его, если он выложит хоть один медный грош этому отъявленному жулику.

В плачевное состояние впала бедная Ирландия — население так увлеклось решением, кто прав, кто виноват в этом великом споре, что все позабыли и про свое поле, и про скотину, про дом и про жену; все шло к гибели и разорению.

И тогда мудрый бедняк с Донеголских гор, Темный Патрик, до глубины души опечаленный грозящей его стране бедой, бросил свою лопату, начистил башмаки и отправился в Дублин.

Когда Темный Патрик прибыл туда и дублинцы узнали, что какой-то бедный простачок горец собирается рассудить дело, которое оказалось не под силу умнейшим головам страны, это вызвало столько веселья и насмешек, что в них чуть было не потонула вся вражда и не прикончилось это дурацкое дело.

Недолго пришлось дублинским насмешникам убеждать судей прекратить потасовку и мордобой и предоставить кресло судьи бедному простаку с гор: то-то будет праздничек, долгожданный для дублинцев, говорили они, самый шумный и необыкновенный за последние сто лет.

И в самом деле, это оказался редкий денек для дублинских весельчаков, когда на судейское кресло сел маленький чернобородый горец и принялся выслушивать враждующие стороны, свидетелей и защитников, с вытянутыми лицами выкладывающих ему суть дела.

Темный Патрик терпеливо выслушал всех до конца, а потом спросил хозяина трактира, который предъявил иск в триста фунтов стерлингов за запах от тысячи обедов, сколько бы стоили эти обеды человеку, который не только бы их нюхал, но и ел.

— Полная цена их один фунт за один обед, а за все — тысяча фунтов, — ответил хозяин «Головы». — Хотя на самом деле, — продолжал он, — запах настоящего обеда стоит и всей половины его, но, так как всю мою честную и благородную жизнь я славился щедростью, добротой и любезностью, я требую с этого негодяя даже меньше одной трети, то есть всего триста фунтов — ничтожный счет. Ну да ладно! Доброта для меня превыше всего.