— Я назвал это «Балладой о скелете».
Немало лет, немало лет
Стоит у нас в углу скелет.
На выраженье наших лиц.
На класс, где пестрота.
Безмолвно из пустых глазниц
Взирает пустота.
Нет мыслей в черепе пустом,
Не рассказать ребятам
Оскаленным безгубым ртом,
Чем был, кем был когда-то.
Доспехи ль рыцаря носил?
Дома ли людям строил?
Иль выбивался он из сил.
Шагая за сохою?
Ответов на вопросы нет —
Молчит скелет, молчит скелет.
Его судьбы не угадать.
Хоть мы о том гадаем.
Его дороги не узнать.
Как имени не знаем.
Фантазии напрасен пыл;
Одно могу сказать я:
Как мы, он человеком был,
И мы скелету — братья.
Он человеком был земным.
Для жизни весь распахнут.
Как мы, он знал, как пахнет дым.
Земля и солнце пахнут.
Ему стоять в углу.
Нам — жить!
Кипеть в горниле буден!
И я б хотел, как он, служить
И после смерти людям!
Виктор закончил читать.
Оленька молчала.
Молчание становилось тягостным для Виктора. И он сказал:
— Вот такая штуковина.
— Замечательно, Витя! — воскликнула Оленька.
— Правда? — спросил Виктор и покраснел еще больше. Ах, Оленька, она даже не понимала, что значит для него ее одобрение. Скажи она сейчас, что баллада плоха, он бы, не задумываясь, разорвал листки на клочья и без сожаления бросил бы на хмурый лед канала. Да не такой уж и хмурый этот лед! Он синеват, будто причудливо разбросанные тени. А небо, какое оно голубое и чистое! А мостики, тонкие горбатые мостики! Они будто специально перекинуты над каналом для влюбленных, для мечтателей!
Виктор наконец взглянул на Оленьку. Она опустила голову, погладила чугунную решетку.
Виктор достал из кармана еще один листок и сунул прямо в ее руку:
— А это — тебе. Только не сейчас… Дома.
Они оторвались от решетки и направились к Невскому.
На Невском, как всегда в предвечерний час, было суетливо и шумно. Они шли, почти касаясь плечами, чтобы не затеряться в толпе.
— Сходим в кино, — неожиданно предложил Виктор.
— А не поздно? Я еще уроков не делала.
— Чепуха. Успеешь. А картина, говорят, стоящая: «Председатель».
Они никогда еще не ходили в кино вдвоем. После недолгого колебания Оленька согласилась.
В фойе кинотеатра было душно и тихо. Только что начался киножурнал. Гулко раздавались поспешные шаги опоздавших. Оленька и Виктор вместе с другими постояли у двери, занавешенной темным плюшем. За дверью гремела музыка. Наконец она оборвалась и двери открыли. Оленька и Виктор торопливо, почти бегом дошли по проходу до своего ряда. Места их оказались в середине, и пришлось пробираться вдоль кресел под осуждающими взглядами сидящих. Они старались ни на кого не смотреть.
А если бы оглянулись, увидели Плюху, который сидел неподалеку. Лицо у него было обиженным и сердитым. «Со мной пойти отказался, с ней пошел!» Плюхе было так обидно, что он проворонил первые кадры.
Фильм был длинный. Герой метался на экране, месил уличную грязь офицерскими сапогами, ругался, дрался.
И Оленька, и Виктор были угнетены нагромождением страстей, а к концу перестали верить тому, что происходило на экране. Когда промелькнули последние кадры и в вале зажегся свет, они еще посидели немного, не глядя друг на друга, ощущая какую-то неловкость оттого, что вместе подсмотрели чужую, непонятную, изменившуюся по мановению волшебной палочки жизнь.
Потом поднялись и стали пробираться к выходу. Когда спускались вниз по лестнице, кто-то хлопнул Виктора по плечу.
— Вот так встреча, как говорит Люся!
Виктор и Оленька обернулись. Позади шел Костя, держа под руку миловидную девушку с густо накрашенными губами.
Когда вышли на улицу, Костя сказал:
— Знакомьтесь. Это Люся, моя соседка.
Люся была маленькой, сероглазой и смешливой. Она крепко уцепилась за Костин рукав и снизу вверх заглядывала ему в глаза.
— Как жизнь? — спросил Костя.
— Нормально, — откликнулся Виктор. Ему было приятно, что Костя встретил его с Оленькой.
Они стояли возле выхода из кинотеатра, их толкали.
— Пошли, — предложил Костя. И они вчетвером двинулись к Невскому.
Плюха ревниво посмотрел им вслед. Ему хотелось подойти, чтобы Виктор понял, что он, Плюха, знает о его обмане. Но подойти при Косте! Будто он навязывается в их компанию! Плюха вздохнул и пошел в другую сторону.
Когда вышли на Невский, Костя спросил:
— Куда направимся?
— Я — домой. Еще уроки не сделаны, — сказала Оленька.
— Предлагаю посидеть часок уютненько. Верно, Люся? Уроки не волки, в лес не убегут. Жизнь складывается из многих компонентов, и чем больше компонентов, тем она богаче.
Люся посмотрела на Костю восторженно.
— Верно, Оленька, — сказал Виктор. — Задержимся на часок. — Ему захотелось во что бы то ни стало быть с Костей на равной ноге.
Оленька пожала плечами.
— Поздно уже.
— Восемь. Время детское, — сказал Костя. — У меня есть кое-какие ресурсы. Заработаны по линии почтового ведомства. Спрыснем встречу.
— Лучше выпьем кофе, — предложил Виктор. Ему не хотелось признаваться, что он еще ни разу в жизни не был в ресторане и не пил водки. Он бы пошел и в ресторан, в конце концов, надо когда-то приобщиться. Но не знал, как на это посмотрит Оленька. Вернее, чувствовал, что ей это будет неприятно.
— Можно и кофе, — великодушно согласился Костя. — Пойдемте в «Север», девичья фамилия «Норд». — И он так решительно направился в сторону Садовой, увлекая за собой Люсю, что Виктор с Оленькой невольно последовали за ним.
В длинном узком зале все столики оказались занятыми, и Костя, как бывалый человек, повел компанию в следующий зал. Он вообще все делал уверенно и решительно.
Оленьке казалось, что все сидящие за столиками смотрят на нее; она вдруг ощутила какую-то деревянность во всем теле и мысленно нещадно ругала себя за то, что согласилась пойти в кафе. Как-то все произошло быстро и бездумно.
Перед Оленькой, следом за Костей, шла Люся, весело вертя маленькой головкой, бесцеремонно разглядывала все и всех. Не так уж часто водил ее Костя в ресторан или кафе, а ей нравились, ох, как нравились и нарядные люди, и свет, и блеск тарелочек на столах. Ей казалось, что она входит в какой-то иной, сверкающий и радостный мир, оставляет за дверью обычные заботы, и заводской шум, и усталость, и ворчание старой тетки, у которой жила. Бледное, с ярко накрашенными губами миловидное личико ее светилось гордостью и лукавством.
Позади всех шел Виктор. Он старался идти небрежной походкой бывалого человека, и поэтому чересчур размахивал руками. На губах его застыла улыбка, взгляд был напряжен, и все лицо замерло, будто вместо лица наклеили моментальную фотографию с него.
Во втором, более скромном зале оказался свободным угловой столик, Оленька и Виктор уселись с облегчением, только Люся была недовольна. В первом зале ей нравилось больше, и вообще сидеть в углу, где тебя мало кто видит, не так интересно.
Костя вежливо, но развязно попросил у сидевших за соседним столиком меню. Спросил:
— Что будем пить?
— Кофе, — решительно сказал Виктор и посмотрел на Оленьку.
