Всегда весело, когда наступает лето. Но главное веселье начинается тогда, когда кончаются занятия в школе. У меня пока был только один экзамен. Веселье началось ещё накануне вечером. Мы украшали школьный зал цветами и гирляндами из листьев. Мы все, дети из Бюллербю, наломали берёзовых веток и нарвали первоцвета и камнеломки. От дома до школы далеко, наша школа находится в другой деревне, которая называется Большая. Нельзя же открывать школу всего для шести детей. Наши цветы немного завяли, когда мы добрались до школы, но не очень. Мы поставили их в воду, и они снова расцвели. Чёрную доску в классе украсили шведскими флагами, гирляндами из берёзовых веток и повсюду поставили цветы. И в школьном зале запахло, как на лугу.

Когда всё было готово, мы стали репетировать песни, которые должны были петь на экзамене. «Эй, проснись! – кричит мне солнце» и «За меня не бойся, я не пропаду». А одна девочка по имени Улла пела так: «За меня умойся, сама я не могу». Кто-то ей сказал, что надо петь именно так. Какое счастье, что наша учительница успела объяснить ей, как петь правильно, иначе она опозорилась бы на экзамене!

Когда мы шли из школы домой, погода была замечательная. Мы все, дети из Бюллербю, всегда ходим вместе. Дорога домой занимает у нас много времени. Лассе сказал, что мы должны наступать только на те камни, которые лежат у края дороги. Это у нас была такая игра. Мы притворялись, что если мы пойдём по земле, то непременно умрём. Неожиданно Улле упал на землю, и Боссе сказал:

– Ты умер!

– И не думал! – ответил Улле. – Ты только взгляни на меня, какой я живой! – И он задрыгал руками и ногами. Мы все стали смеяться.

Потом мы полезли по изгороди. И Лассе сказал:

– Кто, интересно, постановил, что надо ходить только по дороге?

Бритта ответила, что наверняка это был кто-нибудь из великих людей.

– Вполне возможно, – сказал Лассе.

Мы долго-долго лезли по изгороди, и нам это очень нравилось, я даже решила, что больше никогда не буду ходить по дороге. Но тут нам навстречу попался старик, который вёз на телеге бидоны с молоком, он сказал:

– И что это за вороны уселись на мою изгородь? В жизни не видел таких ворон.

Однако на другой день, когда мы шли уже на экзамен, мы не могли лезть по изгороди, потому что все были одеты очень нарядно. На мне было платье в красный горошек, а на Бритте и Анне голубые платья с оборкой. И ещё у нас в волосах были новые банты, а на ногах новые туфли.

В школьном зале сидело много родителей, они пришли послушать, как мы будем отвечать. Я ответила на все вопросы, какие мне были заданы, но Боссе сказал, что семью семь будет пятьдесят шесть. Лассе повернулся, строго посмотрел на него, и Боссе тут же поправился:

– Простите, я ошибся, конечно, семью семь будет сорок шесть.

А на самом деле семью семь будет сорок девять, и я это знаю точно, хотя мы ещё не начали учить таблицу умножения. Но я слышала, как это говорили другие дети. Во всей школе нас всего двадцать три человека, так что мы сидим все вместе в одном классе.

Когда мы спели все песни, какие полагалось, и даже «Наконец настало лето», учительница сказала:

– А теперь до свидания! Желаю вам всем весело провести каникулы!

И я почувствовала, что во мне что-то запрыгало от радости.

Мы все, дети из Бюллербю, получили хорошие отметки. Мы их сравнили по дороге домой. У Боссе табель был не особенно хороший, но и не такой уж плохой.

Вечером мы играли на дороге в лапту. Неожиданно мяч залетел в кусты смородины. Я побежала за ним. И угадайте, что я там нашла! В самой глубине под кустами лежали одиннадцать куриных яиц! Я ужасно обрадовалась. Мы знали, что одна из наших несушек из упрямства не желает нестись в курятнике. Она всегда откладывала яйца где придётся. Лассе, Боссе и я долго искали места, где она несётся. Но она была такая хитрая, что мы никак не могли её выследить. Мама сказала, что даст нам по пять эре за каждое найденное яйцо. И вот я нашла яиц на целых пятьдесят пять эре! Однако мяча я так и не нашла.

– Яйца ничем не хуже мяча, – решил Лассе, – у нас получится яичница для всего Бюллербю.

Но я сложила все яйца в свой фартук, отнесла их маме и получила пятьдесят пять эре. Каждому из детей я дала по пять эре, а остальные положила в свою копилку, которую заперла маленьким ключиком. Ключик висит на гвоздике в глубине моего шкафа.

Через некоторое время Анна нашла мяч, и мы ещё долго играли в лапту. Легли мы в тот день гораздо позже обычного, но это было не важно, ведь у нас были каникулы и завтра мы могли спать сколько захотим.

После того как мы пололи репу, денег в моей копилке заметно прибавилось. Конечно, мы пололи её все вместе, ведь полоть врозь было бы скучно. Вообще-то Лассе, Боссе и я должны были полоть нашу репу, Бритта и Анна – свою, а Улле – свою. Но мы пололи вместе всю репу подряд. За длинную прополотую грядку нам платили сорок эре, а за короткую – двадцать. Чтобы у нас не заболели коленки, мы подвязали длинные холщовые передники. А мы с Бриттой и Анной к тому же повязали головы платками, и мама сказала, что мы похожи на маленьких старушек. Мама дала нам бидон с морсом – вдруг нам захочется пить. Пить нам захотелось сразу же, как только мы пришли на огород. Мы взяли длинные соломинки, стали вокруг бидона на колени и начали тянуть морс через соломинки. Это было так смешно, что мы не заметили, как выпили весь морс. Тогда Лассе взял бидон и сбегал на родник за водой. Мы стали пить через соломинки воду. Это тоже было смешно, хотя и не так вкусно. Наконец Улле повалился на спину и сказал:

– Послушайте, как булькает у меня в животе!

Это булькала вода. Мы все подошли и послушали, как она булькает.

Мы пололи репу и рассказывали по очереди всякие истории. Лассе попробовал рассказывать про привидения, но, когда светит солнце, привидений никто не боится. Тогда Лассе предложил соревноваться, кто знает самые страшные ругательства. Мы, девочки, отказались участвовать в таком глупом соревновании, потому что учительница говорит, что бранятся только очень глупые люди. Лассе начал браниться один, но браниться в одиночку скучно, и он бросил эту затею.

В первый день нам было очень весело полоть, а на второй день – уже не очень, но что делать, мы всё равно должны были прополоть всю репу.

И вдруг Лассе говорит Улле:

– Петрушка сальдо бум-бум.

А Улле отвечает ему:

– Колифинк, колифинк.

И Боссе тоже говорит:

– Мойси дойси филибум арарат.

Мы, конечно, спросили, что это такое, и Лассе сказал, что это особый язык, который понимают только мальчики.

– Для девочек этот язык слишком труден, – сказал он.

– Ха-ха-ха! А вы и сами его не понимаете! – засмеялись мы.

– Прекрасно понимаем! – возразил Лассе. – Я, например, сказал: «Сегодня хорошая погода». Улле ответил: «Конечно, конечно», а Боссе сказал: «Вот здорово, что девчонки не понимают нашего языка».

И они стали разговаривать на своём языке. Тогда Бритта сказала, что у нас тоже есть свой особый язык, который понимают только девочки. И мы начали разговаривать на своём языке. Так мы всё утро и разговаривали на разных языках. Мне показалось, что эти языки очень похожи друг на друга, но Лассе сказал, что наш язык глупый.

– Язык мальчиков гораздо умнее, потому что немного похож на русский, – сказал он.