— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал Деймон.

— Лучше, чем по нулям. Если бы я сменил религию, то, скорее всего, стал бы католиком. Они прощают грешников. У нас это редко бывает. Я договорился до синевы, убеждая Элси, что если она не хочет быть еврейкой, то пусть лучше хоть музыкой занимается. — Он грустно рассмеялся. — Почему вы с ней расстались?

— Трудно сказать. — Невозможно рассказать религиозному человеку, что его восемнадцатилетняя сестра собиралась покончить самоубийством, если забеременеет от его лучшего друга.

— Ну, ты избавился от многих тревог. Она была чертовски глупа. И к тому было много причин. А теперь отправляйся. И поезжай осторожно. Не хочу, чтобы ты сломал себе шею и надул меня.

Они вышли на солнечную улицу, и Деймон сел в машину. Прежде чем включить двигатель, он задумчиво посмотрел на Уайнстайна, на морщины, которые годы, печаль, тяжелая работа прорезали на его лице, но его холодные голубые глаза были по-юношески ярки.

— А ты был таким тихим, спокойным мальчиком. Я по помню, чтобы ты дрался. Кто бы мог подумать, что ты станешь таким суровым старым стервятником?

Уайнстайн улыбнулся.

— Я, — сказал он.

Из мотеля Деймон позвонил в офис и попросил к телефону Оливера.

— Где вы? — встревоженно спросил Оливер. Когда он волновался, голос его звенел, как дискант.

— За городом, — сказал Деймон, — Но не очень далеко. Я буду после ленча.

— Как мать Шейлы?

— Все то же. Шейла должна быть в Берлингтоне как минимум до среды.

— Вы сегодня вечером останетесь у нас или же хотите, чтобы я приехал к вам?

— Ни то ни другое.

— Роджер, — умоляюще просил Оливер, — Шейла но простит мне. Она будет думать, что я подвел и ее и вас. И если с вамп что-то случится, она меня проклянет.

— Она ничего не будет думать и не станет вас проклинать. Я привезу с собой друга, который поживет у меня.

— Вы не обманываете меня?

— Разве я когда-нибудь врал?

— Только иногда, — сказал Оливер.

Деймон засмеялся.

— Но не в этот раз.

— Звонил Проктор. Он хочет, чтобы вы позвонили ему. Он говорит, что это очень важно. Ему нужно до конца недели принять решение.

— Позвоните ему и скажите, что к полудню я с ним свяжусь. И перестаньте волноваться.

— Попробую, — невыразительно протянул Оливер.

Повесив трубку, Деймон расплатился по счету и поехал за Уайнстайном.

Когда они добрались до его нью-йоркской квартиры, Деймон удивился, увидев, что весь холл завален коробками с книгами и пластинками, а в пакетах — меховая шубка для Шейлы, нодарки для Оливера и мисс Уолтон, кожаный пиджак, две бутылки шампанского, которые он притащил домой, и теперь они стояли в тепле. Он забыл охвативший его прилив страсти к покупкам и не успел оставить инструкции уборщице, которая не знала, что делать со всеми этими вещами.

— Святые угодники, — сказал Уайнстайн, — это что — канун Рождества?

— Я купил вчера кое-что, — сказал Деймон. Неужели всего лишь вчера? Ему казалось, что прошло несколько месяцев. — Кое-что, необходимое для жизни. Книги, пластинки и все такое.

— А это что? — Уайнстайн показал на большую коробку.

— Должно быть, проигрыватель, который я заказал.

— Чем ты занимаешься — готовишься к ядерной войне?

Деймон засмеялся.

— Пе так уж серьезно. Я заберу все это с собой к нам на Олд Лайм. — Он рассказал Манфреду и о ждущем их домике, и о том, почему он сегодня не может увидеть Шейлу. — Я готовлюсь, уйдя на пенсию, забраться в леса и хочу, чтобы хоть что-то напоминало мне, какая она, цивилизация, оставшаяся в больших городах.

— Цивилизация большого города была бы куда более приемлема, — мрачно сказал Уайнстайн, — если бы она заключалась только в этом.

Через гостиную они вошли в маленькую комнатку, где Деймон работал.

— Боюсь, что вот это будет твоим ложем, — сказал Деймон, показывая на узкий и короткий диванчик.

— Слава Богу, что я так и не вырос, — сказал Уайнстайн. — Годится. Предупреждаю, я храплю.

— Я закрою двери.

— Моя жена говаривала, что храп мой слышен и в Поукинси. Дверь не спасет. Кстати, я видел у тебя на входе два замка. Верхний новенький. Ты давно врезал его?

— Сразу же после первого звонка.

— Сколько человек имеют ключи?

— Только мы с Шейлой и служанка.

— Может быть, неплохо было бы мне поговорить с ней.

Деймон рассмеялся.

— Она большая черная толстая женщина с низким контральто. Поет в церковном хоре у себя в Гарлеме. Раза два мы ходили ее слушать. Работает у нас пятнадцать лет, повсюду валяются деньги, драгоценности Шейлы… и она никогда ни к чему не притронулась. Единственное, в чем ее можно упрекнуть, она перетапливает квартиру, когда ей холодно.

— О’кей, — сказал Уайнстайн, — Поставим крест на контральто. И все же не очень полагайся на замки.

— Я и не полагаюсь. Поэтому я рад, что ты здесь, пусть даже мне и не удастся больше заснуть.

И сразу же зазвонили оба телефона, один в спальне, другой — в гостиной. Уайнстайн вопросительно взглянул на Деймона.

— Ты будешь отвечать?

— Конечно. Мой ночной приятель никогда не звонит днем.

Это была Шейла.

— Я звонила в мотель, — сказала она, — и мне сообщили, что ты расплатился. Я прикинула, что ты уже должен быть дома. Оливер у тебя?

— Нет.

— Ты обещал мне, что не будешь оставаться в квартире один, — упрекнула она его.

— Я не один. Со мной один мой старый друг, Манфред Уайнстайн. Я рассказывал тебе о нем. Мы вместе росли мальчишками. Так уж вышло, что он стал детективом. Сейчас он на пенсии и во имя старой дружбы любезно решил присосаться ко мне, как пиявка. У него куча оружия, — Деймон говорил легко и небрежно, словно его веселило присутствие гостя с наплечной кобурой, из которой торчал тупорылый пистолет 38-го калибра.

— А ты все это не придумал, чтобы успокоить меня? — подозрительно спросила Шейла.

— Поговори сама с ним. Манфред, подойди к телефону!

— Мэм, — загудел Уайнстайн в трубку, — разрешите поблагодарить вас за гостеприимство.

Если громкость может убеждать, подумал Деймон, Шейла будет покорена.

Несколько секунд он молча слушал, и Деймон, стоявший рядом, почувствовал обеспокоенность в голосе Шейлы, хотя не мог разобрать ни слова.

— Не беспокойтесь, мэм, — наконец произнес Уайнстайн, — Ему будет безопасно, как ребенку на материнских руках. Надеюсь, что скоро мне представится удовольствие увидеть вас воочию. — Он протянул трубку Деймону. — Она хочет поговорить с тобой.

— Роджер, — сказала Шейла. — Со стороны мистера Уайнстайна очень любезно предложить тебе свою заботу, но мне хочется поскорее вернуться и увидеть тебя. Пока не получается. С матерью все так же. Она в коматозном состоянии. В среду из Бостона приезжает большой специалист, и я должна остаться, пока он не осмотрит ее. Я звонила в школу, они сказали, что отлично справятся пока без меня. До чего приятно узнать, что не относишься к числу незаменимых. — Она с иронией рассмеялась.

— Ты незаменима для меня.

— А ты понимаешь, что значишь для меня? — Голос Шейлы понизился почти до шепота. — Мистер Уайнстайн не очень безрассуден?

— Я могу сказать лишь то, что еще мальчишкой он был очень осторожен, — Деймон постарался придать голосу шутливое выражение, — и с тех пор не очень изменился. Не сходи из-за меня с ума. Со мной все в порядке. Как с ребенком на руках матери, по выражению Манфреда.

— Надеюсь, что могу в это верить. Во всяком случае, не пей слишком много со своим другом-детективом.

— Он пьет только кофе.

— Не пей слишком много кофе. — Это была маленькая печальная шутка.

— А ты не веди себя как хлопотливая еврейская мамаша, — сказал Деймон, и Шейла засмеялась, хотя и не очень уверенно.

— Будь спокоен, дорогой, — сказала она. — И звони почаще. Это единственный луч света в здешнем мрачном царстве.

— Я надеюсь, что специалист из Бостона поможет.