Потер огрубевшие ладони, взялся за лопату.
— Старайся, старайся, — ехидничал стоявший в стороне Васька. — Этот кончим, пошлют другой копать.
«И всегда он присоединится ко мне! Ребята стали насмехаться, говорят, что я взялся его перевоспитывать. Прельстил, вишь, его, поделился едой, так теперь он каждый день становится рядом, знает — и ему что-нибудь перепадет из кошелочки».
— Ну и что, пускай посылают! — сердито посмотрел Анатолий. — Если потребуется, то и будем копать.
— Помогут они, рвы… Читал, что в листовках пишут? «Придут наши таночки и зароют ваши ямочки…» Ха-га!..
— Чего радуешься?.. Брехню написали, а ты веришь.
— Эге, брехню… — ухмыльнулся Васька. — Слышал, какие у них танки?
— Какие?
— Вон как школа!
— Брехня брехней! Не бывает таких танков.
— Я не видел. Люди говорят.
— Вот такие и говорят, как ты.
— Да разве я что… Я не о том. Осточертело уже здесь пропадать.
Анатолий с презрением посмотрел на него и отвернулся.
Обедать сел вместе с ребятами. Выложили из кошелок, котомок, узелков все, что каждый с собой взял, ели сообща.
Васька долго ходил вокруг мальчишек, но никто не пригласил его в компанию. Тогда он побрел к выездной лавке, купил там булку, кружок колбасы, бутылку лимонада и устроился за кустом.
Еще не все и пообедали, как на южном горизонте показалась маленькая черная точечка. Первым заметил ее из-под куста Васька.
— Смотрите, летит! — закричал он, чуть не подавившись колбасой.
Все повернули головы в ту сторону, куда он показывал пальцем.
Точечка все увеличивалась и увеличивалась, постепенно вырисовываясь в самолет.
— Немецкий! Рама! — сразу закричало несколько человек.
Женщины и девушки побежали к кустам.
— Не бойтесь! — закричали им ребята. — Это разведчик. Он не стреляет.
Самолет и в самом деле не стрелял. Даже не снизился. Высоко покружил над дорогой, над мостом, пролетел вдоль рва и повернул туда, откуда появился.
Анатолий возмущался: почему разрешают так свободно летать здесь, в тылу, вражеским самолетам? Почему не посылают истребителей, чтоб их сбивать? Почему молчат зенитки?..
С утра но дороге мчались военные машины, ехали в Полтаву беженцы на крытых фанерой и брезентом подводах, погонщики гнали на восток стада коров и отары овец. Потом к обеду движение приостановилось. Разве что изредка проедет подвода из соседнего села, пронесется велосипедист или пройдет пешеход. Что бы это значило? Ведь раньше такого не случалось. И вчера и позавчера дорога целый день была запружена.
В полдень с востока донеслись далекие орудийные выстрелы.
Прислушались. Подумали — зенитки.
Вскоре на дороге появился всадник. Пригнувшись к гриве, бил сапогами взмыленного вороного жеребца.
На перешейке возле рва остановился.
— Немцы! Немцы идут!.. — закричал истошно.
Услышав крик, от неожиданности люди словно оцепенели…
Высокий, худой, как сухая вобла, милиционер, распоряжавшийся среди работающих, вмиг оказался возле всадника.
— Чего орешь? — крикнул сердито.
— Говорю, немцы идут! — повторил всадник немного потише. — Бегите!
— Ты кто такой? А ну слезай! — Милиционер схватил коня за уздечку.
— Погонщик я. Из Вил.
Вокруг быстро собралась большая толпа.
— Проверьте документы, — посоветовал кто-то.
— Граждане, идите по местам! — обратился милиционер к народу. — Сам разберусь.
Но к совету прислушался: спросил у всадника паспорт.
— У, батюшки! — ударил тот себя по коленям. — Разве ж и так не видно, кто я? Не теряйте время попусту. Бегите скорее!..
— А ну замолчи, не паникуй! — прикрикнул на него милиционер. — Говорю, паспорт давай!
Всадник сунул руку за пазуху, вынул вчетверо сложенный лист бумаги, протянул милиционеру:
— Вот справка колхозная. Нам паспортов не выдают.
Милиционер долго читал написанное на бумаге, внимательно рассматривал печать и штамп, наконец возвратил справку.
— Все правильно… Поезжай! Да больше паники не наводи, а то…
— Родимый мой, — сложил всадник руки на груди, — никакой паники я не навожу, правду говорю: немцы близко. Уже Покровскую Богачку заняли. Не слышите — громыхает? Из танков бьют.
— То наши стреляют — практикуются, а ты испугался.
— Если бы наши, не убегал бы… Как ударили по стаду, с десяток коровок упало. Потом по погонщикам стали строчить из пулеметов или черт их знает из чего. Мы и дали стрекача, кто куда…
Тревожно загудела толпа. Одни верили всаднику, другие не верили, однако все были взволнованы.
А потом вслед за погонщиком примчался на мотоцикле вспотевший, запыленный старшина-связист. Не выключая мотора, он наклонился, опершись одной ногой в землю, лихорадочно забегал глазами по толпе.
— Чего митингуете? Немцы недалеко!
Милиционер растерянно уставился на него, раскрыл от удивления рот, но долго не мог произнести ни слова.
— Да я им уже говорил, товарищ командир, а они не верят, паспорт требуют, — обиженно сказал погонщик.
— Бежим, — шепнул Анатолию Васька.
Анатолий хотел ему что-то ответить, но Васька уже исчез.
За ним, словно в погоню, бросилось еще несколько человек.
— Кто… кто тебе раз… разрешил сеять панику? — рассердившись, набросился на старшину милиционер. — Я буду жаловаться. Я тебя отдам под трибунал!..
— Ты чудак-человек! — сердито ответил старшина. — Почему не веришь? Говорю: прорвались танки! С Хорола… Отпусти людей! Они уже ничем тут не помогут. Надо мосты взрывать!..
Утих в толпе шум — прислушивались к их спору.
— Диверсия! Вражеская диверсия!.. — громко закричал милиционер. — Где ты служишь? Из какой части?
Вдруг кто-то крикнул испуганно:
— Самолет!..
Все посмотрели в небо.
Южнее Солониц вынырнул фашистский самолет и стал снижаться над железной дорогой.
Протяжно загудел паровоз.
И в это время где-то возле железнодорожного переезда один за другим встряхнули воздух и землю три сильных взрыва. Самолет развернулся и взял обратный курс.
Тут же от переезда стали доноситься более слабые, но частые взрывы.
Отчаянно, тревожно гудел паровоз.
— Вот гад! — выругался старшина. — Попал в вагон со снарядами… — Поправил на голове пилотку, выровнял мотоцикл. — Ну что ж, счастливо оставаться, товарищи! Мне надо ехать. Советую вам немедленно отсюда убираться.
— Пока не поздно… — отпуская поводья лошади, добавил погонщик.
На какое-то мгновение толпа замерла, глядя на дорогу, по которой мчались к мосту мотоциклист и всадник, потом сразу зашевелилась и тронулась вслед за ними. Последним шел поникший милиционер.
Прошли мост, выбрались на середину спуска. Остановились, чтоб посмотреть на Хорольскую дорогу, на железнодорожные пути, пересекающие ее недалеко от Засулья.
Возле переезда на железной дороге валил дым. Наверное, горели военные вагоны, в которые угодил вражеский самолет. Взрывов уже не было слышно.
Дорога была непривычно пуста. Только где-то под Войнихой высоко вверх поднималось сизое облако дорожной пыли, розоватой в предвечернем солнце. Анатолию казалось, что облако медленно движется к Лубнам.
Другие тоже заметили это.
— Танки идут, — сказал кто-то из мужчин.
— Чьи танки? — обеспокоенно спросила женщина, стоявшая рядом с Анатолием.
— Да, наверное, немецкие, — ответил тот же голос. — А наших что-то не видно. Не вышли встречать…
— Ой, горюшко! — вскрикнула женщина. — Так они скоро и сюда придут! Бегите, люди добрые!
Сначала женщины и девушки, за ними мужчины и парни двинулись вверх по спуску.
«Неужели немцы? — все еще не верилось Анатолию. — Что же теперь будет?.. И почему, в самом деле, наши танки не идут им навстречу?»
В городе возле дворов толпились люди. Здесь, видно, еще раньше узнали о приближении фашистов.
В центральном парке собралось много народу.