“— Ну я пошел встречать этих чертей. А тебе ни пуха ни пера!

— Пошел ко всем чертям! — Дубровский произнес традиционную фразу почти без всякого выражения.

— Советую отладить юмор!

— Хватит”, — ворчливый голос человека, занятого работой.

Звук закрывающейся двери.

— Так, — вмешался Кашкин. — Черти — мы. Горышев пошел нас встречать. А что делал Дубровский?

— Тсс… — Гордон предостерегающе поднял руку.

Шорохи. Вздох. Тонкий пронзительный свист. Стук упавшего предмета. Быстрые шаги. Чмоканье двери.

— Теперь пойдет пауза до нашего прихода.

— Есть запись наружной обстановки? — спросил Гордой протоколиста.

— Второй канал неисправен.

Гордон пощелкал тумблером “Второй канал”.

— Действительно. Итак, подведем итоги. Что можно считать установленным? Горышев пошел нас встречать. Дубровский чинил неисправный наружный канал, чтобы сдать станцию в порядке. Горышев о чем-то не подозревал. Дубровский побежал предупредить его об этом, а может быть, и нас. Неизвестное “что-то” предположительно связано с загадочным свистом.

— Логично. Если только… если только все это не розыгрыш! Давай обыщем как следует помещения станции. Может быть, мальчики сидят где-нибудь в стенном шкафу. И посмеиваются над нами.

— Проверим на всякий случай.

Они обследовали заново каждую пядь. Заглядывали под кровати, под стол и кресла, открывали двери и дверки, не исключая шкафчика дежурной аптечки.

— Все, — сказал Кашкин, отряхивая пыль с коленей. — Если они не превратились в мышей, их здесь пег. Значит, они прячутся снаружи. Надевай скафандр.

Выйдя на площадку, они увидели, что от двери станции по свежевыпавшему снегу тянутся две пары следов, которые прежде не привлекли их внимания. Следы шли в направлении, противоположном тому, откуда прибыли Кашкин и Гордон после высадки с вихрелета.

— Выходит, Горышев встречал не нас. Значит, черти не мы! — воскликнул Кашкин. — Кто же… Что за черт!

Они прошли всего несколько десятков шагов по следам. Дальше следы обрывались. Вокруг лежали снежные заструги, чистые и нетронутые.

Кашкин невольно поднял глаза к небу.

— Не улетели же они? Какие черти могли их унести?

Небеса не дали ответа.

Тогда Кашкин огляделся по сторонам. Он увидел на скалистой стене, к которой примыкала площадка, изображение черепа и скрещенных костей. Рядом со знаком, предупреждающим об опасности, намалеванным прямо на скале, виднелась грубо сколоченная дверь. Очевидно, она прикрывала нишу или вход в небольшую пещеру.

— Трансформаторная будка? Склад?

— В описании станции ничего не говорится на этот счет, — твердо сказал Гордон.

— Ты, наверное, выучил его наизусть, — позавидовал Кашкин. — Значит, хибару соорудили Горышев и Дубровский.

— И не сообщили на Землю?

— А надо докладывать о таких пустяках?

— В еженедельной сводке. Ты не читал инструкции?

— Я полагал, что успею почитать ее здесь. Так, может быть, они там и сидят? Соорудили эту штуку, чтобы нас озадачить, и нарочно не сообщали!

— А следы?

— Разберемся после. Какой-нибудь трюк… От этих мальчиков всего можно ждать.

Подойдя к двери, они обнаружили висящий на ней странный предмет. Кашкин потрогал металлическую скобу, соединенную с коротким цилиндром.

— А это еще что за знак?

— Это не знак, а замок.

— Из какого музея?

— Сами сделали.

— Выходит, там их нет. Но для чего мог им понадобиться замок?

— Запирать.

— Что и от кого?

— Я не удивлюсь, если это “что-то” или этот “кто-то” свистит.

Кашкин заинтригованно гмыкнул.

— Что говорит по этому поводу инструкция?

— По инструкции мы обязаны сообщать обо всем необычном на Землю. Но связь будет только в шесть утра. Так устроен передатчик.

— Игра в Луну? Значит, до утра они могут морочить нам голову! Самое лучшее — сделать вид, что ничего не произошло. Им надоест — и они вылезут сами.

— Я предлагаю. — Гордон нахмурился. — Первое — не разлучаться, ходить вдвоем, как в патруле. Второе — разыскать ключи, выяснить, что за дверью.

— Ты встревожен?

— Мы не знаем, что тут происходит.

— Где может быть ключ? — Кашкин посмотрел на стены. — Раньше их вешали на гвоздь. Я читал в каком-то романе. Но здесь нет гвоздей.

— Их держали еще в ящиках письменного стола.

— Спросим протоколиста. Для чего-то он существует. Слушай, друг. — Кашкин обернулся к воспринимающему приказания раструбу. — Ты слышишь?

“Слышу”, — ответила машина.

— Не знаешь, где ключ?

“Нет”.

— Вообще о ключе Горышев и Дубровский при тебе разговаривали?

“Нет”.

— А о чем они разговаривали?

“О разном”.

— Толковый ответ. А о чем больше всего в последнее время?

“О “снежном человеке”.

— Это еще что за зверь?

“Человекообразная обезьяна”, — сообщил протоколист.

— Ну и что они говорили?

“Горышев говорил, что он встретил “снежного человека”.

— Черт возьми! — оживился Кашкин. Он вопросительно посмотрел на Гордона.

— Чепуха, — сказал Гордон. — Старая легенда. Обезьяна, если она и существовала, вымерла лет двести назад. Никто ее не видел. Из ученых.

— Воспроизведи разговор, — потребовал Кашкин у протоколиста. — Самый первый. О “снежном человеке”.

“Это продолжение разговора, — сообщил протоколист. — Начала я не слышал. Разговор начался на территории, а наружный канал… — протоколист запнулся, — пошаливал. Воспроизвожу запись”.

“— Хватит мистификаций, — послышался голос Дубровского. — Сначала ты выдумал, что нашел куст земляники в снегу, а я, как дурак, бегал его смотреть. Потом ты сказал, что у тебя болят зубы каждый раз перед тем, как надают лавины, и я пытался построить теорию с ультразвуками. Теперь ты фантазируешь насчет “снежного человека”.

— Почему фантазирую?

— Ты очень несерьезный человек. Я даже не знаю, что о тебе думать.

— А что ты думаешь об этих фотографиях?”

— Фотографии! — воскликнул Кашкин. — Горышев показал фотографии?

“Да, — подтвердила машина. — Шесть фото”.

— Где фотографии?

Кашкин подпрыгнул от нетерпения.

“В ящике бюро”.

Даже Гордон не выдержал. Он подошел к бюро и стал выдвигать один ящик за другим. Очень скоро он положил на стол шесть снимков.

С небольшими изменениями в ракурсе они изображали одно и то же существо, походившее не то на обезьяну, не то на дикого человека. Низкий лоб с выдающимися надбровными дугами, неразвитый нос, покатые плечи, длинные узловатые руки и короткие, как у медведя, ноги. “Снежный человек” стоял, прислонившись спиной к скале, чуть наклонясь вперед, повернув голову. Глаза едва различались под нависшими волосами.

— Да… Красавец! — восхитился Кашкин. — Но какова сенсация! — пришел он в еще больший восторг. — Вот это, я понимаю, открытие!

— Почему они о нем умалчивали? — в недоумении произнес Гордон. — Не понимаю… Почему, — спросил он протоколиста, — сообщение о “снежном человеке” не передали на Землю?

“Горышев сказал, чтобы сообщение передал Дубровский. Дубровский говорил, чтобы передавал сообщение Горышев”.

— Нелепый спор, — удивился Гордон. — Почему Горышев хотел, чтобы передавал Дубровский?

“Потому что Дубровский в эти дни был старшим смены”.

— А почему Дубровский считал, что сообщить о “снежном человеке” должен Горышев?

“Потому что Горышев сделал открытие”.

Кашкин вдруг свистнул.

— А что, если их утащили “снежные люди”?

— Какие еще “снежные люди”? — рассердился Гордон. — На снимках одна и та же обезьяна.

— Но не могла же эта обезьяна существовать в одиночку! Их, может быть, целое стадо. Дубровский чинил наружный канал, включил его на какую-то секунду, услышал свист вожака и бросился на выручку Горышева. Они утащили и его.

— Не оставив следов на снегу?

— Может быть, они прыгают метров на двадцать сразу?

— С такими ногами не прыгнешь!