Прошедшие два дня так ничего и не прояснили по сути моего задания. Ничего особенного на борту «Колхиды 3» я не нашел. Судно новое, отлично спроектированное, и до сего момента не убитое, что удивительно на фоне работающих на нем кадров. Экипаж вызывал желание устроить кровавую баню — по крайней мере, боцман и пара его кумов. Именно они устроили посиделки с рембригадой на борту, когда я впервые появился. Всем от меня досталось по полной, но больше всех огреб Анатолиу, который сейчас светил на окружающих черными кровоподтеками по всей роже и жесткой повязкой на сломанном носу. Зато процесс смычки с моряками прошел очень гладко — даже в спину мне не рисковали шептать гадости. Однако работать по нормальному это их не смогло заставить, и пришлось весь рабочий день висеть над душой, подгоняя разленившееся рогатое отродье. К счастью, объем работ по техническому обслуживанию судна вполне мог быть произведен за смену бодрой бригадой, так что эти ленивцы успевали за трое суток. За пару свободных часов на борту я подробно изучил все — жилые палубы, технические помещения, машинное отделение. Ничего не нашел. Единственная конструктивная особенность, бросившаяся мне в глаза — это специальные аппарели и погрузочное устройство, в совокупности позволяющие проводить выгрузку и погрузку контейнеров прямо на воде. Обычно это характерно для транспортов, посещающих небольшие порты, где не всегда есть береговые установки для обработки контейнерных грузов, или очень маленькая осадка. В таком случае контейнеры доставляются по воде к причалам, а там затаскиваются краном. Но местные особенности я еще не уточнял, и здесь все могло быть заведено на свой лад.

За полчаса я добрался до своего нового жилища. Три дня назад агент сразу предложил квартиру, устроившую меня полностью. Два отдельных помещения, обстановка и, в качестве бонуса, панорамный вид на торговый порт. Но я имел особое мнение на предмет того, что эта квартира заряжена устройствами наблюдения до отказа. Ни один предмет спецоборудования, которое я соберусь использовать по ходу выполнения задания, не должен был здесь оказаться. Неожиданно я вскрикнул от боли — мой мизинец случайно задел за торчащий из непонятного декоративного сооружения, стоящего у окна, острый деревянный шип. Выступила кровь. В санузле в шкафчике я нашел жидкий пластырь и залил им мизинец, потом тщательно протер моющим средством странное сооружение у окна. Небольшая табличка в основании похожего на гигантский букет творения гласила: «Красная агава. Питомник Церела». Неожиданно оказалось, что это живое растение. Переодевшись в свободную одежду и надев куртку с большим внутренним карманом, я пошел на набережную, в рекомендованный капитаном кабак. Коммуникатор я оставил дома, во избежание. Одежда, надетая мной, не представляла собой ничего особенного, но любая закладка в нее была обречена на провал — ткань активно накапливала электростатический заряд, нейтрализующий любой передатчик или маяк.

Открыв на ходу, не вынимая руки из кармана, тонкое шило маленького складного ножа, я стал быстро наносить на покрывающий мизинец слой прозрачного пластыря комбинацию точек и тонких рисок, крутя при этом головой по сторонам. На городской набережной Патрая толпы людей большими компаниями прогуливались из конца в конец, пересмеиваясь между собой. Сделанные под старину фонари на столбах ограждения ярко освещали покрытые каменной плиткой дорожки вдоль линии прибоя. Народ, несмотря на довольно-таки свежий ветер с моря, оказался одет достаточно легко, видимо, хорошенько подогревшись повсеместно продающимся из стоящих, древних на вид, бочек вином и сидром. Открытые площадки перед многочисленными барами прямо-таки кишели сидящей за длинными столами и веселящейся до упаду публикой. Я прошел почти всю прибрежную полосу — набережная уже вплотную подошла к городским окраинам, освещение становилось все более скупым, а прогуливавшийся народ — все менее дружелюбным. Тут и там проскальзывали мутные личности, явно не отдыхающие, а работающие в толпе. Неподалеку от одного из баров кому-то уже рихтовали физиономию. Мне в глаза бросилась тусклая вывеска «Сертаки-бар», и я решил зайти туда, для разнообразия, чтобы пропустить стакан вина перед ужином. Внутри хоровод, состоящий человек из двадцати, в разнобой подпрыгивал в такт незнакомой мне, но цепляющей за душу и за ноги музыке. Из кухни позади барной стойки в зал тянуло дымом сгоревшего масла. Я оглянулся. Все места были заняты, но на скамейке у стола в левом углу от входа один из сильно расслабившихся посетителей полулежал, оперевшись локтем на сидение.

— Простите, не могли бы вы подвинуться? Я как раз тут помещусь.

Человек, к которому я обратился, повернул голову в мою сторону, тяжело уселся в вертикальное положение, от чего его живот переместился со скамейки ему на колени и пробасил:

— Да конечно, братишка, усаживайся. Может, выпьем, а то я что-то устал?

— Согласен.

Нетерпеливым жестом руки дружелюбный толстяк подозвал к себе официанта, явно своего знакомого, и заказал, заметно путаясь в словах, пару вина и хлеб, поджаренный в оливковом масле. Не успел я моргнуть, как все стояло перед нами на столе. Размеры стаканов впечатляли — по пол литра, не меньше.

— Будем знакомы! — местный завсегдатай дернул рукой с зажатым в ней стаканом, и с силой чокнулся со мной. Часть вина при этом щедро пролилась на штаны толстяка, но он совсем не обратил на это внимания, присосавшись к емкости. Его стакан опустел в один глоток. Я последовал его примеру, но отпил только треть. Вино оказалось на уровне, плотное и богатое по вкусу. Кусок жареного пшеничного хлеба прекрасным образом лег на него сверху.

Но, пока я предавался ощущениям, с моим визави произошел переход количественных изменений в качественные — повернув через минуту к нему голову, я увидел его спящим на подложенных под голову руках на столе, лицом вниз. Попытки разбудить случайного собутыльника ни к чему не привели, он только невнятно мычал и дергал плечом, настаивая на том, чтобы его оставили в покое. В зале становилось все шумнее и шумнее, и желание оставаться здесь дольше совершенно пропало. Я выложил на стол пару купюр, гарантированно покрывавших стоимость выпитого и съеденного, и ушел. Отпечаток моего мизинца сегодня ночью будет передан прямо в руки Георгию Штейну, моему отцу. Пока не густо, но прошло только три дня с момента прибытия, а сегодня я доберусь до основных складов «Восточной транспортной базы», и появится определенность в направлении поиска.

«Докер и коза». Я, конечно, предполагал, что в названии есть определенный подтекст, но вывеска, на которой здоровый, покрытый густой растительностью громила со спущенными штанами уестествлял тощую козу с рогами и бородой, не оставляла никакого простора для воображения. «Интересно, почему этот кабак у капитана — любимый? Надо бы с Корнегруцы вести себя поосторожнее, и с его земляками…» — мысли прервались, мне принесли кувшин сидра, целиком приготовленную на гриле рыбу, и в качестве бесплатного приложения — все тот же жареный хлеб. Если местное вино тянуло на твердые три балла по пятибалльной шкале, то сидру я бы поставил пять, а лучше шесть. Тонкая, чуть горчащая амброзия вливалась в горло, пузырьки углекислоты слегка покалывали язык и небо.

Вдруг нестерпимо захотелось забыть навсегда о многом, и превратиться в настоящего Клауса Фурье, имевшего возможность без всяких забот получать от жизни все то, о чем в моем положении можно было только мечтать, проводя между заданиями жизнь во всяких темных, холодных и пыльных дырах в разных концах галактики. «Дерьмо!» — я напрягся, и мысленным рывком задвинул эту мысль под ту корягу, откуда та вылезла.

С едой я закончил в начале первого, когда публика уже стала рассасываться. На улице народу тоже заметно убавилось, но праздник жизни все равно продолжался. Набережная заканчивалась достаточно пологим спуском к воде, но за ее пределами темень стояла такая, что желающих нырнуть в прохладную осеннюю водичку и разбить себе голову о камни не находилось. Пора было заняться делом.