Во-вторых, со времен Конфуция изучалась лишь этика, наставления о семейных устоях, об управлении государством и умиротворении Поднебесной, а древние фантастические предания о божествах и сверхъестественном решительно отвергались Конфуцием и его учениками. Поэтому позднее, когда конфуцианская идеология стала господствующей в Китае, мифы постепенно стали рассматриваться конфуцианцами как часть истории.
Третья причина в том, что добрые и злые духи у древних четко не различались. Хотя они и выделяли небесных богов, духов земли и души умерших, но в их представлениях души умерших могли превращаться в небесных и земных духов. При таком смешении человеческого и божественного, когда еще сохранились первобытные верования, но уже появлялись новые предания, старые вытеснялись и умирали. «Новые» же предания, именно в силу того, что они были новыми, не могли стать популярными, поэтому они тоже почти не сохранились.
Если первая причина несколько дискуссионна, вторая же — превращение мифов в часть истории — одна из основных причин гибели китайских мифов.
Историзация мифов, заключавшаяся в стремлении очеловечить действия всех мифологических персонажей, была главной целью конфуцианцев. Стремясь привести мифологические предания в соответствие с догматами своего учения, конфуцианцы немало потрудились для того, чтобы превратить духов в людей, а для самих мифов и легенд найти рациональные объяснения.
Так мифы стали частью традиционной истории. При записывании мифов на бамбуковых дощечках их первоначальный смысл искажался, а люди стали доверять только тому, что было записано. И постепенно мифы, передававшиеся из уст в уста, стали исчезать.
Примеров этому можно привести очень много: так, согласно мифическому преданию, Хуан-ди — Желтый владыка — имел четыре лица, а в результате ловкого толкования Конфуцием этого мифа получилось, что Хуан-ди послал в четырех направлениях четырех чиновников управлять прилегающими землями. Или, например, Куй первоначально, согласно «Книге гор и морей» («Шань хай цзин»), был странным существом с одной ногой, а в «Книге исторических преданий» («Шуцзин») в разделе «Установления Яо» он превратился в чиновника, ведавшего музыкой при государе Шуне. Ай-гун, князь государства Лу, которому была не совсем ясна эта легенда, спросил Конфуция: «Говорят, Куй одноногий. Действительно ли у него была только одна нога?» «Выражение «Куй и цзу», — незамедлительно ответил Конфуций, — вовсе не следует понимать как «Куй одноногий», оно значит: «Людей, подобных Кую, и одного было бы достаточно».
Можно сомневаться в том, происходила ли действительно эта беседа, но она дает представление о том, как конфуцианцы толковали содержание мифов. На этом примере видно их стремление рассматривать миф как историческую реальность.
Единственным сохранившимся до наших дней сочинением, содержащим значительное количество материалов по древнекитайским мифам, является «Книга гор и морей», состоящая из восемнадцати цзюаней. Раньше создание ее приписывалось императору Юю и его помощнику Бо-и, фактически же автор ее неизвестен. Она создавалась разными людьми в различные времена. Ее центральная часть «Уцзаншань цзин» («Пять книг гор»), можно с уверенностью сказать, является произведением эпохи Восточного Чжоу и начала периода Весен и Осеней, т. е. VIII —
VIIвв. до н. э. «Хайнэйвай цзин» («Книги земель внутри морей и за морями»), включающие восемь глав, созданы, по-видимому, в период Весен и Осеней и Борющихся царств (Чжаньго), т. е. в V — III вв. до н. э., «Хуан цзин) («Книга пустынь»), из четырех глав, и «Хайцэй цзин» («Книга земель внутри морей»), из одной главы, видимо, написаны в начале династии Хань, т. е. на рубеже н. э. Мифы, рассказанные в этом произведении, представляют собой разрозненные отрывки, хотя и сохранили свой первоначальный облик.
«Уцзаншань цзин», сокращенно называемая просто «Книга гор» — «Шань цзин», содержит в себе описания растений и животных, знаменитых гор и величайших рек Китая, а также населявших их злых и добрых духов. Многообразные сведения, сообщенные в ней, сейчас уже проверить невозможно. Поскольку в конце каждого раздела следует перечисление приносимых в жертву петухов, нефрита, зерна и т. д., можно заключить, что это была, по-видимому, книга молений и заклинаний, которой пользовались шаманы.
Разделы «Книги о том, что в морях и за морями» и «Книга пустынь», вместе называемые «Хай цзин» — «Книга морей», содержит описания различных удивительных перевоплощений духов и описания внешнего облика и обычаев народов далеких стран. Их стиль в общем одинаков с «Книгой гор», но текст не отличается такой связанностью. Как могло так случиться?
Первоначально, в древние времена, в «Книге гор И морей» имелись иллюстрации, которые, по всей вероятности, соответствовали важнейшим местам книги, и поэтому ее еще называли «Изображения гор и морей». В качестве доказательства этого можно привести слова из стихотворения поэта IV в. Тао Юаньмина: «...рассматриваю «Изображения гор и морей». Однако связи между иллюстрациями и текстом в «Книге гор» и «Книге морей» различны, и это требует дополнительного исследования.
«Книга морей», сохранившаяся до наших дней, дает очень много материалов по древнекитайской мифологии и является настоящей сокровищницей для исследования мифов древнего Китая. Так как в ней за основу были взяты рисунки, а тексты — лишь пояснение к ним, то неизбежно встречаются расплывчатость и недосказанность. Например, в разделах «Земли внутри морей» и в «Книге пустынь» мы читаем:
«На горе Шэу — Змеи-шаманки стоит человек, держащий в руке кубок (?). Он обращен лицом к востоку. Эта гора еще Зовется Гуйшань — Черепашья. Си-ванму сидит, опираясь на столик для жертвоприношений, в волосах у нее украшение шэн. К югу от нее три синие птицы, что приносят ей пищу. К северу от Куньлуньсюй есть человек по имени Тайханбо, он держит в руках копье...» («Хайнэй бэй цзин»).
«За Восточным морем — великая пропасть. Это страна Шаохао. От Шаохао здесь родился Чжуаньсюй. Он выбросил его цитру и гусли. Есть гора Ганьшань — Сладкая гора. Из нее течет река Ганьшуй — Сладкая река и берет начало источник Ганьюань — Сладкий источник. К юго-востоку от большой пустыни стоит гора Даянь, откуда выходят солнце и луна... («Дахуан дун цзин»).
Действительно, этот текст соответствует рисункам, абзацы самостоятельны и совершенно не связаны между собой. В самом последнем разделе, «Хайнэй цзине» («Книга земель внутри морей»), мы обнаруживаем, что области, рассматриваемые в ней, обозначены произвольно, без какой-либо последовательности: с востока на запад, с запада на восток, на юг, на север. В тексте много непонятного, недосказанного: например, в «Хайвай нань цзине» («Книга южных морей за морями») говорится: «Государство трех племен мяо находилось на восток от реки Чишуй — Красной реки, люди там ходят гуськом (?)». По такому описанию трудно представить, что за этим кроется.
В разделе «Дахуан дун цзин» («Книга Великих пустынь Востока») сказано: «Была разноцветная птица, напоминающая деревню (?) и бросающая песок. Только с Дицзюнем она вела дружбу». Это выражение также трудно объяснить. В разделе «Дахуан нань цзин» («Книга Великих пустынь Юга) сказано: «Был дух, который назывался Иньиньху... Жил на далеком юге, выпускал и загонял обратно ветер»; или еще: «Был человек по имени Шии... жил на северо-западе, наблюдал за (изменениями) величины солнца и луны».
Аналогичных примеров можно привести немало. Когда такой текст пояснял рисунки, такие неясности не имели значения, достаточно было взглянуть на изображения и все становилось ясным, однако, после того как древние изображения были утрачены и до нас дошел лишь пояснительный текст, неизбежно приходится бродить в потемках.
Многочисленные народности, населявшие территорию древнего Китая, находились в тесном соприкосновении друг с другом, мифы этих народностей постепенно контаминировались между собой. Древние мифы записывались в Китае в течение весьма продолжительного времени начиная с эпохи Восточного Чжоу до периодов Вэй, Цзинь и Шести династий (VIII в. до н. э. — VI в. н. э.), что составляет более тысячи лет. Нечего и говорить, что время, равно как и те, кто записывал мифы, наложили на них свой отпечаток. Поэтому исследовать и реконструировать по отдельным осколкам мифы и воссоздавать их первоначальный облик, несомненно, весьма трудно. Это хорошо видно на примере эволюции мифа о Си-ванму: она, судя по описаниям в «Книге гор и морей», первоначально была жестоким духом «с хвостом барса, зубами тигра и всклокоченными волосами», насылавшим болезни и ведавшим наказаниями. Три синие птицы приносили ей пищу. В «Жизнеописании государя Му» рассказывается о том, как чжоуский Му-ван, восседая на колеснице, запряженной восемью прекраснейшими скакунами, отправился на гору Яньшань повидать Си-ванму и там с ней сочинял стихи и пел песни.
