Хорошо бы все подробно описать в письме маме. Тем более что письменное изложение того или иного события помогает лучше его запомнить, а мне хочется навеки сохранить в памяти свое первое посещение Аскота!
Неужели от такого великолепия человек может почувствовать своего рода blase[22].
Одна молодая замужняя дама мне говорила:
— Не возьму в толк, почему вам так хочется ехать. Терпеть не могу Аскот — обычный пикник, да еще с запахом конюшен!
А я наслаждалась каждой минутой пребывания в Аскоте, жаждала снова поехать в пятницу, да тетушка Дороти не позволила.
В среду я встретила там Росси. Он очень робко подошел ко мне и сказал:
— Не обижайтесь на меня, Максина, позвольте хоть иногда видеться с вами.
Я разрешила ему приходить к нам, и, смею заметить, он гораздо приятнее, чем я думала. Вообще я чувствую себя теперь намного умнее и старше, и, наверно, с моей стороны было весьма глупо и взбалмошно убегать из дому.
* * *
Айвор ужасно болен. Я только что вернулась из Челси в самых расстроенных чувствах.
Часа два назад позвонила Поппи и сказала:
— Максина, у Айвора двустороннее воспаление легких. Можешь зайти навестить его? Он про тебя спрашивал.
— Ой, Поппи, какой ужас! — охнула я. — Конечно, сейчас же приду.
Я бросилась вниз по лестнице и хорошо сделала, что поторопилась — дядюшкин шофер как раз собирался ехать в гараж. Я назвала адрес Айвора и велела ему мчаться на полной скорости, точно за ним черти гонятся.
Поппи встретила меня у входа. Говорит, Айвор заболел два дня назад и не вызывал врача до вчерашнего вечера, когда ему стало совсем плохо.
Доктор велел ехать в больницу, однако Айвор поднял такой шум, что они не посмели настаивать — любое волнение способно было причинить ему вред.
— Мы не знаем, что делать, как заставить его лечь в больницу, — пожаловалась Поппи. — Здесь сиделка, мы с ней по очереди за ним ухаживаем. Она сейчас прилегла перед ночным дежурством.
Я вошла в комнату Айвора, он лежал неподвижно, сильно осунувшийся и бледный.
Он и так худой, а болезнь еще больше его иссушила. Несмотря на волнение, я вспомнила, как Айвор сравнивал современных худых эмансипе с голодающими из России — сам он сейчас выглядел не лучше. Глядя на него, я готова была расплакаться.
Я села рядом и коснулась его руки. Айвор открыл глаза и попытался мне улыбнуться, что стоило ему страшных усилий.
— Поскорей выздоравливай, Айвор, — сказала я. — Это нехорошо с твоей стороны.
Он опять улыбнулся, и меня поразило, как тяжело он дышал.
— Поедешь в больницу? Пожалуйста!.. — с мольбой обратилась я к Айвору.
Он покачал головой и пробормотал что-то насчет «богачей».
— Ох, не валяй дурака, Айвор, гораздо важнее, чтоб ты поправился.
Но, заметив, что мои слова начали его раздражать, я замолчала и решила больше ничего не говорить, просто сидела молча и держала его за руку.
В комнате было тихо, слабый свет едва освещал постель больного. Мне показалось, что Айвор задремал. В дверь заглянула Поппи и поманила меня. Я на цыпочках вышла из комнаты.
— Я уверена, с тобой ему лучше, — заметила Поппи. — Он выглядит поспокойнее, а всю прошлую ночь метался в жару.
— Послушай, Поппи, неужели он может умереть? — спросила я.
— Нет, — ответила она, — но он очень слаб и настолько упрям, что доктор едва справляется с ним. Сестра, впрочем, ужасно мила и дежурит возле него всю ночь.
Я дала Поппи пять фунтов и объявила:
— Ты просто обязана взять для Айвора и не смей ему говорить, что я даю деньги, поскольку отлично знаешь, как он относится к этому. Покупай все, что он пожелает, а счета от врача посылай мне.
— Ты очень добра, Максина, — сказала Поппи.
Она поцеловала меня на прощание. Я обратила внимание, как расстроена была Поппи, и подумала, не влюблена ли она в Айвора?
Но тут я вспомнила, что Айвор говорил мне однажды, что женщины типа Поппи его не вдохновляют.
Надеюсь, она в него не влюблена, а просто по-дружески привязана к нему.
По дороге домой я решила рассказать обо всем дядюшке Лайонелу. Уверена, что он поможет, хотя по-прежнему думаю, что Айвор ему не совсем нравится.
Дядюшка Лайонел позвонил доктору — я, к счастью, запомнила его имя, ибо это тот самый, что приходил ко мне во время простуды, — и сказал, чтобы тот при необходимости пригласил специалиста, а счет прислал ему, дядюшке Лайонелу.
Я очень ему благодарна и теперь могу не волноваться за жизнь Айвора.
В конце концов, он был со мной всегда добр и ласков и во время моего пребывания в Челси присматривал за мной, хотя вовсе не обязан был делать это.
Я уверена, он поправится! Было бы ужасно, если бы он умер.
Нет, я не думаю, что Айвор боится смерти. У него весьма определенные представления на этот счет.
Это, пожалуй, единственный человек, который имеет серьезные взгляды на мир, и мне хотелось бы в будущем продолжить общение с ним.
Когда я погружаюсь в жизнь на Гровенор-сквер, я уже ни о чем не думаю, кроме приятного времяпрепровождения, забав и красивой одежды.
Айвор заставил меня на многое взглянуть по-новому.
Я поняла, что каждый человек обязан думать о мире, в котором живет, и стремиться к его усовершенствованию.
Даже когда Айвор говорит об отдельной личности, он исходит из интересов всего общества. Па Гровенор-сквер совсем наоборот: тут все думают только о себе и ни о чем другом.
Я так хочу, чтобы Айвор выздоровел. Пожалуйста, Боже, не дай ему умереть!
* * *
Я на экстраординарной вечеринке.
Гости в данный момент распевают — и довольно фальшиво — под укулеле[23] и ведут себя весьма странно — я думаю, из-за изрядного количества водки.
Сомневаюсь, чтобы дядюшка Лайонел одобрил все это, но тетушка Дороти тут ни при чем.
В конце концов, это Тимми позвонил мне нынче утром и предложил устроить для всех обед в «Эмбасси», после чего мы отправились на вечеринку к Джеки Дентону.
Дентон — владелец первоклассных скаковых лошадей, его все знают и зовут просто Джеки.
Он, по-моему, довольно мил, чего нельзя сказать о некоторых его друзьях.
Тетушка Дороти долго колебалась, прежде чем дать согласие. По поскольку в компании предполагалось присутствие трех замужних женщин, решила, что для сопровождения этого вполне достаточно и мне можно пойти.
Пообедали мы очень забавно.
Мужчины в компании далеко не молоды, за исключением Росси, непонятно каким образом оказавшегося на вечеринке.
Разговор за столом напоминал замысловатую шараду. Я не сумела понять ни единого слова. То ли они все пьяны, то ли прикидываются.
Весь фокус вроде бы и состоит в полной путанице; девушки, переодетые в чужие плащи и шляпы, без конца с кем-то целуются. Все это считается очень забавным. А по-моему, ничего забавного в этом нет — одно свинство!
Разумеется, я притворяюсь, будто смеюсь, только все эти бесконечные поцелуи, и шум, и гвалт начинают выводить меня из себя.
Я хочу пойти домой… правда, Тимми наверняка обидится на меня.
Где-то зазвонил телефон, но никто, кажется, не собирается подходить.
Забавно — телефонный звонок всегда слышно сквозь любой шум. По-моему, оттого, что он такой резкий.
* * *
Неужели мы не успеем? Не могу даже мысли такой допустить!
Айвор умирает! Нет, это неправда!
Господи Боже мой, почему шофер не может ехать быстрее, он еле плетется.
Айвор умирает… Не может быть, чтобы Поппи сказала именно так… Она была очень взволнованна, да к тому же я ее едва слышала сквозь жуткий шум, доносившийся из зала.
Ох… скорее… скорее! Почему на улицах в такой час столько машин?
О… пожалуйста, пусть Айвор не умирает! Прошу Тебя, Боже, не дай ему умереть, пока я не приеду!..
Вот так всегда бывает — человек не понимает, что любит другого, пока не возникнет угроза его потерять. Никогда не думала, что так сильно люблю Айвора… Милый Айвор! Вечный борец, озабоченный мировыми проблемами!