— Дела идут на поправку, — сообщил он, показывая свои пальцы. — Я уже могу пользоваться четырьмя. Плавать, к сожалению, пока нельзя, но уже можно приступить к тренировкам — а то я скучаю без привычных нагрузок.

Обед прошел быстро — все настроились на праздничный ужин, и дамы думали в основном о своих туалетах. Было решено, что все соберутся в гостиной через час слушать музыку. Затем последует небольшой перерыв — и ужин.

У Женевьевы оставалось свободное время. Она решила проведать Доменика, обменяться с ним своими впечатлениями и наблюдениями. Она застала садовника в розарии: он выбирал самые красивые розы и срезал их. Рядом лежали уже срезанные тюльпаны, хризантемы и две орхидеи.

— Граф попросил составить букеты на вечер, чтобы подарить жениху и невесте, — объяснил он.

Некоторое время Женевьева наблюдала за его работой, а затем попросила:

— Знаешь, давай сделаем еще один букет — пусть не такой роскошный.

— Кому — тебе? — улыбнулся Доменик. — Ты заслужила — я ведь понимаю, что ты немало постаралась, чтобы они соединились.

— Нет, не мне, — покачала головой Женевьева. — Элеоноре.

— Кому-кому?! — изумился садовник. — Да она... дохлую крысу я бы ей преподнес — вот что!

— И все же мне хотелось бы собрать ей букет, — продолжала настаивать Женевьева. — Ведь она сегодня сама предложила играть для всех. А ей для этого, думаю, пришлось переломить себя — ведь помолвка Лоуренса и Шарлотты — это сильный удар по ее самолюбию, окончательное крушение ее планов. Не только Жоржетта оказалась удачливее ее, но и Шарлотта, которую она вообще не брала в расчет! И никто не скажет ей сегодня ни одного слова утешения, не поднесет даже цветочка. Дай я сама соберу букет, если ты не хочешь.

— Ну что ж, собирай, если ты такая жалостливая, — пожал плечами Доменик. — Можешь выбирать вот с этой грядки. На, возьми ножницы и рукавицы — не хватало еще, чтобы ты исколола себе пальцы, стараясь для этой... графини.

Женевьева надела рукавицы и, стараясь делать все так же, как Доменик, срезала полтора десятка алых роз. Затем она украсила их листьями папоротника, завернула в фольгу и перевязала ленточкой. Букет получился очень красивый. Доменик с усмешкой наблюдал за ее работой.

— Ну что ж, у тебя получился вполне приличный букет, — заключил он. — Другой букет тебе не нужен? — спросил он затем с непонятным выражением.

— Нет, наверно, не нужен, — ответила Женевьева, не заметив подвоха. Смысл этого вопроса она поняла позже, уже вечером. Пока же она поспешила в комнату — переодеваться. Обычно она не красилась, но сегодня решила сделать исключение. Кроме того, надо было подобрать бусы и серьги. Выбор у нее был невелик, и, тем не менее, она провела у зеркала не меньше получаса.

Однако остальным дамам потребовалось, как видно, еще больше времени — когда Женевьева появилась в гостиной, там были одни мужчины. Постепенно собрались и женщины. Какие они все были нарядные — их едва можно было узнать! Камилла вышла в роскошном вечернем платье — правда, закрытом. Однако и ее платье померкло перед нарядом Элеоноры. Казалось, графиня шагнула в гостиную прямо со светского приема в Каннах или Ницце.

Она села за рояль и сказала, полуобернувшись к слушателям:

— Я сначала поиграю, что мне придет в голову, а потом заказывайте вы.

Женевьева уже знала вкусы графини и ожидала услышать резкую, тяжелую для восприятия современную музыку. Однако в этот вечер Элеонора играла, подстраиваясь под слушателей. Им почти не пришлось делать заявок — исполнительница сама угадывала их желания. Она сыграла даже Шопена, которого, как знала Женевьева, она терпеть не могла. В гостиной замка не были приняты аплодисменты, но напряженная тишина после каждого произведения говорила о том, как музыка действует на слушателей. На Женевьеву, во всяком случае, она действовала. Ей было так хорошо...

Наконец, отвернувшись от рояля, Элеонора пожаловалась:

— Пальцы устали... Может, на сегодня достаточно?

Ответом ей стали дружные аплодисменты. Вернон, подойдя, поцеловал ей руку, поспешили высказать благодарность и остальные. Подождав, пока другие отойдут, Женевьева шагнула вперед и протянула графине свой букет:

— Спасибо вам, — сказала она. — Это было так здорово...

Элеонора осторожно взяла протянутый Женевьевой букет. В глазах ее что-то блеснуло — или Женевьеве это показалось? Во всяком случае, в следующую секунду они были такими же, как всегда. И все же графиня медлила — ей словно хотелось что-то сказать.

— Давай выйдем, — прошептала она.

Они вышли в холл, и тут Элеонора неожиданно обняла Женевьеву и прильнула к ее груди. Когда она отодвинулась, на глазах ее — теперь в этом не было никаких сомнений — блестели слезы.

— Спасибо тебе, — глухо сказала она. — Я не ожидала... Я буду вспоминать о тебе. Ты... ты хороший человек. Ты поздравь от меня Шарлотту. И скажи, что я... плохо себя чувствую, устала — ну, что-нибудь в таком духе. Я сейчас не хочу никого видеть. Кроме тебя, пожалуй. Я завтра уеду. Давай попрощаемся сейчас.

И она еще раз обняла Женевьеву, затем, отстранившись, внимательно, словно стараясь запомнить, поглядела на нее — и ушла.

Женевьева в смятении глядела ей вслед. “Она могла бы стать хорошей пианисткой, может, актрисой — а остается никем, — думала она. — Что с ней будет дальше?”

Когда Женевьева вернулась в гостиную, там уже никого не было — все переместились в столовую, где накрывался стол. К Женевьеве с виноватым видом подошел Франсуа.

— Там Эмилия зовет тебя на помощь, — сказал он. — Я понимаю, что тебе сейчас не хочется, но что поделаешь. Они с Катрин нашли тебе такой изящный передник...

Да, накрывать на стол ей сегодня совсем не хотелось. Хотелось сидеть среди гостей, участвовать в общей беседе, смотреть на счастливую Шарлотту... Но Франсуа сказал верно: ничего не поделаешь, работа есть работа!

Женевьева поспешила на кухню, и они с Катрин и Гастоном принялись накрывать на стол. Когда все было готово, граф предложил Гастону и девушкам присоединиться к сидящим.

— Мой друг Лоуренс просил, чтобы сегодня, на его помолвке, все были гостями его и невесты, — пояснил он.

Все уже приготовились садиться, когда заметили Доменика, делавшего графу какие-то знаки.

— Ах, да! — спохватился граф. — Садитесь сюда, Лоуренс — да, сюда, на мое место, оно сегодня ваше. А вы, Шарлотта, рядом. Мы сейчас... одну минуту, — и он поспешил в соседнюю комнату. Здесь Доменик выдал каждому из гостей букет, чтобы вручить его жениху и невесте. Когда очередь дошла до Женевьевы, на подносе не осталось ни одного букета.

— А вы, мадмуазель, свой букет уже вручили, — насмешливо сказал ей Доменик. Тут она вспомнила его слова, сказанные в розарии, и поняла, в чем заключался подвох. Видя огорчение, отразившееся на лице Женевьевы, Доменик рассмеялся и сказал:

— Ладно, так и быть, найдется и для тебя что-нибудь. Держи вот это.

И он подал Женевьеве две орхидеи.

— Вот эту, бело-голубую, дашь невесте, — объяснил он, — а фиолетово-алую — жениху. Не перепутай!

В столовой все по очереди подходили к героям вечера, поздравляли их и вручали свои букеты. Женевьева подошла последней.

— Это тебе, Шарлотта, — сказала она. — Дай я приколю ее тебе в волосы. А это вам, мистер Брэндшоу — она очень хорошо будет смотреться в лацкане вашего пиджака. Я очень, очень счастлива за вас. И я верю, что у вас все будет хорошо.

Шарлотта горячо обняла Женевьеву. Та уже повернулась уходить, когда услышала голос Брэндшоу:

— А я разве не смогу отблагодарить вас, милая Женевьева?

Он крепко обнял ее — она почувствовала силу его рук — и поцеловал.

Затем от имени всех присутствующих жениха и невесту поздравил граф. Он вспомнил о всех замечательных делах Лоуренса, не забывая каждый раз отметить, что речь идет о его друге, даже несколько утомил собравшихся, которые уже мечтали сесть за стол.

Наконец были наполнены и подняты бокалы за счастье помолвленных.