Грязный, вонючий, но такой родной вокзал. Приехали родители меня провожать. Они взяли с собой маленького братика Серёжку. Жаль, что я так и не смог подержать его в руках. Прапор, жалкий ублюдок, так и не выпустил меня на перрон – наверное, боялся, что я дезертирую у всех на глазах. Хорошо, что он не остался с нами, а укатил обратно. Я б, точно вам говорю, во время первой перестрелки засверлил бы ему пулю в живот (чтоб подольше мучился), и никто бы меня не сдал. Мои чувства разделял весь отряд – не одного же меня провожали…

Я думаю, что всё это (ненависть младшего командного состава, отвратительное питание, изматывающие тренировки, внутренняя нездоровая атмосфера в отрядах) было частью подготовки к переходу нами рубежа первого убийства.

Для меня же это произошло как-то буднично.

Горы. Нас выбросили с вертолёта перекрыть отступление каких-то, как сейчас модно говорить, бандформирований. Вот же идиотство! Самое печальное было то, что арабские наёмники были лучше снаряжены и вооружены. Может, АК и опережал своё время полвека назад, но сейчас его лидерство в поле уже давно было оспорено. Можно сколько угодно говорить о надёжности и простоте, но это решающие факторы только тогда, когда АК держат в руках двенадцатилетние пацаны, идущие на следующий день в качестве пушечного мяса…

Какое-то ущелье, и безликие далёкие фигуры врага в камуфляже. Мы в засаде. Даже дышим через раз. Нас учили не смотреть постоянно на врага, а бросать на него короткие мимолётные взгляды. Что ни говори, а человек – зверь. И на войне до предела обостряются все чувства и инстинкты. Люди могут чувствовать угрозу и враждебный взгляд. Это доказано давно…

Три человека разведки и десять основного отряда. Разведку мы пропускаем – важных людей в ней нет. Их убьют снайперы, а не убьют – это уже не важно… Вот основной отряд приближается к условной точке – и мы откроем огонь. Очень медленно ловлю в прицел мощную бородатую фигуру. Тоже мне вояки. Расслабились. До границы, мол, рукой подать. Забыли? Поход заканчивается только тогда, когда солдаты раздеваются на базе…

Последняя фигура минует условный камень – и мы начинаем стрелять одиночными и короткими очередями. Я ловлю в прицел пытающегося перебежками скрыться наёмника и мягко нажимаю на спуск. Человек пробегает пару шагов и падает… Вот и всё…

Ничего сложного – мы же не в Древнем Риме, чтоб убивать гладиусами лицом к лицу, а потом вытирать брызги чужой крови со лба…

Я с детства не боялся крови. Не зря же у меня в роду одни военные. Даже прадед был одним из первых коммунистов и служил в Красной армии. Наверное, поэтому деду, а потом и отцу сходило с рук некоторое вольнодумство. Впрочем, дед с отцом обладали просто звериным чутьём на неприятности и прекрасно разбирались в людях: при ком-то могли и смело пошутить о партии, а при ком-то – тупо гнули коммунистическую, и в частности партийную, линию…

Руки замёрзли. Я подбросил последние ветки в небольшой костёр, понимая, что это только оттягивает неизбежное. Проклятый фээсбэшник… Я со своим отделением должен был прикрыть фээсбэшника на переговорах с бородачами, но что-то пошло не так с самого начала. Я задним местом почувствовал подвох ещё на базе, когда нам в отряд внедрили странного хмыря с маслеными, по-крысиному бегающими глазками. Это было ловушкой. По прибытии на встречу фээсбэшник с бородачом шустро смылись, а нас обработали из РПГ и пулемётов. Выжил только я, и то, чувствую, это ненадолго. Может, фээсбэшник был перебежчиком? А мы, доставив его тушку на границу с Грузией, стали «нежелательными свидетелями»? Или мы ими стали задолго до этого? Всё-таки видели (и участвовали) мы немало. Тут и торговля оружием на ту сторону, наркотрафик – на эту, работорговля (женщины) – опять на ту, нелегалы – на эту…

Как же по-дурацки закрутилась жизнь…

Холод начал опять подниматься по спине. Попытавшись шевельнуться, я обнаружил, что правая рука не слушается. Пожалуй, всё. Бросив взгляд вниз, я понял, что сижу в луже своей крови. Я опять начал рыться в воспоминаниях. Как же многого хотелось достигнуть!.. Жаль, что я не застрелил фээсбэшника, только в ногу попал… Ненавижу ПМ. С его этим грёбаным «дожиманием»…

Последний раз лизнув воздух, костёр потух, оставив лишь яркие угли. Казалось, сразу наступила тьма. Но глаза, привыкнув, снова стали различать разбросанные по полуподвальному помещению предметы моего снаряжения: гильзы, немного патронов, разобранная аптечка, сухпай и простреленный, вымазанный в моей крови и грязи полупустой вещмешок. Внезапно, прямо из ярких углей, словно густой нефтяной дым, поднялась столбом тьма и, на пару секунд расплескавшись по комнате, собралась в красивую статную молодую женщину. К своему стыду, я сначала даже не посмотрел на лицо гостьи, так как её одеяние состояло исключительно из украшений и лент тёмной ткани, обвивающих привлекающее в первую очередь внимание совершенное тело. С трудом оторвав взгляд от её груди, я посмотрел на её лицо и обмер, осознав, что передо мной не человек. Ну не может у человека быть такого идеального лица с завораживающими, абсолютно чёрными глазами, в которых клубилась, словно туман, тьма. Вдобавок у неё были длинные, сантиметров тридцать, уши, чуть разведённые в стороны над головой. Белые волосы гостьи были собраны в тугой хвост, зафиксированный тёмным ремешком.

Я слышал истории про последние галлюцинации перед смертью. Кто-то видел родных (живых и мёртвых), кто-то демонов или каких-то тварей, стоящих рядом или разговаривающих с ними. Но, даже зная, что я на Грани, мне не хотелось признаваться в скором конце себе. Я же мог остаться на том пустыре и быстро околеть от потери крови. Нет – я полз, пытался перетянуть рану. Потом укрылся в подвале, разжёг костёр и включил аварийный маячок… Но, очевидно, всё напрасно…

Пока я занимался самокопанием, странная женщина наклонилась и произнесла:

– Меня зовут Эхаялин. Я дочь богини, Тёмной богини Элос.

Надо же, всё как и рассказывали. Впрочем, я решил заговорить – всё равно подыхаю, а так веселее.

– Моё имя Юрий Шев… – Я закашлялся, а вдохнув воздух, обнаружил, что уже не могу говорить.

– Юрий Шев… м-м-м-м… интересное имя, – произнесла женщина. – Шев… У нас знаком «шев» обозначают «смерть во Тьме». – Она наклонилась надо мной. – Как символично…

Я собрал остатки сил и левой рукой дотронулся до её щеки. Как я и думал, её кожа была упругой и шелковистой. Неожиданно Эхаялин потёрлась щекой о мою руку, как кошка, и, как мне показалось, мурлыкнула. Потом посмотрела мне в глаза и произнесла:

– Как интересно… Что ж, решено! – Она ткнула в меня своим тонким, длинным пальчиком с неестественно длинным ногтем: – Хочешь ли ты получить другой шанс? Моему народу нужны такие, – она выразительно осмотрелась вокруг, – упрямцы. Для того чтобы ты понял, я перенесу твою душу и память в новорождённого представителя Великого Дома своего народа. Вопросы? – Она выжидательно посмотрела на меня.

Под её взглядом я ощутил, как силы возвращаются ко мне.

– А что произошло с прежним жильцом?

– Его отозвали. – Её ответ был чересчур коротким. Возникло впечатление, что здесь не всё так гладко.

– Какие-то конкретные задания, обязанности?

– Да как обычно – живи, развивайся во славу своего Дома и народа.

– И никаких миссий? Может, что-то найти или что-то создать?

– Пока нет. Какие могут быть задания для младенца? А через тридцать лет либо, как у вас говорят, осёл умрёт, либо я умру, либо о тебе вообще все забудут. Так ты согласен, или как?

– Да, согласен. Вот только не верю я в твою благотворительность… Жизнь научила…

– Скажу лишь, что у тебя особенная энергетика и… ты мне понравился. Не бойся, это будет даже весело! – Эхаялин неожиданно засмеялась и звонко хлопнула в ладоши.

В следующее мгновение мир вокруг меня поглотила тьма.

Внезапно тьма стала отступать, будто наводили резкость, и я увидел склонившиеся надо мной лица, сильно похожие общими чертами на Эхаялин. Я потянулся к ним рукой. О боже! Я действительно младенец! От изумления я резко вдохнул и закричал от боли! Лёгкие горели. Я зажмурился, стараясь дышать по чуть-чуть. Внезапно пришло облегчение. Я вздохнул полной грудью и открыл глаза. Меня держала на руках практически ничем не отличимая от Эхаялин женщина. Только разрез глаз был чуть другой, и сами глаза были с почти нормальными зрачками и белком. Её кожа была чуть-чуть серее волос. Вдобавок, когда она посмотрела куда-то надо мной, я увидел, что её уши почти наполовину меньше, чем у Эхаялин, – они лишь немного возвышались над головой. Также в ушах я увидел несколько красивых серёг, а в волосы, аккуратно собранные в длинный толстый белый хвост, было вплетено несколько изящных драгоценностей из жёлтого металла, очевидно золота, изображающих змей. Не успел я налюбоваться змейками, как мне в рот всунули… бутылочку! А я уж размечтался о сиське… Вот печаль-то… Но молоко (или что это было?) оказалось вкусным, и я, неожиданно для себя, заснул.