При таком раскладе не было смысла отпираться далее. Тогда я сменил тактику и рубанул Моррисону прямо в глаза: чего, дескать, он хотел, оставляя красивую девушку наедине с мужчиной? Мы в армии ведь не монахи, заявил я, на что он зарычал от ярости и запустил в меня чернильницей, но, к счастью, промахнулся. В этот момент на сцене появились остальные. Дочери пылали гневом, – за исключением Элспет, – а миссис Моррисон накинулась на меня с таким зверским выражением лица, что я поджал хвост и обратился в бегство, спасая свою шкуру.

Мне пришлось покинуть дом, даже не собрав пожитки, – их, кстати, мне так и не выслали. Обосноваться я решил в Глазго. В Пэйсли явно становилось жарковато, и я планировал поговорить с местным командиром и объяснить, как джентльмен джентльмену, что будет лучше, если меня направят куда-нибудь в другое место. Меня беспокоило, что он тоже может оказаться одним из этих проклятых пресвитериан, так что я отложил поход к нему на пару дней. В результате этот визит так и не состоялся. Вместо этого мне пришлось самому принимать визитера.

Им оказался крепко сложенный, подвижный тип лет пятидесяти, с военной выправкой, загорелым лицом и колючими серыми глазами. В нем было нечто, выдававшее спортсмена, но, войдя в комнату, он принял деловой вид.

– Мистер Флэшмен, полагаю? – спрашивает он. – Меня зовут Эберкромби.

– Тогда желаю вам удачи, мистер Эберкромби, – отвечаю я. – Я сегодня не намерен ничего покупать, так что закройте дверь и уходите.

Он пристально посмотрел на меня, слегка склонив голову набок.

– Ну, хорошо, – говорит. – Это облегчает дело. Я полагал, что вы можете оказаться из породы слизняков, но вижу, что вы из тех, кого называют плунжеры.

Я поинтересовался, какого черта он имеет в виду.

– Все очень просто, – отвечает он, преспокойнейшим образом усаживаясь в кресло. – У нас есть общие знакомые. Миссис Моррисон из Ренфрью – моя сестра. А Элспет Моррисон – моя племянница.

Это была не самая приятная новость, поскольку вид гостя не доставлял мне удовольствия. Слишком уж самоуверенным он выглядел. Пересилив себя, я посмотрел ему прямо в глаза и заявил, что у него чертовски хорошенькая племянница.

– Не сомневался, что вы держитесь такого мнения, – заявил он. – Обидно было бы узнать, что гусары не разбираются в таких вещах. – Эберкромби не спускал с меня глаз, так что я повернулся и отошел в другой конец комнаты. – Дело в том, – продолжал он, – что мы готовимся к свадьбе. Вам не стоит терять времени.

Я взял было бутылку и стакан, но, услышав это заявление, едва не выронил их. У меня перехватило дыхание.

– Что, черт возьми, вы хотите сказать? – говорю я. Потом расхохотался. – Вы действительно думаете, что я женюсь на ней? Ей богу, да вы с луны свалились!

– Это почему?

– Потому что я не настолько глуп, – говорю я. Вдруг я почувствовал огромную злость по отношению к этому человеку и его манере говорить со мной. – Если бы каждая девчонка, которой взбрела в голову мысль покувыркаться в кровати, выходила замуж, откуда взялось бы столько старых дев, а? И неужели вы думаете, что из-за такого пустяка я стану жениться?

– А честь моей племянницы?

– Честь вашей племянницы! Честь дочери какого-то фабриканта! О, я разгадал вашу игру! Хорошенькая возможность устроить свои дела, не так ли? Шанс выдать племянницу за джентльмена? Почуяли запах добычи, дружок? Тогда позвольте заявить вам…

– Что до хорошей возможности, – прервал он меня, – то я скорее предпочел бы выдать ее за какую-нибудь темнокожую обезьяну, чем за вас. Должен понимать так, что вы отказываетесь от чести предложить руку моей племяннице?

– Черт вас побери, идиот! Вы понимаете правильно. А теперь убирайтесь!

– Превосходно, – заявляет он, сверкнув глазами. – Этого я и ожидал. – Он поднялся и расправил сюртук.

– Что вы имеете в виду, проклятье?

Он улыбнулся.

– Я пришлю к вам своего друга. Он уладит все дела. Мне не по душе дуэли, но в данном случае мне доставит огромное удовольствие вогнать в вас пулю или клинок, – и он нахлобучил на голову шляпу. – Осмелюсь предположить, знаете ли, что дуэлей в Глазго не было лет уже пятьдесят или больше. Эта станет настоящей сенсацией.

Я растерялся, но быстро пришел в себя.

– Бог мой, – говорю я с ухмылкой, – уж не думаете ли вы, что я стану с вами драться?

– А почему нет?

– Джентльмен может драться с джентльменом, – говорю я и бросаю на него уничижительный взгляд. – Но не с лавочником.

– И снова вы заблуждаетесь, – с улыбкой говорит он. – Я адвокат.

– Так и читайте свои законы. С адвокатами мы тоже не деремся.

– Готов согласиться, если вам угодно. Но вы не можете отказать своему собрату-офицеру, мистер Флэшмен. Хотя, как вы видите, я и не служу в данный момент, ранее мне выпала честь состоять в чине капитана в Девяносто третьем пехотном сазерлендском. Вам приходилось слышать о нем? Мне даже довелось принять участие в боях. – Его улыбка стала почти радушной. – Если вы сомневаетесь в моей bona fides[24], ее может подтвердить мой бывший командир, полковник Колин Кэмпбелл.[25] Всего доброго, мистер Флэшмен.

Он почти подошел к двери, когда я наконец снова обрел голос.

– К дьяволу вас, да и его тоже! Я не стану драться!

Он повернулся.

– В таком случае, я буду иметь удовольствие отстегать вас хлыстом прямо на улице. И я это сделаю. Ваш командир – лорд Кардиган, если не ошибаюсь? – будет счастлив прочитать об этом случае в «Таймс», можете не сомневаться.

Он вцепился в меня мертвой хваткой, это я понял сразу. Это будет концом моей карьеры – получить удар от этого чертова пехотинца-деревенщины, да еще и отставного. Я стоял, обуреваемый яростью и страхом, и проклинал тот день, когда положил глаз не его проклятую племянницу. Мой мозг напряженно искал выход. Я решил сменить тактику.

– Возможно, вы не отдаете себе отчета, с кем имеете дело, – заявил я и поинтересовался, не приходилось ли ему слышать о деле Бернье: я был уверен, что отзвуки его докатились и до такой глуши, как Глазго, поэтому решил про него напомнить.

– Кажется, припоминаю некую статейку, – говорит он. – Мистер Флэшмен, вы намекаете, что я должен испугаться? Отступить? Да я только вернее стану наводить пистолет, не сомневайтесь!

– Черт побери, – вскричал я. – Постойте.

Эберкромби остановился, внимательно глядя на меня.

– Ну ладно, чтоб вам пусто было, – говорю я. – Сколько вы хотите?

– Я предполагал, что до этого дойдет, – заявляет он. – Когда таких крыс, как вы, загоняют в угол, они хватаются за свой кошелек. Вы напрасно теряете время, Флэшмен. Я возьму у вас только обещание жениться на Элспет или вашу жизнь.

И мне не удалось поколебать его. Я просил, молил, клянчил о любой возможности откупиться от свадьбы. Я почти расплакался, но с таким же успехом мог пытаться разжалобить скалу. Женись или умри, стоял он на своем, и у меня почему-то сложилось убеждение, что старик чертовски ловко умеет обращаться с пистолетами. Делать было нечего: в конце концов я пошел на попятный и согласился жениться.

– А вы точно не хотите драться? – с огорчением спросил он. – Как жаль. Опасаюсь, что тем самым я связываю жизнь Элспет с гнилым человеком, но ничего не поделаешь.

И мы перешли к обсуждению вопросов, связанных со свадьбой: здесь он был знатоком.

Избавившись наконец от посетителя, я прибег к помощи бренди, и положение дел показалось мне уже не таким скверным. По крайней мере мне теперь не приходилось ломать голову, на ком жениться, и если у вас есть деньги, то жена – не такая уж страшная обуза. Вскоре нам предстоит уехать из Шотландии, и я никогда больше не увижу ее проклятую родню. Оставалась только одна проблема, зато большая – что я скажу отцу? Ни за что в жизни я не мог предугадать, как сатрап воспримет это событие. Конечно, вряд ли он отречется от меня, но скорее всего, устроит мне горячую встречу.