Ни общество Амелии, ни его общество не вникало глубже поверхности в суть дела. Теперь когда он находился в городе, он мог найти какой-нибудь все еще функционирующий банк данных памяти, способный припомнить мудрость одной из тех эпох, вроде Простой Конфуцианской или Дзэн-общества, которые придавали слишком преувеличенное значение самопознанию и его выражению. Даже странные нейротические изощренности того периода, с которым он был немного знаком - Диктатуры Святого Клавдия (при которой от каждого гражданина требовалось обеспечить три отчетливо различных объяснения их психических мотивов даже для самых мелких поступков) могло дать ему ключ для понимания поведения Амелии и к его собственным реакциям. Ему пришло в голову, что она могла действовать странно, потому что, каким-то образом, ему не удалось утешить ее. Джерек направился через руины в противоположную сторону, пытаясь вспомнить что-нибудь, ба Обществе Эпохи Рассвета. Может быть, от него требовалось убить мистера Ундервуда? Это можно было бы легко сделать. И разрешит ли она оживление ее мужа? Не должен ли он, Джерек, изменить свою внешность чтобы выглядеть как можно похоже на Гарольда Ундервуда? Не потому ли она отвергла его предложения изменить свое имя на его из-за того, что этого было недостаточно? Он прислонился к резному нефритовому столбу, чья верхушка терялась в химическом тумане высоко над его головой. Ему казалось, что он вспомнил какой-то ритуал, формализующий передачи себя другому человеку. Может быть она сердится, что он не исполнил его? Или нужно было сделать наоборот? Имеет ли коленопреклонение какое-нибудь отношение к этому, и, если да, то кто перед кем становится на колени?

- Гм! - сказал нефритовый столб.

- А? - вздрогнул от неожиданности Джерек.

- Гм! - повторил столб.

- Ты засек мои мысли, столб?

- Я просто помогаю размышлениям, брат. Я не интерпретирую.

- Мне как раз нужна интерпретация. Если ты можешь направить меня…

- Все есть все, - сказал ему столб. - Все есть ничто, и ничто есть все. Разум человека - вселенная и вселенная это разум человека. Мы все персонажи снов Бога. Мы все - Бог. - Легко сказать, столб.

- То, что вещь легка, не означает, что она трудна.

- Разве это не тавтология?

- Вселенная - это одна большая тавтология, брат, хотя ни одна вещь в ней не похожа на другую.

- Ты не очень полезен. Я ищу информацию.

- Нет такой вещи как информация. Есть только знания.

- Несомненно, - сказал с сомнением Джерек.

Он попрощался со столбом и удалился. Столб, подобно многим субъектам города, не обладал чувством юмора, хотя, вероятно, если спросить его, как делали это другие - заявит о своем космическом чувстве юмора (которое включало обычные иронические замечания о вещах, доступные простейшему разуму).

В отношениях обычной легкой беседы машины, включая самые сложные, были широко известны, как плохие компаньоны, более педантичные, чем, например, Ли Пао. Эта мысль привела его, пока он шел, к выводам о различии между человеком и машиной. Когда-то это были большие различия, но в эти дни их осталось немного, только в поверхностных терминах. Что отличало самостоятельную машину, способную почти к любому виду творчества, от человеческого существа равных способностей? Здесь были различия - возможно, эмоциональные. Может быть, тогда правда, что чем меньше эмоций имеет личность, чем беднее ее чувства юмора? Или, чем больше она подавляет эмоции, тем слабее ее способность к оригинальной иронии?

Эти идеи вряд ли вели его в направлении, каком ему хотелось, но он уже начал терять надежду найти какое-то либо решение своей дилеммы в городе и, по крайней мере ему, казалось, что теперь он лучше понимал нефритовый столб.

Хромированное дерево хихикнуло, когда он вошел на мощеную площадку.

Он был здесь несколько раз мальчиком и сильно привязался к хихикающему дереву.

- Добрый день, - сказал он.

Дерево хихикнуло, как оно исправно хихикало по меньшей мере, миллион лет, кто бы не обращался или не приближался к нему. Его функцией, казалось, было просто развлекать. Джерек улыбнулся, несмотря на тяжесть своих мыслей.

- Приятный денек.

Дерево хихикнуло, его хромированные ветки звонко соприкасались друг с другом.

- Слишком робкое, чтобы говорить, как обычно.

- Хи-хи-хи!

Очарование дерева было очень трудно объяснить, но оно было неоспоримо.

- Я думаю, что сам я, старый друг, “несчастен”… или хуже!

- Хи… хи… хи… - дерево, казалось, зашлось от смеха. Джерек тоже стал смеяться.

Смеясь он покинул площадь, чувствуя себя значительно более расслабленным. Он приблизился к путанице металла, где Амелии сверху показалось, что она видела Браннарта Морфейла. Дальше его вело любопытство, так как там, за массой искореженных решеток, двигались огоньки, прячась в сплетении подпорок, труб, проводов, хотя они, вероятно, не были, человеческого происхождения. Он подошел ближе, он осторожно всмотрелся, думая что видит фигуры. А затем когда вспыхнул свет, Джерек безошибочно узнал форму тела Браннарта Морфейла, правда, только контуры, так как свет наполовину ослепил его. Он узнал голос ученого, но тот не использовал свой обычный язык. Прислушавшись, Джерек понял, что Браннарт Морфейл, тем не менее, использовал язык, знакомый ему.

- Герфикс лортоода мибикс? - сказал Ученый.

Другой голос ответил ровно безошибочно. Он принадлежал капитану Мабберсу.

- Хрунг! Врагак флузи, гродоник Морфейл.

Джерек пожалел что больше не носил с собой трансляционных пилюль, так как ему было любопытно узнать, почему Браннарт вступил в заговор с Латами. Почему это был именно заговор - от всего дела веяло значительной секретностью. Он решил упомянуть про это открытие Лорду Джеггету как можно скорее. Джерек хотел бы увидеть побольше из того, что происходит, он решил не рисковать обнаружением своего присутствия. Вместо этого он повернулся и нашел укрытие в ближайшем куполе с треснувшей, как скорлупа яйца, крышей. Внутри купола он с восторгом обнаружил яркие цветные картины, свежие, как в день, когда они были сделаны, и рассказывающие какую-то историю, хотя голоса аккомпанирующие им, были искажены. Он наблюдал древнюю программу, пока она не началась снова. Программа описывала метод производства машин того же рода, как та, на которой Джерек наблюдал картины, и были еще фрагменты, вероятно, представляющие другие программы из сцен, показывающих разнообразные события - в одной молодая женщина, одетая в какую-то светящуюся сетку, занималась любовью под водой с огромной рыбой странной формы; в другой двое мужчин подожгли себя, и, вбежав в шлюз космического корабля вызвали его взрыв; а еще в одной, большое количество людей, одетых в металл и пластик, боролись в невесомости за обладание маленькой трубкой, которую, когда один из них умудрился захватить ее, швыряли в один из нескольких круглых предметов на стене здания, в котором они плавали. Если трубка ударялась об определенное место круглого объекта, половина людей приходила в восторг, а другая демонстрировала уныние; но Джерека больше заинтересовал фрагмент, в котором, казалось, показывалось, как мужчина и женщина могут совокупляться в невесомости. Он нашел изобретательность, проявленную при этом, крайне трогательной, и покинул купол в более позитивном и обнадеживающем настроении, чем когда вошел в него.

Он решил найти Амелию и попытаться объяснить свои мучения из-за ее поведения, а так же, может быть, своего собственного. Джерек поискал путь которым пришел, но уже заблудился, хотя хорошо знал город. Но он имел представление об общем направлении и начал пересекать хрустящие лужайки из сладко пахнущих красно-зеленых кристаллов, почти немедленно заметив ориентир впереди себя полурасплавленную часть ансамбля, висящую без всякой видимой поддержки над механической фигурой, протягивающей к ней сначала умаляющие руки, затем берущей с земли маленькие золотые диски и швыряющей их в воздух, повторяя эти движения снова и снова, с тех пор, как Джерек стал себя помнить. Он прошел фигуру и углубился в плохо освещенную аллею, где из отверстий по обеим сторонам высовывались маленькие металлические морды, глазки машин всматривались пристально в него и шевелили серебряные усики. Джерек никогда не знал функции этих платиновых грызунов, хотя догадывался, что они являлись сборщиками информации какого-либо рода для машин, помещенных за высокими, обожженными радиацией стенами аллеи. Две или три иллюзии только наполовину ощутимые появились и исчезли впереди него - тонкий мужчина восьми футов роста, слепой и агрессивно выглядевший, собака в большой бутылке на колесах, желтоволосый, похожий на свинью инопланетянин в разноцветных одеждах.