— И вы проделали весь этот путь в такую рань только для того, чтобы сообщить мне, что не в состоянии выявить преступника?

— По крайней мере, вы будете знать, что я ничего от вас не скрываю. Если вы слышите от меня неутешительные новости, то поверите и тогда, когда мне удастся сообщить что-нибудь обнадеживающее.

— В таком случае сообщите мне что-нибудь обнадеживающее, умоляю вас!

— В данный момент я не располагаю хорошими новостями, ФБР, как вы и предполагали, помочь не может. Человек, который привозил вам молоко, вне подозрений, но мы продолжаем наблюдать за ним. Он привез флягу в шесть утра — значит, у кого-то было достаточно времени, чтобы капнуть отравы… Вскрытие проведено, медицинская экспертиза закончена, так что вы можете взять тело вашего мальчика и обратиться к услугам агента.

Сначала Борн даже не понял, о чем речь. Лишь постепенно до него дошло, что Вебстер говорит о похоронах. До сих пор он не мог смириться с тем, что его ребенок мертв, а потому об этой процедуре даже не думал.

— Что с вами? — поинтересовался Вебстер, подозрительно вглядываясь ему в лицо. У Борна хватило сил только отмахнуться.

Как только Вебстер уехал, Борн позвонил в церковь.

— Извините, — ответил служитель. — Святые отцы на утренней мессе. Дом пастора откроется не раньше девяти утра.

Пришлось ждать. Борн закурил сигарету из новой пачки, которую сунул ему Вебстер. Запахло паленой тряпкой, к тому же она оказалась слишком туго набитой, и Борн, конечно же, перепугался бы, если бы не выкурил вчера такие же, любезно оставленные полицейским.

Вы берете несколько крупинок из этого пластикового пакета и засовываете в сигарету вашей жертве. Достаточно сделать одну затяжку, чтобы человека не стало.

Он привел эти слова Кесса в своей статье, не раскрывая подробностей. Да причем здесь подробности, мелькнула мысль.

Господи, осталось ли вообще что-нибудь в мире, не предназначенное для убийства?

Священник сказал, что похороны могут состояться через два дня. Борн раскрыл телефонный справочник и поискал номера телефонов похоронных бюро. Таких не оказалось; нужно было смотреть раздел “Распорядители похорон”. Правильно, подумал он. Конечно. Именно это мне и надо. Чертов распорядитель. Машинально он стал набирать номер, первый по списку, но остановился, снова вспомнив о Кессе. Не надо уж так подставляться. Разумеется, Кессу и его людям не составит большого труда выяснить, к услугам кого именно он обратился, но облегчать им задачу он не намерен. Борн выбрал предпоследний номер.

— Моему сыну пришлось делать обширное вскрытие, — сообщил он агенту. — Боюсь, что его нельзя будет положить в открытом гробу.

Голос в трубке был мягок и ровен, как у проповедника на радио.

— Но если вы этого хотите, сэр, мы сделаем все наилучшим образом.

Он задумался.

— Да, пожалуй; Так хочет моя жена. Я не могу сейчас приехать, чтобы выбрать гроб и все такое. Пожалуйста, подберите сами лучшее из того, что у вас есть.

— Разумеется, сэр. — Собеседник, кажется, был слегка удивлен. — Как вам угодно.

— А также я не смогу сам поехать в больницу и подписать бумаги. Поэтому вам придется привезти их ко мне домой, прежде чем вы получите тело.

Тот удивился еще больше.

— Да, сэр, конечно. Позвольте мне выразить вам самые искренние соболезнования в такой тяжелый для вас момент…

— Валяйте-валяйте…

Через час у дверей дома появился священник. Сутулый человек в запылившемся черном костюме с морщинистым лицом и реденькими седыми волосами, похожими на паутину, представился пастором. Борн никогда его раньше не видел, да и Клер не упоминала о пасторе, похожем на него.

Они расположились в гостиной, образуя треугольник, — сам Борн, священник и детектив у телефона.

Пастор долго извинялся за неожиданный визит, словно не хотел переходить к теме, ради которой пришел.

— Я уверен, что это совсем незначительная проблема, — произнес он, пристраиваясь на краешке дивана. — Но мы должны ее обсудить с вами. Вы не представляете, как мне не хотелось бы беспокоить вас в вашем горе. — Голос звучал приглушенно и неуверенно.

— О чем вы говорите? — не выдержал Борн, размышляя, не следует ли позвонить в приход, чтобы удостоверить личность этого священнослужителя. Детектив положил руку на бедро, поближе к кобуре, спрятанной под курткой.

— Не думаю, что это серьезно, — продолжал мямлить священник. — Конечно же, пустяки, но, понимаете, я стал проверять записи, это такое обычное дело… Вы ведь католик, мистер Борн, не так ли?

— Католик.

— А ваша семья?

— Тоже.

— Вы регулярно посещаете службы?

— Жена с дочерью ходят в церковь каждое воскресенье.

— А вы сами?

— Я не был там лет десять.

— И даже в Святую Пасху?

— Совершенно верно.

Священник на мгновение отвел глаза, словно увидел что-то непристойное. Прокашлявшись, он продолжил:

— Могу ли я спросить вас, почему это произошло?

— Там теперь служат мессу на английском и играют на гитарах.

— Многие из нас тоже сожалеют об этих изменениях, мистер Борн. Но, несмотря на это вам следовало бы исполнить свой долг христианина в день Пасхи, чтобы оставаться в лоне Церкви и позаботиться о спасении души. Вы неверующий?

— Да. — Борн почувствовал себя как на исповеди.

— Не верите в Церковь?

— Не верю в Бога. Простите меня, святой отец, но что вы хотели сказать?

— Пожалуй, я все уже понял. После того как я проверил все наши записи, я позвонил в другие приходы. Я узнал, что ваш сын родился здесь, однако нигде не обнаружил записи о его крещении…

Боже Всемогущий, ты послал своего Сына, чтобы спасти нас от рабства греха и даровать нам свободу, которой могут насладиться только Твои сыновья и дочери. Мы молимся сегодня за этого ребенка, которому придется вступить в мир со всеми его соблазнами и бороться с дьяволом во всех его проявлениях. Твой Сын умер и воскрес во имя спасения нашего. Пусть Его победа над грехом и смертью освободит этого ребенка от власти тьмы. Укрепи его милостью Божией и защити его на каждом шагу его жизненного пути. Через Господа нашего Иисуса Христа обращаемся к Тебе. Аминь.

Он догадался, в чем дело, и испугался за Клер. Невозможно даже представить, как ей сказать об этом. Принципиальность, черт бы ее побрал. Это все его дурацкая принципиальность…

— Да, ребенок не был крещен, — тихо произнес он. Теперь Борн не сомневался, что перед ним священник. Даже Кесс со своими людьми не мог бы додуматься до такого.

— Сын мой, была ли у вас для этого серьезная причина?

— Первые два месяца малыш был очень слаб, и мы боялись выходить с ним на улицу.

— Понимаю, но… Вы по телефону сказали, что ему было четыре, нет, пять месяцев… Без сомнения, он вполне окреп для того, чтобы его можно было принести в церковь.

— Я не хотел крестить его, потому что не был уверен, что хочу воспитать его католиком.

— Крещение не связано с вероисповеданием. Крещение дает каждому христианину надежду на спасение души — независимо от вероисповедания.

— Да, если верить.

— Но у вас не было права рисковать спасением его души во имя вашего неверия. Вы точно знаете, что никто не крестил младенца? Может быть, медсестра в больнице? Или ваша жена, пока он болел? Для этого ведь не нужен священник. Любой христианин может совершить обряд с помощью обычной воды.

Крещу тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа.

— Нет, — ответил он. — Я уверен, что никто его не крестил.

— Это усложняет дело.

— Продолжайте. Впрочем, я и так знаю, что вы хотите сказать.

Пастор, скорее для проформы, произнес:

— Канон церкви запрещает служить заупокойную мессу по вашему сыну. Он также запрещает предавать его тело земле в освященном месте. Как младенец, он не мог еще совершить никакого греха, а потому избавлен от проклятья ада. Он успокоится в его преддверии и не испытает мук геенны огненной, но обречен на вечную муку оттого, что никогда не узрит славу Господню…