Бесполезно.
Очередной удар. Гулкий.
Тамара смотрит почти с открытой насмешкой.
– Прекращай что ли, – устало рекомендует Иуда.
– Прекратить? – а самой от себя страшно, да это уже и не я. Или я, потому что хватит вечно на других сваливать... – Прекратить? Остановиться перед преградой, которую я даже не вижу?! Да черта с два!..
И в этот момент как-то совсем тихо стало. Будто все звуки заглушили разом. И не видно ничего, потому что туманом горячим окончательно глаза заволокло...
А когда все прекратилось, так же резко, как и началось, первое, что я поняла: барьера больше нет. А потом почувствовалась тупая боль в левом плече. Нечистый предприимчиво толкнул меня под разрушенный купол и сразу же скользнул сам. А через две секунды стало ясно, что экран вновь полностью восстановлен.
– Посмотри на себя, – Тамара даже отшатнулась, – видишь, какое ты чудовище?
Я только отмахнулась и потянулась было к камню, но не тут-то было, снова мне не позволили это сделать...
– Твою мать налево да за пятку через коромысло в позе раком... – медленно проговорил Искариот, почесывая затылок.
– Козел... – с чувством и гораздо более лаконично выразилась я, глядя прямо в светло-голубые, как вода, глаза моноброви, стискивающего мое запястье.
– Я не козел, а архистратиг, – методично поправил он.
– Арахис... тратит? – я вспомнила, что Нечистый говорил мне об упоротости. Что ж, в этом меня сложно будет превзойти, пожалуй. – Что тратит?
– Никакой арахис ничего не тратит. Причем здесь вообще арахис? – задался вопросом монобровь, но Тамара его прервала.
– Посмотри, Михаил, они сами попали к нам в руки. Этим надо воспользоваться и уничтожить волеизъявление Сиеры, чтобы не позволить ей вновь вернуться на землю. Ты же рассказывал о тех ужасных днях ее пребывания в наших мирах, помнишь?
Тот кивнул и взялся за рукоять меча на поясе. При том, что мое запястье все еще стискивалось его необъятной клешней, это обстоятельство мне совсем не понравилось. Вот умирать-то я точно совсем не хочу.
– Вы неоднократно нарушили закон божий и даже набрались смелости осквернить своим присутствием его храм, – лезвие потихоньку плавно выскальзывало из ножен. Твою маму, что ж оно огромное-то... – И теперь понесете наказание!
– А! – вскрикнула я.
– Что «а»? – вкрадчиво переспросил архангел.
– Апчхи! – в носу зачесалось и я красноречиво выдала свое мнение относительно «закона божьего».
Монобровь, видимо, сильно не привык видеть, как кто-то чихает, поэтому как-то резко отпрянул, выпустив из плена мое запястье, да так и затормозил, пока я пыталась прочихаться. А пока я пыталась, случайно, как это обычно бывает, обнаружила в кармане джинсов пачку Ментоса. И тут мне на ум пришла уж точно совсем упоротая идея.
– Слушай, а дай-ка попить, – я обратилась к Нечистому.
– Что... прям... сейчас?! – он удивленно развел руками.
– Да, Иуд, – неуверенно подтвердила я, – сейчас.
– Н-ну ладно, – он пожал плечами и протянул мне бутылку Кока-колы.
– Что за богомерзкий нектар?! – тотчас возмутился монобровь, и я поняла, что его надо срочно отвлекать.
– Слушай, а тебе нравится Киану Ривз? – вопросила я как бы между прочим, пряча бутылку за спиной и там силясь отвернуться крышку.
– Кто это?
– Актер такой. По-моему, он куда зачетнее всяких Эклзов и Падалеки. Да они же сосунки! И с ним рядом не стояли.
Судя по звукам, Искариот за моей спиной вновь начал умирать от смеха, а мне к тому времени уже удалось открыть бутылку и пачку «опасных драже». Только руки тряслись, и я боялась, как бы их мимо не просыпать. Но обошлось.
– Что ерунду какую-то городишь? – меня, похоже, раскусили. – Ты должна подчиниться! Разве у тебя есть что противопоставить закону божьему?!
– Закон химических реакций!
Я как следует встряхнула бутылку и вынула ее из-за спины, выставив перед собой. А в следующий миг монобровь с головы до ног окатило «богомерзким нектаром».
– Выкуси, «сладенький»! – я не удержалась и выставила средний палец.
Путь отступления был открыт, осталось только амулет забрать, но мне снова, черт возьми, этого не дали.
Тамара сжала камень в кулачке и отступила назад.
– Ой, напрасно, – покачал головой Иуда, – погибла девка.
Я даже спросить не успела, почему это она погибла, как все сразу стало почти ясно. Тамара резко переменилась в лице, стала какой-то испуганной.
– Жжется, – пробормотала она, безуспешно пытаясь разжать ладонь. – как горячо...
– У твоего амулета есть одна особенность: он принимает далеко не всех. И вообще довольно агрессивен, – лениво пояснил Нечистый. – И почему ее не предупредили?
– Но она же и так умерла, раз здесь расхаживает, – я непонимающе взглянула на него.
– Это будет не совсем смерть, ну знаешь, она вернется к хаосу. Тоже самое, что и с ангелами. Если у тебя нет выбора и собственных суждений, значит, ты не можешь умереть в полном смысле этого слова, потому что ты вроде как и не жив. Сейчас-то существует полно мечей, способных разрубать душу. Один из них... у него на поясе, – Иуда кивнул в сторону моноброви, который почти оправился от обливаний.
На Тамару становилось все страшнее смотреть. Рука, в которой она сжимала амулет сначала покраснела и начала покрываться волдырями, будто обварилась, а потом начала чернеть. В воздухе витал отвратительный запах паленой плоти. Куски черного, выжженного мяса начали отслаиваться от кости и ошметками с противным звуком падать на пол. А ожог все распространялся, он пополз вверх по предплечью, захватил плечо, перешел на шею и поднимался выше. Скоро некогда прекрасное лицо превратилось в отвратительную гримасу, исполненную ужаса и боли, подобную той, на которые она с праведным осуждением смотрела в Аду. Тамара кричала как-то по-сумасшедшему, истерично, выгибаясь, срывая голос, повалившись на колени, раздирая тем, что осталась от пальцев, паленую кожу. И крик ее гулко отдавался от равнодушно-холодных стен.
Так вышло, что зал Райского дворца всего на несколько минут превратился в кромешный Ад.
– Не смотри, – Иуда опомнился первым и дернул меня за руку, заставляя отвернуться.
Я уткнулась лбом в его грудь и только тогда поняла, что меня колотит крупная дрожь. Уши ладонями зажать не получалось. Через несколько бесконечно долгих мгновений крики прекратились и повисла резкая до боли в ушах тишина.
– Она получила по заслугам, – Нечистый позволил мне развернуться, – в конце концов за все приходится платить...
На полу, в горстке пепла, лежал, маняще поблескивая, сиреневый амулет.
Мне стало страшно.
– Вот видишь, ты сама не хочешь его брать, – откуда-то сверху послышался теплый, успокаивающий голос.
Иуда раздраженно вздохнул.
Я вскинула голову и увидела наверху, в куполообразной крыше, небольшой люк, сквозь который в зал, собственно и влетел наш новый посетитель, приземлившись рядом со мной.
– Вы вообще разговаривать с ней пробовали? – он обратился к самопровозглашенному арахису.
– Нет в этом толку, Гавриил, – он тщетно пытался разделить слипшиеся на крыльях перья. Но не тут-то было, Кока-кола тебе не апельсиновый сок.
– Откуда тебе знать, быть может, она согласится нам помочь. Да, родная?
Я отступила на шаг и быстро осмотрела гостя, к большому облегчению не обнаружив при нем никакого колюще-режущего оружия.
– Послушай, ты знаешь, что Дьявол тебя обманывает? Что он лишь хочет принести тебя в жертву, чтобы возродить Антихриста, использовать тебя в своих подлых целях?
– Не такая уж это подлая цель, – пробормотала я, – и для меня совсем не новость.
– И ты все равно продолжаешь служить ему? – брови архангела взлетели вверх.
– Я ему не служу.
– А знаешь ли ты, – теплые пальцы осторожно коснулись моей щеки, – что если Сиера вернется, над миром людей нависнет угроза полного уничтожения. Пострадают миллионы невинных. Но в твоей власти все это изменить, совершить подвиг. Ценой своей жизни, понимаешь? – спокойный голос действовал умиротворяюще и как-то гипнотически. И только в глубине сонной души какая-то маленькая жилка бешено колотилась протестом. – Этого никогда не забудут. Самопожертвование ради людей дорого стоит. Хватит ли у тебя мужества?
