– Да... конечно я смогу... в понедельник? – напряженным голосом бормотала Полушкина.
Нечистый подиумной походкой приблизился к ней и положил руку на плечо. Та вздрогнула от неожиданности.
– Али-ина, – томно протянул он прямо в трубку, – а где вторая шлюха, м? Мы двоих заказывали-и...
– Извините, пожалуйста, подождите секунду, – беспомощно прошипела она, прижимая трубку к груди, чтоб не было слышно посторонних шумов.
Но представление только-только набирало обороты.
– Ну чего ты жмешься, снимай уже свои стринги. И телефон положи! – приказал Нечистый командным тоном, отстраняя ее «самсунг» от груди.
Алина сделала очень страшное лицо, потому что ее знаменитая отговорка про зависть сейчас была, увы, бессильна. А других методов защиты она и не знала.
– Что там происходит? – послышался в трубке крайне подозрительный голос.
– Ни... ничего, Алексей Иваныч, – заикаясь проговорила Полушкина, – я сейчас разберусь, – она вновь прижала трубку к груди. – Это не смешная шутка, такие могут только умственноотсталые отпускать. Если ты думаешь, что тебе удалось меня задеть этим, то мне тебя искренне жаль, – презрительно-строго проговорила юная фотомодель, обращаясь к Нечистому.
Но совесть у Искариота ей разбудить не удалось. Потому что он был бессовестный. И я тоже.
– Ты уже две бутылки выкушала, Алина! Как домой пойдешь? М-м? Кстати, сигу-то дай стрельнуть, – почему бы и не подыграть? В конце концов идея-то просто гениальна.
– Алина! – почти истерично закричали в трубку. – Ты чем там занимаешься?! Я доведу все до сведения твоей матери. Надо же, а с виду приличная девушка, такая принципиальная...
– Это... это недоразумение, вы понимаете, они мне просто завидуют, – отчаянно пыталась оправдаться Полушкина, отбиваясь от нас свободной рукой.
Но агенту доводы эти показались недостаточно убедительными, потому что рядом послышался мерный скрип сидения и томные вздохи Искариота.
Я поразилась его удивительному актерскому мастерству. Искренне. А есть ведь очень немного вещей, которые могут ощущаться мной настолько по-настоящему...
На той стороне трубки послышались короткие гудки; и тут по взгляду Алины я поняла, что мы только что сорвали едва ли не самый важный контракт в ее жизни. И очень этому обрадовалась, окончательно осознав, что человеком являюсь очень плохим (даже похуже Полушкиной) и душонка у меня мелкая.
Зато Нечистый остался очень довольным.
Алина же не стала устраивать головокружительно эпатажных скандалов, а вместо этого пулей вылетела из автобуса. Униженная, но сохранившая достоинство.
Однако чувство злого морального удовлетворения, заполнявшее сейчас все мое существо до самых краев, было сравнимо разве что только с настоящей эйфорией. На душе стало почему-то легко-легко, как будто я давно об этом мечтала. И действительно. Вот уж два года с тех пор, как уехали родители и попортились отношения с одноклассниками. А Полушкина на свое место поставлена оказалась только сейчас. Влетит мне за это здорово, наверное.
А ну и ладно, оно того стоило.
Иуда стоял молча, с интересом наблюдая за моими сложными эмоциональными процессами, постукивая тонким пальцем по душке очков. Чему-то загадочно улыбался.
Снаружи послышался голос классного руководителя, сообщавшего о том, что стоянка окончена и пора бы, собственно, загружаться обратно.
Я прилипла носом к окну и увидела, как к учителю неспешно подошла Алина, красная и шмыгающая носом, что-то говорить начала. Он выслушал, нахмурился и жестом пригласил ее пройти уже наконец в автобус.
– Влетит нам? – почти равнодушно спросила я, оглядываясь на Искариота.
– Мне? За то, что сломал жизнь какой-то высокомерной девчонке, разбавляя этим самым скуку своего бесцельного существования? От Дьявола? А-ха-ха, – он склонился ко мне, издевательски выделяя каждое слово. – А вот тебе может. И оч-чень даже, – Нечистый весело подмигнул и уселся на свое место.
И тут в автобус влетела Сашка, такая невысокая юркая девчонка, не способная заткнуться и на две секунды. Она подскакивала к каждому из вошедших, что-то тараторила на бегу и тут же сменяла собеседника.
– Данилка Миронов в туалет на стоянке провалился, теперь он с нами не едет, его мама со стоянки заберет на машине, ее с работы вызвали, вот, – беспрерывной струей вылился на меня поток информации при ее приближении.
– Все по-честному, – картинно продекламировал Иуда, разводя руками, – все по-совести...
– Угу... – рассеяно кивнула я, поймав на себе укоризненный взгляд Дьявола.
В раскрытое окно ворвался ветер, растрепав непослушные волосы. Я села на место. Так, вроде лента его где-то в кармане была...
Весь оставшийся путь мы ехали молча, я – терзаемая сомнениями, Нечистый – безучастно уставившись перед собой. Сквозь оконное стекло было видно, как мимо в обратную сторону пролетали грязно-серые облака. И что-то странное на душе плавилось...
Скучно было невыносимо. Я уже успела отсидеть себе всю задницу, а попытки принять более удобное положение успехом никак не хотели венчаться. И это было весьма прискорбно.
– Что ж ты вертишься, будто шлея под хвост попала, – наконец не выдержал Искариот, резко обернулся ко мне и смерил укоризненным взглядом из-под очков.
– Когда-а мы уже приедем? – плаксиво, так что самой стыдно стало, провыла я, уже совсем изнемогая оттого, что ноги затекли. К тому же тучи действительно часам к одиннадцати все расплавились в лазури, и в окно нещадно били лучи солнца, калеча сетчатку; и сколько бы я от них не отодвигалась, те будто нарочно придвигались ближе. Оно и понятно, тени-то укорачивались. В общем, таким макаром я чуть не зажарилась.
– А мне откуда знать? – Нечистый обреченно развел руками. – Веди себя естественно, нехорошо слабости на людях светить.
Я уронила голову на руки и неразборчиво, с нескончаемой трагической скорбью, пробубнила в ответ:
– Все... Это конец...
– Хм, и правда, – согласился Иуда, перегнувшись через меня и выглядывая в окно. – Кажется, приехали.
– Правда? – я сразу оживилась и, отняв ладони от лица, попыталась рассмотреть что-нибудь сквозь запыленное стекло.
В это время автобус плавно затормозил и нервно дернулся, останавливаясь. Дверь, заветная, с которой я не сводила глаз последние минут сорок, наконец подалась моему «непревзойденному гипнозу» и с тихим шипением отворилась, впуская живительный кислород.
– Внимание, – прозвучал в начале салона, у водительского кресла, голос Дьявола; и все как-то разом притихли, будто им начали угрожать автоматом Калашникова, – сейчас я передам вас под опеку экскурсовода. Вы весь день проведете с ним. Появятся жалобы на поведение... – «классный руководитель» выдержал зловеще-многозначительную паузу, обводя взглядом тех, кто вызывал наибольшие подозрения, – мало не покажется, – негромко, вкрадчиво и холодно.
Не удивительно, что его все так слушают, боясь пошевелиться даже.
– София, – представилась, чуть склоняя голову, худенькая девушка, легко вскочив на ступеньки автобуса, – пойдемте со мной, ребят, сейчас я вам все объясню, как у нас программа будет организована.
– Приятного дня, – сухо пожелал историк.
Я хотела было уже под шумок покинуть наконец салон «адской машины», но оказалась вероломно схвачена за локоть у самого выхода и поняла, что, как минимум, хорошей воспитательной беседы мне не избежать. Еще бы, он ведь большой любитель их проводить...
Я устало зевнула, решив приберечь все свои претензии до того момента, как мы одни останемся. Благо, он довольно быстро наступил, потому что никто желанием остаться в автобусе еще на чуть-чуть не пылал. Даже Иуда выскочил, правда, скорее из деликатных соображений, потому что мне казалось, ему на жару было совсем наплевать. Хотя причины, как выяснилось, оказались совсем иными.
Пока классный руководитель договаривался о чем-то с водителем автобуса, я апатично смотрела в окно, и сцена эта предстала предо мной совершенно случайно, да и вообще, на зрителей, видимо, рассчитана вовсе не была.
