– Вообще-то я очень тороплюсь... У меня сегодня важная встреча. – Она кивнула на растопыренные пальцы, как бы объясняя, почему она в таком виде.
– О, у нас совсем немного вопросов. Пока лак высохнет, мы и управимся.
– Разве что так, – Равская усмехнулась, взглянула на себя в зеркало и, убедившись, что все в порядке, как-то очень уж по-деловому повернулась к Демину. – Итак?
– Ирина Андреевна, – начал Демин, тщательно подбирая слова и потому говоря медленно, – вы, очевидно, знаете, что недавно задержан некий Татулин Григорий Сергеевич, задержан при попытке продажи крупной суммы иностранных денег.
– Да, я слышала об этом.
– Татулин – ваш друг, приятель, знакомый... Не знаю, что из этих определений вы предпочтете?
– Я бы, с вашего позволения, остановилась на последнем.
– Знакомый? Отлично.
– Опять этот Татулин, – досадливо поморщилась Равская. – Вечно он оказывается замешанным в какую-то дурацкую историю, не в одну, так в другую, в третью! Знаете, есть, наверное, люди, призвание которых – доставлять неприятности своим знакомым! Вы часто встречаетесь с разными людьми, скажите мне – есть такая категория?
– Есть, – подтвердил Кувакин. – И довольно многочисленная.
– Вот видите! – непонятно чему обрадовалась Равская. Она поднялась с круглого пуфика, прошла к стенке, взяла пачку сигарет. Демин проводил ее внимательным взглядом, отметив и покрой брюк, и стройность ног, и вполне приличную в ее возрасте талию. Зад, правда, тяжеловат, подумал он и тут же опустил глаза, будто боясь, что она прочтет его мысли. – Закурите? – спросила Равская. – «Кэмел», между прочим.
– Спасибо, не курю, – ответил Демин.
– А я не откажусь, – Кувакин взял пачку, оставаясь столь же невозмутимым, как и верблюд на обертке. Он просто вытряхнул сигарету и сунул ее в рот.
– Может быть, кофе? – спросила Равская.
– А вот это с удовольствием! – искренне сказал Демин.
– Знаете, у меня есть прекрасный кофе «Арабика»... Сейчас его достать трудно, все какое-то месиво в банках продают, но мне повезло... Знаете, по нынешним временам даже кофе без нужных людей не достанешь... Но... могу удружить. Так что вы связи со мной не теряйте.
– Не будем, – пообещал Демин.
Равская вышла легкой гарцующей походкой, и тут же на кухне раздался шум передвигаемой посуды, звон чашек, зажурчала вода из крана. Это должно было, очевидно, говорить о том, что все помыслы и заботы хозяйки – как можно быстрей и лучше угостить нежданных посетителей замечательным кофе.
* * *
– Зачем ты отпустил ее? – тихо спросил Кувакин. – Теперь она мозгами пораскинет, что к чему, сообразит, а потом лови мышку-норушку.
– А ты обо мне подумал? – спросил Демин. – У меня от голода голова кружится.
В дверях появилась Равская.
– Пока греется вода, я, с вашего позволения, позвоню по телефону...
– По телефону? – рассеянно спросил Кувакин.
– Да, звонок пустяковый, но чтобы не терять времени...
– Если пустяковый, то, право же, не стоит, – беззаботно ответил Демин. – Тем более вы торопитесь. Давайте лучше продолжим нашу беседу – вода и закипит в это время. – И, не ожидая ни согласия, ни возражения, он вынул из кармана пиджака косметическую сумочку, с которой был задержан Татулин. – Это ваша сумочка?
– Это? – Равская подошла, брезгливо взяла двумя пальцами сумочку, повертела ее, вернула Демину. – Откуда она у вас?
– Татулин утверждает, что эта сумочка ваша, – невозмутимо сказал Кувакин, разглядывая узоры ковра под ногами.
– Ну и что из этого? Вы спрашиваете, моя ли это сумочка? Отвечаю – нет. Хотя когда-то у меня была точно такая сумочка. Может быть, даже эта самая...
– Посмотрите повнимательней, пожалуйста, – попросил Демин. – Это очень важно.
– Важно?! – Равская возмущенно передернула плечами. – Для кого? Вам, наверное, важно прижать меня, а мне важно сделать так, чтобы этого не случилось.
– Ну пожалуйста! – протянул Демин. – В конце концов, вы ничем не рискуете, ведь с сумочкой задержали Татулина, а не вас.
– У моей внутри была отпорота подкладка, и я сама подшивала ее, – ответила Равская, помолчав.
Демин открыл сумочку, заглянул внутрь.
– Да, здесь есть самодельный шов. Это ваша сумочка.
– А что случилось? Откуда она у него? Ах да, ведь я сама дала ему эту сумочку года полтора назад. Вот человек, а! Я тогда купила себе новую, и он выпросил у меня эту... Зачем, не пойму... Ему бы на свалке где-нибудь работать, вечно всякий хлам подбирает! – с искренней ненавистью сказала Равская.
– В этой сумочке у Татулина была валюта, – сказал Кувакин.
– И много?
– Да. Он сказал, что эту валюту дали ему вы. Для продажи. Это так?
– Господи, какая чушь! – Щеки Равской побелели от возмущения. – Это ведь придумать надо! Он что, ошалел у вас там от страха? Вот только что у меня была Лариса, вы застали ее, она рассказала, что и ее он оговорил – сказал, будто валюту ему дала она... А теперь, выходит, я? Какая мерзость! – воскликнула Равская. И Демин увидел, как дрогнули и напряглись ее ноздри.
– Таким образом, – проговорил Кувакин, – вы признаете, что сумочка эта ваша, но вы дали ее Татулину год назад без какой бы то ни было цели, так?
– Совершенно верно.
– Начинай, Коля, – сказал Демин.
– Что начинать? – с опаской спросила Равская.
– Я предложил ему начинать писать протокол допроса.
– Допроса?!
– Да. Мы оформим наш разговор как допрос, вы подпишете все свои показания, и они лягут в дело по обвинению гражданина Татулина в спекуляции валютой. Вот и все. Вам не о чем беспокоиться. Правда, я должен предупредить, что за свои показания вы несете уголовную ответственность.
– Как это понимать?
– Это надо понимать так: если вы умышленно введете следствие в заблуждение или дадите ложные показания, то будете привлечены к уголовной ответственности.
– И что мне грозит в таком случае? – нервно усмехнулась Равская.
– Не так уж много, – проговорил Кувакин, заполняя исходные данные в бланке протокола допроса. – Два года самое большее.
– Условно? – уточнила Равская.
– Условно – это самое меньшее, – ответил Демин. – Простите, но вода уже должна закипеть.
– Ах да! – воскликнула Равская и убежала на кухню.
– Ну как? – спросил Демин.
– Клиент созрел, – мрачно сказал Кувакин. – Она сейчас пытается кому-то звонить... Уже набирает номер, если я не ошибаюсь...
– Знаю. Я жду, пока она его наберет.
Демин открыл дверь и вышел в коридор.
– Мне Наташу, – услышал он голос Равской. Но в этот момент она увидела его. – Хорошо, я позвоню позже, – сказала Равская неестественным голосом и, положив трубку, ушла на кухню.
– Звонила какой-то Наташе, – сказал Демин, возвращаясь в комнату. – Подозреваю, что Селивановой. Но это всегда можно уточнить... Позвонить в квартиру, где жила Селиванова, и спросить, не было ли странного безответного звонка в шестнадцать часов, – он посмотрел на часы, – сорок пять минут.
Демин медленно прошел вдоль стенки, внимательно рассматривая многочисленные картинки, безделушки, статуэтки, лакированные клочки бумажек с изображениями обнаженных рук, ног, грудей – все это было вырезано из заморских рекламных упаковок... И вдруг остановился, воровато оглянулся на дверь. Прислушался. Быстро отодвинул стекло книжной полки, взял небольшую фотографию хозяйки и, быстро сунув ее в карман, снова задвинул стекло.
– Не помешает, – одобрил Кувакин.
А Демин чуть ли не отпрыгнул от стенки и с размаху упал в кресло, чувствуя, как часто колотится сердце, будто он совершил отчаянно рисковый поступок.
Вошла Равская, держа на вытянутых руках поднос с чашками кофе. На отдельной тарелке были разложены небольшие бутербродики с темно-коричневой сухой колбасой. Размер бутербродов был выдержан очень строго – они говорили о радушии и достатке хозяйки, но в то же время давали понять, что предстоит деловой разговор, а уж никак не банкет.