Караул возле Императорских покоев пропустил герцогиню молча, почтительно разведя скрещенные церемониальные алебарды. После ярко освещенных залов и коридоров сумрак приемной, а затем и спальни казался непроглядным. Легкое дуновение, пробравшееся из-за отрытой двери, не выжило в спертой атмосфере комнаты.

Никогда не могла понять: почему умирающие должны проводить свои последние минуты в темноте, когда им и так страшно? В том, что здесь находился умирающий, не оставалось никаких сомнений: тлетворный запах предстоящего горя уже витал в воздухе, пропитывая тяжелый материал портьер. В центре помещения на возвышении, к которому вели три ступени, стояла кровать чудовищных размеров. На ней сиротливо лежал дряхлый, высохший старик. Вот кого мне уж точно охранять не придется. Вряд ли он задержится на этом свете.

— Мой Император. — Велисса, легко преодолевая ступени, со слезами на глазах бросилась к этой мумии, чтобы прильнуть к сухой, морщинистой руке. — Простите, мы не успели…

Император сделал едва заметное движение свободной рукой, и две фигуры серыми тенями отделились от полога и исчезли за дверью.

«Один маг, другой воин», — безошибочно подсказала моя выучка алонии.

— Ты привезла ее. — Голос, изрекший это утверждение, оказался необычайно сильным и глубоким для высохшего тела. — Все остальное не имеет значения.

— Привезла, — обреченно подтвердила Велисса. — Но я опоздала… безнадежно опоздала… — Слезы с удвоенной силой потекли по ее щекам.

— Ничего, Тилан еще поборется. Хвала Прародителю, наследник у меня достойный!

Плечи Велиссы поникли, будто на них взвалили непосильную ношу.

— Я хочу посмотреть на Избранную.

Велисса освободила место возле старца, чтобы я могла подойти к ложу, пред светлы очи Государя Императора. Встретившись с ним глазами, я уже не смогла отвести взгляд. Потрясающе красивые, с плещущейся в них синевой и жаждой жизни, они не должны были принадлежать умирающей развалине. Эти глаза разбирали меня на составные части, взвешивая и оценивая каждый элемент по отдельности и вместе, невозмутимо отсеивая лишнее. Я упрямо задрала подбородок, освобождая себя из плена его взгляда.

— У тебя есть характер и независимость, — одобрительно отметил он. — Но насколько это хорошо, время покажет.

Интересно, как он это определил?

«Комплименты с утра…» Примета плохая.

— Ничего удивительного здесь нет, Ваше Императорское Величество. — Строптивое пожатие плеч. — Характер есть у любого разумного существа, пускай его иногда и принимают за отсутствие оного.

Морщинистая рука в старческих пигментных пятнах приподнялась, но, не выдержав собственного веса, упала обратно на покрывало.

— Да тут еще язык, острый, как ивильский клинок. — Император попытался улыбнуться и перевел взгляд на всхлипывающую Велиссу. — Помнишь, Дэрриш как-то говорил, что любит трудности? Что ж, пусть радуется — с ней их будет немало.

Герцогиня негромко выругалась, чем заставила меня нервно хихикнуть. Я-то думала, Велисса и слов таких не знает!

Но Императора наше неподобающее поведение у его смертного одра только порадовало.

— Так-то лучше, девочка! Сырость будешь разводить в другом месте и в другое время. Как ты думаешь, сколько мне лет, Избранная?

Вопрос, заданный без всякого перехода, застал меня врасплох. Льстить я не хотела, грубить тоже, поэтому благоразумно промолчала.

— Молчишь? Благоразумно с твоей стороны.

Я продолжила проявлять благоразумие, не поддаваясь на провокации Императора. Видимо, это была его любимая манера разговора — огорошивать собеседника неожиданными вопросами и самому на них отвечать, наблюдая реакцию.

— Пятьдесят.

Я посмотрела на него с откровенным изумлением: ему, должно быть, за сотню, но никак не ее половина.

— Да, это так. — Старик устало смежил веки и неожиданно попросил: — Возьми меня за руку.

Рука на ощупь была шершавой, сухой и еле теплой, как оставленная на солнцепеке газета.

Император открыл глаза. Отчаянная надежда в его взгляде умерла при виде недоумевающего выражения на моем лице.

— Ты ничего не чувствуешь. — Он саркастически усмехнулся. — Предназначение никогда не было моим. Судьба жестока к проигравшим, отнимая даже неведение…

Император зашелся сардоническим смехом, быстро перешедшим в надрывный кашель. Выпустив его руку, я шарахнулась от кровати.

— Позвать лекаря? — обеспокоенно спросила Велисса, бросаясь на колени на освободившееся место у ложа.

Старик отрицательно покачал головой.

— Я устал, уходите, — приказал он, когда восстановил дыхание. — Ты знаешь, что делать. Приготовления необходимо начать уже сегодня, чтобы успеть до завтрашнего погребения.

Я не сразу поняла, что он говорит о собственных похоронах. Нужно иметь истинное величие, чтобы так бесстрастно говорить о своей смерти и при этом отдавать распоряжения.

Велисса, коснувшись губами сморщенной руки Императора, поднялась с колен и сошла с пьедестала. Духота в комнате становилась невыносимой. Велисса подарила умирающему полный преданности взгляд, и мы наконец покинули Императорские покои.

Оказавшись в собственных покоях, герцогиня безутешно разрыдалась. Я сочувствовала ее горю, но разделить его не могла. Император был для меня посторонним человеком, а для нее, возможно, приемным отцом или наставником. Впрочем, ей хватило получаса, чтобы справиться с чувствами и перейти к активным действиям.

Позвонив в серебряный колокольчик, она вызвала Айду.

— Наследному принцу должна быть незамедлительно передана нижайшая просьба названой сестры о счастье видеть Его Императорское Высочество, дабы поприветствовать после длительной разлуки. — В ее словах прозвучал такой металл, что, будь я на месте этого принца, бегом бы сюда побежала.

Хотя, скорее всего, к наследным принцам герцогини сами бегут.

Я ожидала, что мы выдвинемся следом за Айдой, но ничего подобного не произошло. Возможно, аудиенции приходится ждать часами и камеристка помчалась занимать очередь?

После сегодняшних переходов ноги у меня приустали, и я нагло завалилась на находящуюся в самом углу кушетку. Служанки, суетившиеся вокруг Велиссы, бросали на меня неодобрительные взгляды. Наплевать.

Обо мне никто не хочет позаботиться? Предложить помыться с дороги? Покормить?

Хотя о чем это я…

Свесившись с удобного ложа, я с интересом рассматривала выложенные мозаикой на полу художества. Эти лубочные картинки отличались редкой слащавостью: молочные реки и кисельные берега с прилагающимися к ним флорой и фауной. Вследствие чего они потеряли для меня всю привлекательность. Куда интереснее было наблюдать за Велиссой, раздраженно поругивавшей нерадивую прислугу.

Я как раз выбирала между тем, чтобы вздремнуть или все-таки попытаться выклянчить хоть какой-нибудь еды, когда входные двери с громким, уверенным стуком распахнулись настежь. В залу вошел самый красивый мужчина, которого мне когда-либо приходилось видеть. Звучит банально, но именно так и было.

Идеально правильные черты лица коробили взгляд невозможным совершенством. Густые и такие черные, что отливали синевой, волосы доходили мужчине до плеч. Белоснежный воротник-стойка подчеркивал безупречную смуглость кожи. Вычурная одежда цвета полуночи не могла скрыть беспощадно натренированного тела и перекатывающихся под плотной тканью мускулов. При достаточно высоком росте он двигался с небрежной грацией дикого хищника, абсолютно уверенного в своих силах. Такой убьет и не поморщится, отрежет голову и скажет, что так и было. Не хотелось бы мне сойтись с ним в одиночном поединке, несмотря на все мои знания и умения.

Без сомнения, я имею честь лицезреть Его Императорское Высочество. Красота в чистом виде, но без смазливости, можно сказать, смертельная. Не одно поколение постаралось над этим совершенным телом. Не мужчина — мечта, да еще и королевской крови. Одна половина местных красавиц, наверное, лишилась из-за него волос, а другая недосчиталась зубов.