Когда овладеет душою печаль, Ты вспомни, что скрыта грядущего даль В тумане от нашего взора, Что жизнь наша часто страдании полна, Но вдруг озаряется счастьем она, Как полночь огнём метеора. Не надобно в жизни излишних вериг! Ведь каждый мучительно прожитый миг На близких тебе отзовётся! Всецело должны мы для ближнего жить, Должны для него мы себя сохранить И бодро с невзгодой бороться! В тяжёлые дни испытаний и бед Даёт нам Вселенная вечный завет, Который гласит всем скорбящим: «Во имя надежды, во имя любви, В несчастье грядущим и прошлым живи, А в счастье живи настоящим!» [14]Конец 1370-х годов Там, средь движенья Вечных систем мировых, Нет треволненья Бурь и страданий земных. Здесь же народы, Вечно в цепях и крови, Ищут свободы, Правды, добра и любви… [15]1880 И вот опять она, Россия… Опять и церкви, и кресты, И снова вижу на пути я Следы старинной нищеты. Опять жандармские ливреи Цветами яркими блестят, И выраженье: «Мы – лакеи!» Черты опричников хранят. Опять насилия и слёзы… И как-то чудится во мгле, Что даже ели и берёзы Здесь рабски клонятся к земле!.. [16]1881 (?) Под поэтами-телеграфистами (В нижнем этаже шлиссельбургских камер) Я в камере моей – как в лондонском тоннеле, Где мощная река несётся в вышине. Безмолвно целый день лежу я на постели В задумчивых мечтах, в спокойном полусне. А там, над головой, гремящие потоки Лирических стихов несутся надо мной, Бушуют и шумят рифмованные строки И хлещут в стену мне грозящею волной. [17]1888 Искал он к правде путь далёкий В юдоли лжи и пошлых дел. Его окутал мрак глубокий, А с неба светоч не горел. Но в мире гнёта и стяжанья, Где трудно к истине идти, Он видел в трепетном сияньи Могилы павших на пути… И с них любви нетленный пламень Ему дорогу осветил, И не споткнулся он о камень В хаосе зла и тёмных сил… [18]1889 Полна участья и привета Среди безмолвия и тьмы, Она сошла, как ангел света, Под своды мрачные тюрьмы. Была чарующая сила В душе прекрасной и живой, И жизнь она нам обновила Своей душевной чистотой. В глухой тюрьме она страдала Среди насилия и зла, Потом ушла и не узнала, Как много света унесла. Есть в мире души, – их узнаешь Лишь в дни гонений и утрат, Но мир за них благословляешь И жизнь за них отдать бы рад! [19]Вторая половина 1890-х годов Вере Фигнер ко дню рождения Пусть наш привет твои невзгоды, О милый друг мой, облегчит! Пусть пролетит сквозь эти своды И светлым ангелом свободы Тебя в темнице посетит! И пусть за годы испытанья, Как в ясный вечер после бурь, Увидишь ты конец страданья, И в блеске чудного сиянья В грядущем вечную лазурь! [20]1904 Посвящено Вере Фигнер при увозе её из Шлиссельбургской крепости Пусть, мой друг дорогой, будет счастлив твой путь И судьба твоя будет светлей! Пусть удастся с души поскорее стряхнуть Злые чары неволи твоей! Скоро, милый мой друг, вновь увидит твой взор Лица близких, родных и друзей, (Окружит тебя вновь беспредельный простор И раздолье лугов и полей! Ночью встретят тебя и развеют твой сон Миллионами звёзд небеса, И увидишь ты вновь голубой небосклон, И холмы, и ручьи, и леса! Всё, чего столько лет ты была лишена, Что в мечтах обаянья полно, Вдруг воскреснет опять, и нахлынет волна Прежних чувств, позабытых давно! Пусть же, милый мой друг, будет счастлив твой путь, Скоро будешь ты снова вольна, И успеешь усталой душой отдохнуть От тяжёлого долгого сна! [21]1 сентября 1904 С серого неба, где туч покрывало Низко спустилось над кровлей тюрьмы, Тихо ко мне на рукав ты упала, Вестница близкой зимы. Где ты, снежинка, носилась по воле? Кто тебя в край наш занёс? Что тебе надобно в царстве неволи, В царстве страданий и слёз? Лучше б легла ты на снежной вершине Дальней свободной страны, Там тебе в дикой, безлюдной пустыне Снились бы чудные сны. Там ты смотрела б на синее море, В солнечных грелась лучах И не узнала б о муке и горе В наших забытых стенах! – Нет! не хотела я целые годы В снежной лежать вышине, Я принесла тебе весть со свободы, Весть о далёкой весне. Пусть цепенеет в холодном недуге Скованный север земли, — Яркое солнце сияет на юге, Пышно цветы расцвели. Солнце согрело свободные страны, Всё там приволье и свет, И чередою валы океана Шлют тебе братский привет! Там я возникла в бушующем море, В вечной стихийной борьбе, И пролетела в небесном просторе С весточкой этой к тебе. [22]1905 вернуться«Из стен неволи», с. 11. Печ. по «Звёздным песням» I, с. 26. Поливанов Пётр Сергеевич (1859—1903) – народоволец. Два года Содержался в Алексеевской равелине Петропавловской крепости, 18 лет – в Шлиссельбургской крепости. Из ссылки бежал за границу, где кончил жизнь самоубийством. вернутьсяМС, с. 46; «Из стен неволи». Печ. по «Звёздным песням» I, с. 100. вернуться«Из стен неволи», с. 28. Печ. по «Звёздным песням» I, с. 65, С восстановлением исключённых цензурой ст. 5—8 по сб. «Из стен неволи». Написано, по-видимому, в связи с возвращением из эмиграции в 1881 г.; Морозов дважды (в 1875 и 1881 гг.) нелегально переходил русскую границу и оба раза при этом был арестован. Опричники – здесь: жандармы или агенты охранки. вернуться«Из стен неволи», с. 49. В воспоминаниях Веры Фигнер рассказывается о том, как в Шлиссельбургской тюрьме «открылась целая полоса поэтического творчества: стихи посыпались со всех сторон. Объявилось 16 поэтов, и каждый на свой лад забряцал на лире – Шлиссельбург превратился в Парнас; в тюрьме пошла такая трескотня в стену, что Морозов, сидевший в одной из камер внизу, не знал, куда деваться: „спиритические духи, – говорил он, – завладели всем зданием“» (Вера Фигнер, Запечатлённый труд, т. 2, М., 1964, с. 47). вернуться«Современные записки», 1906, No 1, с. 242. В юдоли – здесь: в мире, в обители. вернуться«Из стен неволи», с. 23. Волкенштейн Людмила Александровна (1857—1906) – член партии «Народная воля», осуждена в 1884 г. по «процессу 14-ти». В Шлиссельбургской крепости находилась до 1896 г., после освобождения отправлена на Сахалин. Убита в 1906 г. во время одной из манифестаций. вернуться«Из стен неволи», с. 47. Вера Фигнер была увезена из Шлиссельбургской крепости 29 сентября 1904 г. для отправления в ссылку. В своих воспоминаниях она рассказывает: «За несколько дней до отъезда из Шлиссельбурга Морозов передал мне стихотворение, написанное по поводу моего освобождения. Стихотворение описывало радости, ожидающие меня впереди. То были прежде всего радости общения с природой: я увижу горизонт свободный, не скрываемый каменной оградой, увижу ночное небо с его созвездиями; зелёные луга и нежные всходы нив, услышу шелест травы и шум леса. Я рассердилась. Меня мучил страх жизни и страх людей, угнетала скорбь за себя и скорбь за товарищей… Какой тут горизонт и ночное небо? Заря утренняя и заря вечерняя?! Ни солнце, ни звёзды не шли на ум, и с досадой я сказала Морозову: „Ни к чему твоё стихотворение: не нравится мне оно“. Так было до тех пор, пока я не оторвалась от крепости. А когда оторвалась, понемногу природа стала захватывать меня. В близости к ней, в общении не с людьми, а именно с нею моё „я“ получало первое удовлетворение» (Вера Фигнер, Полн. собр. соч., т. 3, М., 1932, с. 63—64) |
