Что же это получается? Меня насильно увозят, чтобы переброситься со мной парой слов, потом разрешают уйти. Этот Никита весь вечер пристает ко мне в клубе… Что ему… им, то есть, от меня было нужно? Да нет, выходит, что не от меня… Тогда от кого и что? Откуда же я могу это знать? Вот потеха! – саркастически усмехнулась я.

Меня с кем-то перепутали – это как дважды два и трижды три. Но не так-то легко перепутать человека с ему подобным. Конечно, можно, но при наличии определенных и весьма действенных и показательных запутывающих признаков и примет. Что ты этим хочешь сказать, Бойкова? Лишь то, что прежде всего эти признаки и черты нужно искать во внешности. И только-то? Да нет, не только. Имя… Та, с кем меня спутали, – мое самолюбие почему-то почувствовало укол, – тоже Ольга. Никита ждал ее в клубе. И она должна была осуществить какое-то действие, чтобы избежать разборок, которых избежала я. Никита, конечно, пешка. Руководит всем Рудик. Гениально, Бойкова, ущипнула я себя за это самое самолюбие, которое на дыбы встает при одной только мысли, что его хозяйку, его счастливую обладательницу, столь уникальную и незаурядную особу, могли с кем-то перепутать!

Так чем же там у нас руководит Рудик? А не все ли равно, если ты простилась с ним навеки?

Я ожила, поздравила себя с окончанием мероприятия по прояснению вчерашней, мягко говоря, щекотливой ситуации. Ан нет, недопрояснение какое-то… Спутали тебя, Бойкова, не только из-за внешности, а из-за твоего предполагаемого статуса. Каков же он, статус той Ольги, вместо которой я оказалась в столь «милой» компании? Что там плел Никита про наши с Ежовым объятия… Мне почему-то стало так противно, что я решила выбросить это из головы. Возьму интервью, и покончим с этим… О господи, с этим интервью какой-то замкнутый круг получается, с досадой подумала я.

Спустившись во двор и сев в машину, я тем не менее опять принялась так и сяк вертеть слова Никиты, припоминая детали вчерашнего клубного вечера. «А Ежов-то знает Рудика, – язвительно подумала я, – на этот предмет его тоже нужно будет расспросить. Не для печати, разумеется». Я выехала на улицу и свернула в сторону Волги. Ежов, судя по адресу, жил недалеко от моста, в длинной кирпичной девятиэтажке, называемой в народе «пентагоном». По иронии судьбы, я ехала по той самой дороге, по которой меня везли вчера в «Опеле». Черт, даже вспоминать не хочется! Свернув в сторону моста, я проехала по Предмостовой площади и оказалась возле универсама, расположенного в первом этаже «пентагона». Миновав его, въехала во двор и остановилась у одиннадцатого подъезда, благо над каждым из них были написаны номера квартир.

Триста семьдесят третья квартира была на четвертом этаже. Я поднялась туда на лифте и позвонила. Ну, открывай же, Ежов, надо закончить это чертово интервью. Но Андрей явно не торопился. Дрыхнет небось. Я позвонила еще, на этот раз более настойчиво. Снова безрезультатно. Ну, если ты и сейчас меня кинул и куда-то слинял, я тебе устрою! Со злостью я ударила ладонью в дверь, она жалобно застонала и приоткрылась. Он что, не запирается, что ли? Я снова надавила на кнопку звонка и, не услышав в квартире никакого движения, которое бы свидетельствовало о присутствии хозяина, вошла в прихожую.

– Андре-ей, – негромко позвала я и, не услышав ответа, заглянула на кухню.

На столе лежало полпалки копченой колбасы, кусок сыра, ветчина, стояли пустые банки из-под консервированных маслин и маринованных грибов. Создавалось впечатление, что Ежов в спешном порядке накрывал стол. Я вышла из кухни и заметила, что на вешалке в прихожей висит пальто, в котором был вчера хозяин квартиры. Пальто было, а вот самого хозяина, видно, нет. Черт, не нравится мне все это!

Я прошла дальше и открыла следующую дверь. Это была гостиная. Слева стоял диван, справа – дубовая стенка, за ней в углу – целый комплекс видеоаудиоаппаратуры. Огромный овальной стол был накрыт на две персоны – две бутылки красного вина, одна из которых была почти пустой, разнообразные закуски, хлеб… Хозяин сидел за столом лицом к окну, откинувшись на спинку стула. Голова его была запрокинута, руки безвольно свисали по бокам, и мне показалось, что он спит. Неужели так накушался, что всю ночь провел на стуле?

– Андре-ей, – позвала я и сделала несколько шагов по мягкому ковру.

Ужас случившегося я поняла только, когда подошла почти вплотную. Остекленевшие глаза продюсера уставились в потолок, а из горла торчала рукоятка ножа. Сорочка на груди была бурой от вытекшей крови. У меня от этой картины опять разболелась голова. Господи, что же теперь делать? Нужно срочно вызвать милицию… Вызвать милицию, вызвать милицию. И что я им скажу? Весь вчерашний вечер я провела с Ежовым. Чуть не полгорода видело, что он меня обнимал, что мы танцевали. Менты сразу же решат, что я была у него и, соответственно, это я…

Черт, даже думать не хочется. Но я ведь ушла раньше, попыталась я определиться с алиби, а скорее ища отговорку. Вот именно – отговорку, над которой только посмеются. Ушла раньше, скажут мне, чтобы потом снова встретиться. Да, шансов оказаться виноватой было больше чем достаточно. Даже если я не позвоню, все равно рано или поздно до меня доберутся… Стоп! Слава с Жорой могут подтвердить, что мы вчера распрощались с Ежовым до сегодняшнего утра. Ха, распрощались. Не смеши, Бойкова.

Нервы были на пределе. Ведь то, о чем я думала, могло из гипотезы превратиться в реальность. Если только кто-нибудь не подтвердит, что Ежов договаривался с кем-нибудь о встрече на вчерашний вечер. Его телохранители наверняка должны знать, с кем он вчера приехал домой. Так. Уже лучше, Оля, думай дальше… Но что-то не думается. Давай-ка посмотрим, что здесь вообще произошло?

Выпита почти бутылка вина, значит, гость Ежова был здесь не одну минуту. Закусывать они тоже закусывали – тарелки с остатками еды на столе. На подсвечнике и на скатерти остатки цветного воска… Что из этого следует? То, что это был романтический ужин. А может, дружеский или деловой? Неплохо, Бойкова. Но тебе-то от этого не легче. Ладно, поехали дальше. В большой хрустальной пепельнице – несколько окурков, на столе – пачка «Мальборо». Эти сигареты курит Ежов. Губной помады на окурках, кажется, нет. «Ничего не трогай руками, – сказала я себе, – и не трясись ты так, чего-нибудь заденешь!..» Меня и в самом деле малость подтрясывало. Я села на диван, чтобы немного прийти в себя. Через несколько минут сердце стало биться более ровно, дыхание тоже нормализовалось… Пора двигать отсюда, от греха подальше. Еще, чего доброго, кто-нибудь нагрянет к Ежову в гости с утра пораньше, тогда вообще будет финиш.

Я встала, сделала несколько снимков «Никоном», потом решила напоследок заглянуть в остальные комнаты. Выйдя из гостиной, прошла в конец вытянутой, как кишка, прихожей. В торце ее были туалет и ванная комната – чистенько, уютно, никакого беспорядка. Комната слева – спальня, широкая кровать занимает почти все небольшое пространство, во всяком случае, такое создалось впечатление. Комната справа – что-то вроде кабинета. Все, достаточно. Я хотела спрятать носовой платок, которым открывала двери, но вспомнила про отпечатки пальцев, которые могла оставить за несколько минут до того, как обнаружила Ежова мертвым. Аккуратно все протерла и только тогда поняла, что уничтожила и отпечатки, которые мог оставить убийца. А что мне оставалось делать? Оставить еще и свои?

Я подошла к входной двери и прислушалась: кажется, на лестничной площадке тихо. Быстро выскользнула за дверь и стала не торопясь спускаться по лестнице.

На выходе из подъезда меня встретила тетка в оранжевом пальто с ободранным лисьим воротником. Она несла молочный бидончик и пластиковый пакет. Смерив меня подозрительным взглядом, тетка даже остановилась, едва ли не в упор разглядывая меня.

– Здрасьте, – беззаботно сказала я, через силу улыбнувшись, и направилась к машине.