Если, допустим, каким-то случайным образом секретной службе США стало известно о заговоре с целью убийства одного из детективов штата Теннесси, зачем нужно было посылать туда чиновника секретной службы, почему нельзя было сообщить об этом по спецсвязи или даже просто по телефону?

Почему нужно было вызывать Реддитта с поста охраны Мартина Лютера. Кинга? Почему Холломен приказал Реддитту ехать домой? Ведь если на его жизнь планировалось покушение, то заговорщикам наверняка был известен адрес его дома, и — наоборот — вряд ли они могли знать, что Реддитт находиться в здании пожарной команды.

Какой смысл было держать Реддитта в автомобиле вместе с двумя офицерами? В случае, если бы кому-нибудь пришло в голову бросить в машину гранату или стрелять по ней, кроме Реддитта наверняка погибло бы ещё два человека.

Первоначальный план Холломена держать Реддитта в его доме под охраной двух полицейских офицеров был тоже лишен смысла. Сидя дома вместе с Реддиттом, офицеры не могли бы предотвратить ни обстрела дома, ни броска гранаты через окно.

Всего этого не мог не понимать Фрэнк Холломен, опытный полицейский начальник. Не мог он не понимать и того, что самым безопасным местом для Реддитта в этой ситуации был его пост в здании пожарной станции № 2.

Все эти странные обстоятельства, необъяснимые с точки зрения элементарного полицейского профессионализма и простой человеческой логики, выстраиваются, однако, в одну стройную, линию, если предположить, что полицейское начальство Мемфиса по каким-либо причинам не желало держать Реддитта, негритянского детектива, человека, благоговейно относившегося к Кингу, в охране Мартина Лютера Кинга и; более того, хотело фактически посадить его под стражу.

Если сопоставить действия Холломена 4 апреля 1968 года с его биографией, то предположение может перерасти в уверенность.

Дело в том, что в течение 25 лет Фрэнк Холломен являлся сотрудником ФБР. Был начальником отделения ФБР в Атланте, штат Джорджия, начальником отделения в Джэксоне, штат Миссисипи, начальником отделения в Мемфисе, штат Теннесси. И восемь лет из 25 работал непосредственно в штабе ФБР в Вашингтоне. Со стариком Гувером Холломен пребывал в дружеских отношениях, о чём не раз и при разных обстоятельствах объявлял с гордостью.

И ещё одно. Сам Реддитт уже после событий 1968 года пытался установить, кто же все-таки сообщил Холломену об угрозе покушения на черного, полицейского детектива. И не очень удивился, когда узнал, что «сикрет сервис» не посылала людей в Мемфис 4 апреля 1968 года, а официальные лица из этой организации никогда не слышали о какой бы то ни бкло угрозе жизни Эдварда Реддитта.

Давая показания в комиссии конгресса США через десять лет после описываемых событий, Фрэнк Холломен сказал, что он «не помнит», кто был тот человек из секретной службы, который примчался из Вашингтона, чтобы оповестить начальника мемфисской полиции о «возможном покушении» на жизнь чёрного детектива Эдварда Реддитта.

Комиссия палаты представителей конгресса США, занимавшаяся в конце семидесятых годов расследованием убийства Мартина Лютера Кинга, объявила, тем не менее, что удаление Реддитта с поста в здании пожарной команды № 2 «не являлось частью какого-нибудь заговора с целью способствовать убийству Мартина Лютера Кинга». Основанием для такого вывода послужило заявление полиции Мемфиса, что задачей Реддитта и Ричмонда было «не охранять Мартина Лютера Кинга, а наблюдать за ним».

Основание, мягко говоря, неубедительное.

ФБР начало «заниматься» Кингом ещё в конце пятидесятых годов. Но скорее не как объектом «охраны», а как объектом для нападения. Первый серьезный удар по нему Гувер нанес в 1962 году.

Обоим Кеннеди — Джону и Роберту — президенту и министру юстиции — было доложено в форме служебной записки от Гувера, что «лидер движения за гражданские права М'артин Лютер Кинг находится под коммунистическим влиянием, это подтверждается хотя бы тем, что его ближайший помощник Стэнли Ливайсон является членом Коммунистической партии США».

Удар был традиционен, вполне в духе времен Маккарти, однако точно рассчитан и вовсе не однозначен, как могло бы показаться на первый взгляд. Выстрел был сделан в Кинга, но рикошетил он и в Джона Кеннеди и в его брата Роберта.

Кеннеди — Кинг — Кеннеди.

Это не только формула, выражающая хронологию крупнейших политических убийств в Америке в 1963–1968 годах. Это и формула связи, которая образовалась в начале шестидесятых годов, когда все трое ещё были живы. Как охарактеризовать эту связь? Как политическую? Чисто человеческую? Духовную? Возникшую на основе общих принципов, взглядов на демократию, на проблему расовых взаимоотношений?

Может быть, там были элементы всего. Но доминировал все же политический расчет. Расчет — не со стороны Кинга, конечно (хотя поддержку Джона Кеннеди он, по-видимому, ценил), но со стороны братьев. Кинг попал в «коробочку» между двумя Кеннеди. И где-то рядом примостился Гувер, бессменный директор ФБР, пользовавшийся этим странным сочетанием К-К-К для своих (и не только для своих) целей. Сочетание К-К-К установилось в 1960 году, когда в Атланте Кинг был арестован за участие в очередной мирной демонстрации в защиту прав черного населения Америки и приговорен к трём месяцам каторжных работ.

Октябрь 1960 года.

В большой комнате гостиничного номера стены увешаны плакатами: «Голосуйте за Джона Кеннеди!», «Джон Кеннеди и Линдон Джонсон — вот кто вернет Америке идеалы!», «Джон Кеннеди объединит Америку!», «Объединим Америку с Кеннеди!». На сером металлическом канцелярском столе, неожиданном в этом довольно прилично обставленном номере, — почти десяток телефонов. Лампочки- то на одном, то на другом требовательно подмигивают. Звонков не слышно. Но это мигание достаточно настойчиво и утомительно. Джон Кеннеди сидит на диване без пиджака. Рукава белой рубашки подвернуты чуть ниже локтей. Ноги в носках — на журнальном столике, заваленном кипой бумаг. Голова откинута на спинку дивана, глаза закрыты. Кандидат в президенты то ли спит, то ли думает о чем-то, то ли просто отдыхает.

У телефонов — Роберт Кеннеди. Он сидит на канцелярском столе, поставив ноги на стул. Одна телефонная трубка укреплена у него на плече, две другие он держит в руках.

Тэд Соренсен сосредоточенно, опустив очки к пишущей машинке, печатает очередную речь кандидата. Только что протиснулся в дверь, не дав войти в комнату кому-то, оставшемуся там в коридоре, Пьер Сэллинджер, пресс-секретарь будущего президента, и сразу запахло в номере дымом от его вечной сигары.

Сэллинджер подходит к дивану и садится рядом с Джоном Кеннеди.

— Это ты? — не открывая глаз, спрашивает Кеннеди.

Оэллинджер кивает, будто Кеннеди может видеть его.

— Узнаю по запаху. — Всё ещё не открывая глаз, устало добавляет тот так, чтобы слышали все в комнате. — С сегодняшнего дня Сэллинджеру не разрешается подходить ко мне, кандидату от демократической партии в президенты Соединённых Штатов Америки, ближе чем на один метр.

— Расстояние, непреодолимое для фамильярности? — спрашивает Сэллинджер.

— Нет, расстояние, на котором ты не можешь поджечь кандидата своей сигарой.

Никто в комнате не улыбается. Не улыбается и Сэллинджер. Не улыбается сам Кеннеди. Все устали.

Идут последние — самые горячие — дни предвыборной борьбы. 8 ноября — выборы, к которым в бешеной гонке мчатся два кандидата в президенты — Кеннеди и Никсон.

— А я решил, кандидат настолько уверен в своей победе, что уже боится фамильярности тех, кому он этой победой будет обязан, — говорит Сэллинджер.

— Кандидат далеко не уверен в победе. Но он также далеко не уверен в том, что если он ее и одержит, то будет обязан ею тебе, мой дорогой.

Джон Кеннеди наконец открывает глаза, берет какие-то листки бумаги с журнального столика и начинает их просматривать, отхлебывая кофе из пластмассового стаканчика.