— Пытались как-то повлиять на нее?

— Да, несомненно. Когда все это началось, решил: нужно ребенка завести, — признался Ковригин. — Думал — родит, остепенится. Но она насчет ребенка ни в какую.

— Странно, — вскинула брови Нина. — Редкое для женщины упорство.

— Это и стало в наших отношениях точкой, — тяжело вздохнул Ефим. — А теперь, как видите, у меня все в полном порядке. Прекрасная жена, дочурка — радость наша. И живем с Людой душа в душу. Не ссоримся никогда, поддерживаем друг друга в трудные минуты.

— Ну а когда женились на Цыганковой, разве не видели, что собой представляет ваша невеста?

— Ах, Нина Александровна! Это была самая большая ошибка в моей жизни!.. Мы познакомились в рейсе. Все выглядело так романтично. И до женитьбы, и первое время после. Ну а потом пошло-полетело: появились у Галины поклонники и…

Вересова внимательно слушала.

— А Галю я все же простил. Уходя, — уточнил он. — Вот и квартиру ей оставил. Пожалел по-джентльменски. Многие за это до сих пор дурачком меня считают. А мама как ворчит!

В это время без стука вошла стройная девушка, положила на стол папку, сказала негромко:

— Заключение по автомашинам.

— Спасибо, — коротко кивнула Вересова.

Девушка вышла.

— Простите, Нина Александровна, вы ведь не только об отношениях с Галиной, наверное, пригласили меня поговорить. Она что, имеет какое-то касательное отношение к этому? — Ковригин опасливо кивнул на принесенную девушкой папку.

— Нет. Там вариант посерьезней. А вот это прочтите, — Вересова протянула ему листы с машинописным текстом. — Протокол осмотра места происшествия, то есть квартиры, где вы жили с Галиной.

Ковригин начал читать. Нина следила за меняющимся выражением его лица.

— Разрешите? — В дверях появился Дивеев и, протянув Нине папку с материалами, вышел.

Вересова открыла ее так, чтобы не видел Ковригин, заглянула внутрь: там были специальные листы опознания. На каждом наклеено по три фотографии. И везде одна из трех была «Цыганкова».

Нина, посмотрев, с удовлетворением захлопнула папку, спрятала ее в сейф.

— Ознакомились? — обратилась она к Ковригину и, увидев, что он пролистал добрую половину протокола, заметила: — Дальше можете не читать. Для вас это несущественно.

Ефим вернул ей листы:

— Я просто потрясен! Ошеломлен, — начал он растерянно. — Конечно, Галина — человек эксцентричный, но такое!

— Как видите, у нас есть все основания подозревать вашу бывшую супругу в этом преступлении. Ефим Григорьевич, вы давно в последний раз видели Цыганкову?

— Д-довольно давно… Вскоре после развода мне потребовалось забрать из квартиры некоторые документы. В частности, свидетельство о разводе. Я забыл его взять, когда переезжал к маме. А потом женился на Людмиле, и никаких отношений с Галиной мы, естественно, не поддерживали.

— Даже по телефону не говорили?

— Нет… Зачем? О чем?

— Резонно. А не могли бы вы припомнить каких-либо ее знакомых, подруг, приятелей?

— Подруг у Галины не было. А за приятелями смотреть… не мой стиль. Один раз, правда, банальнейшим образом застал ее с мужчиной. Но документов, сами понимаете, спрашивать не стал. И после этого порвал с Галиной все отношения.

— Понятно. И все же, Ефим Григорьевич, если припомните кого-либо из ее знакомых, сообщите нам, пожалуйста. Цыганкова ведь исчезла… И еще одна просьба: для розыска нужна фотография Галины. Выручите, дайте какую-нибудь.

— Было несколько, но выбросил. Подумал: вдруг Людмила увидит, приревнует к прошлому, — виновато признался Ковригин.

— Прочтите протокол, — Нина протянула ему листки, на которых писала во время беседы. — Проверьте, правильно ли с ваших слов зафиксировано, и распишитесь на каждой странице. Ковригин прочел.

— Скажите… — начал он нерешительно. — А… много денег украдено?

— На общую сумму 158 тысяч 32 рубля 69 копеек, — четко ответила Вересова.

— …шестьдесят девять копеек, — растянуто повторил Ковригин.

— Распишитесь, — напомнила Нина.

— Да-да. — Он быстро поставил подпись.

— Значит, если вспомните кого из знакомых Цыганковой, позвоните мне. Вот телефон, — Нина протянула листок с номером.

— Непременно, — поднялся Ковригин. — Всего доброго.

У генерал-майора проходило совещание. Докладывал Михал Михалыч:

— По сберкассе конкретных результатов пока нет… Отдельная группа занималась работниками сберкассы — и нынешними, и теми, кто уволился.

Внимательно слушали полковника собравшиеся.

— Особое место, — продолжал он, — занимал следующий факт: оказалось, что несколько лет назад в этой сберкассе работала контролер по фамилии Цыганкова. Более того, в свое время она была уличена в том, что просила своего хорошего знакомого, слесаря шестого разряда, изготовить дубликат ключа от сейфа.

— Так, — протянул генерал.

— В итоге, — говорил Михал Михалыч, — выяснилось: бывшая Цыганкова — ее фамилия теперь Осокина — проживает с мужем в Подмосковье. Паспорт свой никогда не теряла. Ключ от сейфа случайно утопила в пруду, когда катались с компанией на лодке. Испугавшись, тихонько заказала дубликат. Внешне ничего общего с приметами нашей Цыганковой не имеет. Так что отрабатывали версию ложную. Просто совпадение… У других работников сберкассы улик нет. Продолжаем проверку.

— Ну, Михал Михалыч, ты опытный сыщик, — сказал генерал-майор. — Кто с самого начала может знать: ложная версия отрабатывается или нет.

— Оно конечно, — кивнул Михал Михалыч и сел.

— Разрешите? — в дверях стояла Вересова.

— Очень кстати, — приветствовал ее генерал. — Докладывайте, Нина Александровна.

Вересова подошла к столу и после некоторой паузы заговорила:

— Модель преступления и его основные участники на сегодняшний день, похоже, ясны. Но чтобы задержать их с ценностями, которые они до времени наверняка надежно спрятали, нужно провести еще целый ряд следственных и оперативных мероприятий. Необходимо придумать для преступников ловушку…

Нина и Дивеев устроились на заднем сиденье служебной «Волги». Вересова бережно придерживала прямоугольную коробку с тортом, у майора в руках красовался букет гвоздик. Андрей рассказывал:

— Я просмотрел личное дело Елизаветы Ивановны. И в райвоенкомате, и в собесе… Славная, скажу тебе, женщина. Участница войны, была сперва в партизанском отряде, потом — в действующей армии. Имеет награды.

— Да, симпатичная бабулька, — согласилась Нина. — Мне сразу понравилась. Думаю, не подведет.

— В нашем деле без помощи общественности никак нельзя, — рассудительно заметил майор.

Елизавета Ивановна была непритворно рада гостям. На заставленном разнообразной домашней выпечкой столе рядом с букетом гвоздик уютно и солидно сопел самовар, стояли расписные чашки. В пузатом графинчике отсвечивала рубином домашняя наливка. Хозяйка показывала гостям семейный альбом.

— Это вот супруг мой покойный, Степан Егорыч. Царствие ему небесное, — говорила она. — Под Курском головушку свою сложил. Танкистом был. Как сейчас помню: забежал к нам в медсанбат. До свидания, говорит, Лизонька. В прорыв кидают… — Женщина утерла слезы и продолжала: — Последний раз повидались… Я уж тогда Петрушей в тягостях была. Вскоре в тыл меня отправили. Вот он, Петруша, сейчас-то какой! — Елизавета Ивановна с гордостью протянула фотографию, с которой смотрел симпатичный русоголовый мужчина лет сорока в форме моряка торгового флота.

— Плавсостав? — поинтересовался майор.

— Точно. Механиком на теплоходе, — пояснила она. — С Кубы сахар, значит, возют, а туда оборудование разное. И в Америку, и в Японию плавают… Да везде, почитай, бывал.

— Вы, как и многие, Елизавета Ивановна, в войну настрадались, — издалека начал Дивеев. — Но раны, как говорится, болят и зарубцовываются… А вот для людей нашей профессии война продолжается, идет каждый день. Такие, как Нина Александровна и наши товарищи, жизнь готовы отдать, чтобы честным людям жилось спокойно…