«Наверняка на меня нажаловался, — решил Бегьеш. — Готов голову дать на отсечение, что нажаловался...»

Кто-то из солдат спросил, можно ли курить. Лейтенант Ковач разрешил, и через несколько минут сизые клубы табачного дыма лениво потянулись к открытым форточкам.

— Кто из вас, товарищи, был в увольнении после первого января? — спросил офицер.

Ответом ему было молчание.

— Неужели никто не был?

И спять ни одна рука не поднялась.

— Хотелось бы знать почему.

Солдаты переглянулись, но никто не решался заговорить первым. И это не понравилось лейтенанту, который по собственному опыту знал: всеобщее молчание свидетельствует не только о недоверии, но и о том, что он упустил из вида нечто очень важное. Ковач начал подбадривать солдат, однако они по-прежнему молчали.

«Выходит, не доверяет мне не только Варьяш, но и остальные», — понял лейтенант.

— Могу я говорить откровенно? — первым нарушил томительную тишину Анти Штольц.

— Конечно.

— А мне, случайно, за это не попадет? — Анти взглянул на Бегьеша и почесал в затылке. — Другими словами, после наших критических замечаний наше положение не ухудшится?

— А вам разве плохо?

Анти окинул взглядом товарищей и пожал плечами:

— Хорошо, я буду говорить от своего имени. У меня дела очень плохи...

— Продолжайте.

— Товарищ лейтенант, в нашем отделении, за исключением младшего сержанта, как вы знаете, семь человек. Каждый день двоих из нас назначают в наряд, точнее, каждый бывает в наряде два раза в неделю. Поэтому начиная с января я лично не посмотрел ни одной передачи по телевидению, не прочел ни одной книги, более того, я даже не смог забежать в лавку военторга. Я ужасно устал и похудел на целых три кило. Не знаю, почему мы так заняты, но это факт. Мы работаем от подъема до отбоя, а иногда моем полы и после отбоя...

— Даже тогда, когда они совсем чистые, — перебил его Керестеш.

Постепенно в разговор втянулись и другие солдаты, и чем больше они говорили, тем неудобнее чувствовал себя лейтенант Ковач. Старшина Мартша и тот раскрыл рот от удивления.

Вскоре лейтенант выяснил, что поддержание строгой воинской дисциплины, чистоты и порядка превратилось в подразделении в самоцель, а он, командир, не заметил этого. А поскольку никто из солдат ни разу не пожаловался на Бегьеша, Ковач даже не предполагал, что тот может злоупотребить властью. Короче говоря, лейтенант оказался в затруднительном положении, из которого он должен был выйти так, чтобы не подорвать авторитета своего младшего командира. Он, конечно, не снимал с себя ответственности за случившееся, но сейчас главное заключалось в том, чтобы вернуть доверие подчиненных. И хотя лейтенант был молод, всего на несколько лет старше своих солдат, он понимал, что для этого в настоящий момент пригоден один способ — откровенный разговор.

— Ребята, допущена серьезная ошибка, — начал он. — И виноват в этом в первую очередь я сам. Вам по уставу положено свободное время, спать вы должны ложиться по сигналу «Отбой», а периодически ходить в город в увольнения. И я обещаю, что с сегодняшнего дня никто не сможет лишить вас этого. Я виноват и прошу вас извинить меня...

Потом лейтенант вызвал в канцелярию младшего сержанта Бегьеша и старшину Мартша. Он не кричал, не ругался, а тихим спокойным голосом напомнил им о той ответственности, которая лежит на них как на младших командирах.

— Мы с вами, товарищи, совершили серьезную ошибку. К сожалению, не могу утверждать, что она допущена случайно или по чьему-либо недомыслию. Распорядок дня должны неукоснительно выполнять все военнослужащие, и вы не имеете права нарушать его даже под благовидным предлогом. Отныне я лично буду следить за этим...

Когда солдаты остались одни, они мигом окружили Эндре:

— Ты у нас молодец!

— Как ловко ты все это проделал!

— Наверное, написал о наших непорядках своему фатеру?

— А что за подполковник приезжал в часть?

— Кто бы мог подумать, что ты у нас такой умный и хитрый!..

Эндре отнекивался, говорил, что никакому отцу он не писал и вообще ничего не предпринимал, чтобы поставить Бегьеша на место. Просто, когда его вызвали на беседу к одному из проверяющих и начали задавать вопросы, он сказал правду.

— Ты напрасно скромничаешь, — заметил Анти. — Бегьеш заслуживает хорошей трепки.

— Ну и здорово же ты ему врезал! — похвалил Эндре Поллак. — Ты думаешь, я не знаю об этом?

— Что ты знаешь?

— Дружище, меня не так-то легко провести. Я предупреждал Бегьеша, чтобы он не связывался с тобой, но он не послушался. А вчера его вызывал к себе майор Рашо...

— Бегьеша?

— Конечно. Вернулся он сам не свой...

— Хватит об этом! — оборвал солдата Эндре. Потом он подошел к окну и посмотрел в сторону города.

— Скажи, всю эту кашу действительно не ты заварил? — спросил у Эндре подошедший Анти.

— Я вижу, ты тоже порядочный олух. Ты что, не понял, что командование изволит шутить? Неужели ты на самом деле думаешь, будто Ковач ничего не знал о том, что творится у нас в подразделении? Я, например, этому не верю. Разве Бегьеш рискнул бы на такое без подсказки сверху?

— Может, ты и прав, — неуверенно проговорил Анти, — но мне кажется, Ковач был с нами откровенен.

— Просто он хорошо играл роль.

— Почему ты так решил?

— Я не раз видел в кино подобные трюки. А жена нашего командира, как тебе известно, училась в свое время в театральном институте, и познакомились они с ним не где-нибудь, а на киностудии. Готов спорить, что все останется по-прежнему.

— Не думаю. Ковач говорил искренне.

— Завтра утром я попрошу краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Готов спорить на что угодно, мне его не дадут.

— На что спорим?

— На сто форинтов.

— Согласен!

И они ударили по рукам.

В этот момент Ломбош включил транзистор. Передавали последние известия. Диктор как раз говорил о событиях во Вьетнаме. Солдаты слушали с напряженным вниманием, и руки их сами собой сжимались в кулаки.

Потом сообщили о возможном наводнении и о том, какие меры необходимо принять, чтобы стихийное бедствие не застигло людей врасплох.

— Нам сейчас только наводнения не хватает! — в сердцах воскликнул Анти.

В комнату вошел младший сержант Бегьеш. Остановившись посередине, он снял фуражку, потер лоб и распорядился:

— Керестеш, Черко, вымыть пол в коридоре! И пошевеливайтесь, чтобы по сигналу «Отбой» все были в постели.

— Ну, что я тебе говорил? — зашептал Эндре Анти так тихо, чтобы Бегьеш не услышал.

Солдаты поднялись и начали одеваться. Бегьеш посверлил взглядом Эндре и добавил:

— А если вода окажется слишком холодной, можете писать на меня жалобу в министерство.

Когда оба солдата ушли, Бегьеш придирчиво осмотрел остальных и отправил Анталфи, Хунья и Штольца на уборку большого лекционного зала.

Младший сержант и Эндре остались вдвоем. И вот Бегьеш заговорил тихим, но полным злобы голосом:

— Слушайте внимательно, Варьяш. Если вы решили меня попугать, то я не робкого десятка...

— Я вовсе не собирался вас пугать, товарищ младший сержант.

— Можете напустить на меня всех подполковников из министерства, я и тогда не стану лизать ваш зад! Понятно? Потому что я не боюсь ни вас, ни вашего подполковника.

Эндре почувствовал, как его охватило раздражение:

— Не боитесь? Да вы испугались так, что натравили на меня шестерых бандитов. Вы думаете, я этого не понимаю? Вы трус, который злоупотребляет своим служебным положением. Если бы мы были на гражданке, я бы проучил вас.

— Мы еще будем на гражданке, Варьяш.

— Вы и тогда осмелитесь подойти ко мне только вместе с бандой хулиганов. А сейчас оставьте меня в покое: вы мне омерзительны.

— Это я хорошо знаю. Для вас, аристократов, рабочий по-прежнему дурно пахнет. Раскатывать на шикарных машинах да шаркать на танцульках по паркету — вот что вы умеете. А еще вы научились разглагольствовать о том, что именно на вас все держится. Болтать языком вы умеете, но как только доходит до дела, тут вас не найдешь...