Катю с дочкой забрали с балкона. Свекрови вкололи лекарство от повышенного давления. Детская «Скорая» осмотрела малышку и нашла у нее немного красное горлышко. Кате прописали ванны с валерьянкой и внутрь тоже. Мама в это время взяла буханку черного хлеба, отрезала ломтик и собрала всю ртуть, после чего положила хлеб в банку и выставила за входную дверь. Тут приехала и МЧС с дозиметром, который был затребован в соседнем округе – местный давно не работал. Мама выдала им банку с хлебом. Уровень радиации показал удивительные данные – в спальне обнаружилось превышение нормы в три раза, а на кухне, в очаге, так сказать, все оказалось в допустимых пределах. Кот или от запаха валерьянки, или от ртути наворачивал круги по квартире. Катя велела свекрови срочно ехать в ветеринарную клинику на кастрацию и дезинфекцию, тем более что кастрировать собирались давно, да руки не доходили.

После того как свекровь увезла орущего кота, Катя собрала дочку и заявила мужу, что уезжает к маме и будет жить там, пока уровень радиации не придет в норму.

Муж безуспешно рассказывал Кате, что в детстве перебил кучу градусников – ему нравилось катать шарики по полу. А однажды даже выпил случайно – хотел прогулять школу, а мама принесла горячее молоко. Вот он и сунул градусник в молоко, где тот и разбился. Чтобы мама не заметила, он выпил не только ртуть, но, возможно, и стекло. И ничего, живой.

Катя тоже помнила, как в детстве пыталась замести ртуть из разбитого градусника веником, ничего не получалось, и она собирала ее мокрыми руками – и ничего, тоже живая. Но сейчас ведь другое время! Катя схватилась за телефон.

Свекровь, вернувшись с кастрированным ни за что ни про что котом, была вынуждена промыть все с хлоркой и приходить мыть полы три раза в день в течение недели. Катя, приехав к маме, развела марганцовку, протерлась раствором сама, а потом полила из ковшичка мужа. Тот поначалу упирался, но Катя сделала такое лицо, что муж покорно дал себя продезинфицировать. Мама согласилась на марганцовку без лишних уговоров. Ну а дочери Катя устроила настоящую марганцовую ванную.

Катя звонила свекрови и требовала, чтобы после хлорки она прошлась еще одним слоем нашатырного спирта. Катя хотела и полы помыть марганцовкой, но муж сказал, что паркет жалко – только недавно после ремонта.

Пока Катя жила в эвакуации у мамы, она не переставала звонить в МЧС и требовать контрольного замера уровня радиации. Надо сказать, МЧС приехала, замерила и торжественно объявила, что можно возвращаться – все в норме.

Единственным пострадавшим в этой истории стал кот, который так и не понял, за что его подвергли кастрации. На нервной почве он стал больше есть и спать. Катин муж тоже хотел бы больше есть и спать, но Катя решила, что ртуть могла осесть в организме, и перевела мужа на здоровое антиоксидантное питание и принялась будить его по утрам, чтобы выгнать на пробежку. Муж выходил на улицу, закуривал сигарету и рассказывал консьержке, как разбитый градусник может изменить жизнь. Консьержка выдавала ему ножку от гриль-курицы из «Ашана» и смотрела, как он ест. Катина свекровь увлеклась йогой и, кажется, нашла себе «интересного мужчину». Катина мама ей немного завидует, хотя и не подает виду. И только Катин отец продолжает утверждать, что ладно бабы истерички, но ведь зять должен был знать, что лучшее лечение от радиации – водка.

Дети имеют обыкновение болеть или по очереди, один за другим, чтобы не позволить матери расслабиться, или вместе, чтобы дать матери заряд адреналина. Но гораздо хуже, когда болеет еще и муж.

Да, когда болеют дети, даже пресловутым ОРВИ, обрывается сердце. Когда болеет муж, хочется найти цианистый калий и дать, чтобы уже не мучился. При этом женщина болеть вроде как не может. То есть может, но так, чтобы это было не видно.

Было дело – я долго держалась, но все-таки свалилась. Лежала, кашляла. Муж закрыл меня в комнате, выдал отдельную посуду, как зачумленной, и старался не заходить без особой надобности. «Почему ты все время болеешь?» – недовольно спросил меня он. Я задохнулась от возмущения и долго кашляла, как туберкулезник. Правильно говорит моя мама: «У мужчины сестра должна быть богатая, а жена – здоровая».

У меня заболели все и сразу. Муж лежал на диване в позе младенца и умирал. Он стонал, держался за сердце, хотя у него были сопли, просил принести стакан воды и требовал заверений в любви.

Сын понимал, что мне не до него, и начинал требовать внимания вечером, когда отец семейства был напоен таблетками, намазан мазями и уложен с книжкой. Он кашлял, вызывая рвоту, держался за ногу, хотя у него тоже были сопли, и просил разрешения пять минут поиграть на компьютере, чтобы ему стало «полегче». Дочь заступала на смену в ночь – хныкала, сбрасывала одеяло, снимала носок, требовала попить, игрушку. У нее не было ни соплей, ни кашля, только температура. Или мне только казалось, что она «горяченькая».

Половина кухонного стола была завалена лекарствами, пипетками и мерными ложками. В холодильнике стояли отвар шиповника с корнем имбиря, мед с соком черной редьки и нутряное сало. Открыть холодильник было невозможно – запах сшибал с ног.

Ничего удивительного, что я все перепутала. Сыну дала съесть нутряное сало, дочь накормила медом с редькой, а мужу дала жаропонижающую свечку вместе с водой – чтобы выпил. Странно, но всем стало легче.

На следующий день дом был похож на свалку. Рядом с кроватью мужа скопилось несколько чашек и стопка книг. Комната сына была завалена бумажными носовыми платками, как снежными хлопьями. А дочери понравилось открывать и закрывать упаковки с флаконами. И пока она пыталась отвинтить крышки, я успевала сварить бульон.

Еще через день все пошли на поправку и стали капризничать.

– Мне разве можно делать домашнее задание? – спрашивал сын. – Ты уверена, что мне не станет хуже? Может, я еще болею?

– Не хочу капать в нос, – говорил муж. – Капли в горло попадают, и они невкусные.

– А-а-а-а! – кричала дочь.

У нее появилась новая игра – она брала со стола предметы и складывала их в мусорное ведро. Я рылась в мусоре в поисках пипетки, носовых платков и капель. Дочь возмущалась и опять все выбрасывала.

А еще она ходила за мной по дому с игрушечным набором врача и ставила всем градусник. На ночь она требовала почитать про Айболита.

– Пожалуйста, отнеси на кухню чашку, – попросила я мужа.

Он шел по коридору, подволакивая ногу и постанывая. Посередине пути остановился и картинно высморкался – соплей уже не было. И кашля тоже. Но муж усердно хрипел.

– Устал я что-то, – произнес он и вернулся в кровать.

Сын пролил горячее молоко, которое пил, лежа на диване, задрав ноги. Дочь все-таки разбила флакон с сиропом от кашля.

– Что мне делать? – позвонила я маме.

– Снять номер в гостинице и выспаться, – посоветовала она.

Кстати, именно мама научила меня делать уколы. После аварии у нее так «прихватывало» спину, что она могла только лежать на животе, курить, сбрасывая пепел в пепельницу, стоящую на полу, и тихо материться.

– Давай уже, – кричала она мне.

– Не могу, я боюсь, – плакала я.

Я колола маму, заливаясь слезами, а в свободное время тренировалась на яблоках и бегала к всегда немножко нетрезвой, но бесконечно доброй и ласковой соседке-медсестре, которая учила меня находить вены, смешивать лекарство с физраствором и ставить капельницу на швабре.

После этого мне было ничего не страшно. Я колола плачущих детей – при этом один мальчик мне растесал бровь игрушечным паровозиком, – кусающихся собак – одна, к счастью, привитая от бешенства, все-таки цапнула. Я колола коллег в туалете и однажды сделала укол в пробке на дороге. Я делала уколы самой себе, беременной, перед зеркалом. И даже уши один раз проколола подружке. Все говорили, что рука у меня легкая.