Мы начали с короткой программы, той, что принесла ему потом большой успех. «Цирк», в котором я придумала показать его как жонглера с шариками и с предметами, Мне очень хотелось изобрести для него что-то совсем необычное, и как-то в Москве, когда я сидела дома одна, меня осенило — он будет кататься как бы с предметами. Я аж закричала от восторга!
Купила ему всяких шариков и требовала, чтобы он без конца ими жонглировал. Как человек очень способный, он, конечно, быстро научился ловить их и подбрасывать. Жонглирование вообще вещь полезная, развивает координацию и пластику А ему это дело еще и нравилось, он расплывался от удовольствия на тренировках, все у него получалось легко. Из Италии мы перебрались в Америку. В штате Нью-Джерси сняли кондоминиум, и он стал на катке рядом с домом тренироваться. Именно там, в Нью-Джерси, началась серьезная работа над произвольной программой — «Вестсайдская история». Первые ее элементы он попробовал еще в Италии. Подтянулся к нам и Володя Ульянов… Что я никогда не забуду, так это то, что у Леши все время ломались ботинки, примерно в три недели раз. Что означало: три раза за два месяца он переходил на новые ботинки. За наш первый сезон он сменил пять пар. Наверное, это своеобразный мировой рекорд, но в то же время ужасная мука, я не представляла прежде, что такое возможно. Когда у него ботинок сломался накануне первенства Европы, я думала, что он не сможет на соревнованиях кататься. А он выиграл этот чемпионат — и я им горжусь.
В знаменитых ботинках «Граф» у него пять раз выскакивала пятка. Один и тот же дефект. Без перерыва он с натертыми в кровь ногами от только что разношенных ботинок, одевал новую пару. И снова ноги — в кровь. Ботинки же нужно раскатывать, неделю терпеть. К тому же мы жили в Америке, а «Граф» — швейцарские ботинки, они доходили до Штатов по три недели. И однажды из-за этого получилась вынужденная пауза, три недели он не катался, а занимался атлетизмом.
В Америке он начал серию показательных выступлений, потом профессиональных соревнований. Так складывалось, что Леша один за другим все турниры выигрывал. В нашем первом совместном сезоне он принял участие в тринадцати турнирах и на одиннадцати из них победил! Одиннадцать! Немыслимая цифра для восемнадцатилетнего парня. Ягудин проиграл только чемпионат России и турнир в Японии. Каждый день я в нем открывала что-то новое. А работать мне с ним было, как никогда, легко, Леша выдерживал любые нагрузки, мог прокатывать на одной тренировке целиком программу по нескольку раз, что до него у меня никто и никогда не делал. Жили мы с ним в одном доме, а это дополнительная сложность — все время вместе. Вместе в машину, вместе из машины, вместе разминаться, вместе кататься, вместе садились обедать, я ему готовила. Правда, у него была своя комната, он там от меня передыхал. Передыхал, казалось, нормально, но вдруг взмолился нечеловеческим голосом: давайте купим собаку! Собаку купили. И жили уже втроем, с собакой. К тому времени мы решили, что произвольную композицию, которую не только поставили, но уже и обкатали, надо забыть и сделать новую. Алик Гольдштейн предложил мне музыку, а из нее и получилась программа, с которой он в 1999 году выиграл второй раз чемпионат мира — «Лоуренс Аравийский». Прекрасная мелодия, благодаря ей я программу поставила за неделю, а он ее сразу стал обкатывать на соревнованиях.
Лешу пригласили на чемпионат мира среди профессионалов — это случилось первый раз. Все, о чем я рассказываю, происходило в первой половине сезона. Он выигрывает у Браунинга, фигуриста, считавшегося непобедимым. Причем Браунинг тоже выходит с цирковой композицией — «Клоун». Демонстрирует ее на таком уровне, что зал встает. А Лешка его обыгрывает. Немыслимо, Браунинг — фигура в мировом фигурном катании уникальная по таланту, такой мастер рождается раз в двадцать лет. Подобного сочетания актерского дарования и спортивного мастерства нет ни у кого. А Леша вырывает у него звание чемпиона мира среди профессионалов.
Приезжаем в Москву, декабрь, первенство России. Он все время нудит: «Не хочу на чемпионат страны, не могу, я устал». Его организм начал немножко разлаживаться, слишком много стартов. Чемпионат страны он сдает, просто сдает Плющенко. Нет никакой энергетики, он не хочет кататься, все ему, как говорится, по барабану. И следующие соревнования, которые проводятся в Токио, он тоже проигрывает Плющенко. Проигрывает, потому что не соблюдает режим. Январь. Подходит чемпионат Европы. За шесть дней до старта ломается очередной ботинок. Воспринимаю это событие, как личное горе. Я уже полюбила этого Лешу, полюбила за то, что он человек открытый и бесхитростный, не врет. Мне, во всяком случае.
А между тем собака в Америке съела весь дом. С утра луж на ковре не меньше пятнадцати. Назвал он пса Лоуренс, в честь своей произвольной программы. Лорик — совершенно замечательное существо, коккер-спаниель, все, живущие в доме, его обожали. Лорика к нам принесли, когда ему исполнилось только три недели. Он спал с Лешкой, потом прибегал будить меня, для того чтобы я за ним убрала. Оказывается, по ночам наш коккер-спаниель выходил от хозяина и делал свои дела исключительно на белом ковре, которым была устелена вся гостиная. Владельцы дома, похоже, не рассчитывали, что в нем может жить собака типа Лорика. Лешка покупал все имеющиеся в наличии в США средства оттирки-протирки, и этими лужами занимались все, кто попадал в дом. А попадали туда многие. Так, в Америку были вызваны: Лена-пошивщица, Нателла-художница, Володя Ульянов. Потом ко мне приехала итальянская пара. Буквально терем-теремок, все валялись на раскладушках, кто где, а Лорик перемещался от одного к другому, прыгая и каждого целуя. Честно говоря, в доме творилось черт-те что, но все домочадцы занимались Лешей и убирали за Лориком все, что он нам преподносил. К собаке все искренне привязались, и, надо сказать, песик оказался отдушиной, потому что в Америке нам было нелегко: бесконечные соревнования и, в общем, не родина. А когда вдвоем, да еще тренировки за тренировками, то тяжело вдвойне. Но собака нас как-то отвлекала.
У меня в Америке соскочил позвонок и почти отнялись ноги. Лешка меня таскал на тренировки, я не могла ни сесть, ни встать. И если б не знаменитая массажистка Тамара, которая ко мне приехала, то, думаю, по сей день лежала бы недвижимая в больнице. Тамара мне буквально вырвала этот позвонок и вставила на место. Потом серия уколов, так я приходила в порядок. Собака — единственная, кто меня поднимал, я просыпалась в шесть утра, сползала на пол, сперва сама добиралась до туалета, а потом заставляла себя как-то встать на ноги, надо же было — и ее выводить. Не могу сказать, что я собаку по утрам выгуливала, скорее, она выгуливала меня. Лорик тянул поводок, и я каким-то образом, с криком и болью, переставляла ноги. Так Лорик и Тамара меня спасли от полной недвижимости. За свой подвиг Лорик сгрыз абсолютно все, что находилось на полу, включая все плинтуса. Как положено нормальной собаке, он перегрыз ножки у стола, стол упал. Он пережевал все ботинки. Писал, где хотел. Хотел — писал в постели, хотел — писал на гостей, только успевали за ним стирать и убирать. Собака в доме росла как на свободе, в джунглях.
Лорик — точная копия характера Леши, тот до сих пор такой же вольный стрелок. И ходить Лорик стал, как Лешка, походка — один к одному. Собаку потом привезли в Петербург к маме. Мама пришла в ужас, мало того, что какая-то тетя взяла сына тренировать, она еще купила ему собаку. Понятно, что свалить Лорика на Лешину маму, в общем, был с моей стороны довольно хамский поступок, но Лешка так ныл, что я не выдержала и ему сказала: «Прыгнешь четверной, я тебе куплю собаку». А он взял и сразу прыгнул и требовал от меня держать слово, все-таки он был еще мальчишка. Из Америки мы уехали, когда повсюду звучало его имя: «Ягудин, Ягудин, Ягудин». Тут не стоит обольщаться. В нашем деле так всегда, один год: Ягудин-Ягудин, на следующий — уже на кого-то другого молятся. Но мальчик этот рос и убедительно побеждал. Единственное, что он отказывался понимать, — зачем участвовать в показательных выступлениях? До него не доходило, как это кататься, не соревнуясь? Я твердила ему: тебе все равно придется их полюбить потом, когда ты начнешь сходить, а сейчас ты в них открываешь свое лицо, свое отношение к фигурному катанию. А он, как маленький, обожал «кто кого», обожал соревновательный кураж.
