РАЗДЕЛ I.

-=ДРЕВНЕЙШИЕ ЛИТЕРАТУРЫ АЗИИ И АФРИКИ=- Н. И. Конрад

ВВЕДЕНИЕ

Формулируя задачу первого тома как стремление воссоздать движущуюся панораму литературы Древнего мира, следует добавить — нашего Древнего мира. Что значит «нашего»? Это значит, того мира, с которого начинается наша история, того мира, к которому восходит наша сегодняшняя цивилизация.

История человечества глубоко драматична. В работе, посвященной литературе, позволительно при характеристике и нелитературных явлений прибегать к помощи литературных категорий. Поэтому скажем: история нашего мира — драматическая трилогия, Древность — ее первая часть, Средневековье — вторая, Новое время — третья. Но в истории драматургии мы нередко находим трилогии, первой части которых предпослан еще и Пролог. Такой своего рода «Пролог» имеет и наша историческая трилогия — это история мира, еще более древнего, чем наш.

Что же это за «еще более древний» мир? Чтобы представить его, вспомним сначала наш Древний мир. Во всякой драме есть действующие лица. Кто же действующие лица в первой части нашей трилогии — нашего Древнего мира? Хотя бы главные? Греки, римляне, персы и евреи, индийцы Пенджаба и бассейна Ганга, чжоуские китайцы. О том, что они действительно главные, свидетельствует даже история литературы Древнего мира: в нее входит то, что создано именно этими народами.

Совсем другие действующие лица предшествующего, «еще более древнего» мира: шумеры и египтяне, ассирийцы и вавилоняне, хурриты и хетты, финикийцы и ахейские греки — на одной «сценической площадке»; создатели культуры Мохенджо-Даро и Хараппы в Индии — на другой; иньские китайцы — на третьей. «Площадки» эти — три культурно-исторические зоны; Евро-афро-азиатская — с тремя центрами: в долине Нила, в Междуречье Тигра и Евфрата, на Крите и Пелопоннесе; Южноазиатская — в бассейне Инда; Восточноазиатская — по среднему течению Хуанхэ. Различно время начала исторической активности народов этих зон. Раньше всего — в IV тыс. до н. э. — культурно-историческая жизнь стала складываться в первой зоне; несколько позднее — на грани IV—III тыс. — во второй; еще позднее — во II тыс. до н. э. — в третьей.

Почему же все происходившее в этих зонах для истории мировой литературы только пролог к нашему Древнему миру, а не просто его отдаленное начало?

Да, конечно, «действующие лица» сменились: одни, как, например, шумеры, хетты, ахейцы, вообще сошли со сцены; другие, как, например, вавилоняне, ассирийцы и финикийцы, перешли и в нашу Древность, но уступили главные роли «молодым» народам того времени — грекам, римлянам. Смена действующих лиц произошла, но такая же смена произошла на повороте от Древности к Средневековью и в истории нашего мира: на исторической арене тогда появились молодые народы: германцы, славяне, тюрки, сяньбийцы, корейцы, японцы и многие другие. Таким образом, появление на исторической арене новых народов не может рассматриваться как что-то принципиально отличающее новый Древний мир от старого.

Не может также считаться особым отличием и то, что исторически новые народы весьма круто обошлись со своими предшественниками. В свое время персы, прокладывая себе дорогу в новый Древний мир, решительно отстранили все прочие народы переднеазиатской части обрисованного выше круга старого Древнего мира. Но в дальнейшем, уже в разгаре истории нового Древнего мира, в царствование Александра Македонского, им самим был нанесен сокрушительный удар со стороны молодых народов. А еще раньше дорийские племена греков покончили со своими предшественниками, ахейцами, на Пелопоннесе, острове Крите и на побережье Малой Азии. Долго держались на сцене финикийцы, но и их Карфаген, этот последний оплот и символ их средиземноморского могущества, был разрушен; и разрушил его также молодой народ — римляне.

Да, конечно, новый Древний мир весьма ощутительно перетряхнул старый, но ведь и новый также закончился переломом: его начали внутренние силы самого Древнего мира, закончили же «варвары», обрушившиеся на этот мир во всех его зонах, от крайнего восточного края — Ханьской империи — до крайнего западного —

империи Римской. Общеисторические же последствия этого перелома были куда более значительными, чем при крушении старого Древнего мира: тогда классовый строй остался тем же, в основном рабовладельческим, и переход к новому Древнему миру означал только наступление новой фазы в истории древнего рабовладельческого общества; позднее произошло радикальное изменение общественной формации: она стала феодальной.

Вспомнив все это, можно снова поставить вопрос: почему же мы сочли возможным говорить об этом старом Древнем мире как о прологе нового?

Может быть, потому, что его культуре было далеко до культуры нашего Древнего мира? Да, об очень многом в культуре старого мира мы вообще ничего не знаем; о многом, например о культуре Мохенджо-Даро и Хараппы в Индии, культуре Яншао в Китае, мы можем судить лишь по некоторому количеству материальных предметов. Но в других случаях история была более милостивой: Кносский дворец на Крите, хотя и в руинах, мы все же можем видеть и сейчас, как и Львиные ворота в Микенах — последние даже в сравнительно сохранившемся виде, — а от Ассирии, Вавилонии, Египта осталось целое богатство, притом не только памятники материальной культуры, но и письменные свидетельства. Все наши знания об этом старом Древнем мире убедительно говорят о наличии в нем, во всяком случае в его евро-афро-азиатской части, великой и многосторонней цивилизации. Почему же это все только пролог? Напомним читателю, что мы предлагаем ему не общую историю нашего Древнего мира, а историю его литературы; поэтому, говоря о прологе, мы имели в виду пролог именно к истории литературы. Напомним также, какой смысл можно вкладывать в понятие «пролог»: в прологе должно сообщаться то, что требуется знать предварительно для понимания последующего; в нем должна содержаться и завязка всего того, что потом развертывается. Старый Древний мир для истории литературы нового Древнего мира является именно таким прологом-завязкой.

*ГЛАВА 1.*

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕГО ЕГИПТА(М. А. Коростовцев)

Первым, кто привлек внимание русской общественности к литературе Древнего Египта, был В. В. Стасов. В октябрьской книжке журнала «Вестник Европы» за 1868 г. он напечатал статью, посвященную знаменитой египетской «Сказке о двух братьях», в которой подверг острой критике еще недавно широко распространенные в ученом мире представления о том, что в Древнем Египте «не было никогда ни литературы, ни поэзии». «Множество писателей, людей самых компетентных и сведущих, — писал В. В. Стасов, — решили в своей голове, что нам неизвестно никаких остатков египетской литературы», и, «значит, ее не было, и такой приговор был пущен на весь мир» и подхвачен «историческими учебниками». Самому Стасову, по его признанию, подобные утверждения всегда казались заведомо ошибочными, однако и от причин, их породивших, невозможно было отмахнуться. «Но что же было делать с Египтом, когда храмов, статуй и картин его было перед глазами у каждого так много, а литературных произведений — ни одного?» — спрашивал русский критик и сам отвечал на вопрос: ждать открытия памятников египетской литературы. Ждать оставалось недолго.

В 1852 г. англичанка леди д’Орбиней приобрела в Италии египетский папирус (ныне носящий ее имя и хранящийся в Британском музее) и тогда же показала его в Париже известному французскому египтологу Эммануэлю де Руже. Тот прочел и, исследовав текст, опубликовал его частичный перевод. Перевод произвел сенсацию: впервые стало известным произведение древнеегипетской художественной литературы. Со временем за ним утвердилось название «Сказки о двух братьях» ^[1], и именно о ней поведал русскому читателю В. В. Стасов. Он же впервые перевел ее с европейских переводов на русский язык, сопроводив пояснениями и комментариями.